Стеклянный купол

– О другом. Разумеется. Но поскольку ваш вопрос, ваша претензия не соответствует вашему высокому статусу, я решил напомнить вам элементарные истины.

– Убирайтесь вон! – донеслось с улицы.

– Может, им напомните? – усмехнулся Иркан, указывая на окно. – К чему эти словеса, мастер? Давайте уже признаемся: мы не справились. Перспективному государству, которое постоянно расширяется, наше учение даром не нужно. У голбитов и прочих тейленли, да простит меня мой язык, есть свой бог. Голбакан. Его заветы гораздо проще, понятнее, роднее. Служители Голбакана доходчиво объясняют землякам, как жить. У нас так не получается.

– Все у нас получится… – Хробар запнулся, он едва увернулся от осколков. В витражном окне зияли уже две широких пробоины.

– Все у нас получится, – повторил Просветитель, не обращая внимания на ухмылку Иркана, – ведь мы пришли на благодатную почву. Голбиты – смышленый народ, они самостоятельно построили гражданское общество…

– И сейчас это гражданское общество закидывает нас камнями. Дружно закидывает, факт.

– А нынешний император Голбитора – мудрый человек. Продолжает дело своего предка, принимает наших жрецов со всех десяти земель!

– Принимает, но защищать не собирается. Где же стража, которая угомонила бы этих прекрасных граждан?

– Бросьте ерничать, Иркан, – поморщился Хробар, – вам не к лицу. В нашем деле бывает всякое, для этого храмовников и обучают боевым навыкам. К тому же вы прекрасно знаете, из-за кого эти люди здесь собрались. Почему так хотят нас прогнать. Проблема не в народе, а в конкретном человеке.

– Что это меняет, наставник? – заговорил третий жрец.

Этот обладал смуглой кожей, рельефным лицом, проницательными глазами – от голбитов он отличался только высоким ростом и длинными темно-русыми волосами. Звали его Лангар Жестокий, и он по-прежнему признавал Хробара наставником, хотя уже семь лет ему не подчинялся. После Третьего Посвящения жрец получал право выбирать собственный путь. Лангар выбрал свободу, но уважение сохранил.

– Это все меняет, Лангар, – обратился к нему старый мастер. – С любым человеком можно договориться.

– Если не уберетесь до захода солнца, мы подожжем трактир! – Опять провокатор, теперь его голос узнали все. Угрозы были не для ардийцев, они подзадоривали толпу.

– Подожгут, – заверил Иркан, осторожно подглядывая в окно.

– Третий год на исходе, мастер, – напомнил Лангар. – Не поздновато ли договариваться?

– Договариваться никогда не поздно. Попытаемся еще раз. Прямо сейчас. Вооружаемся и идем в храм Голбакана.

– До встречи в Вечности, братья! – мрачно пошутил Иркан.

У остальных жрецов предсмертное прощание улыбки не вызвало.

– Нас разорвут, – сухо предположил четвертый, самый молодой храмовник. Его звали Урил Рыжий, и он почти не боялся.

– Не думаю, – покачал головой Хробар. – Иркан верно подметил, имперских воинов там нет, а обычные горожане умирать не готовы. Да и сражаться не обучены. Могут только растерзать, толпой. Поэтому смыкаем круг и держим их на длину клинка. Того, кто нападает – режем, но не насмерть, только чтобы крови побольше. Следите за мастером Лангаром, он большой умелец калечить людей. Не обижайтесь, Лангар, сейчас это комплимент.

Лангар не обижался. В отличие от остальных, он с детства привык к причудам наставника. К вежливому «вы», будь перед тем архонт или пятилетний воспитанник. К вызывающей невозмутимости, за которой скрывался острый ум. В какие бы переделки они не попадали, с каким бы противником не сталкивались, Хробар всегда знал, как поступить – уныние и отчаяние были ему неведомы. Поэтому и сейчас Лангар не возражал. Вытащил из ножен узкий ардийский меч, следом кинжал для левой руки, и двинулся к дверям вместе с остальными. За дверью была лестница, под лестницей – просторный и пустой зал трактира. Потом еще одна дверь, входная, с тремя мощными засовами. А дальше – улица, полная разгоряченных людей. Сперва они накатили: с ревом, будто живая волна, но при виде ардийских клинков отступили.

– Мы идем к храму! – громко сказал Хробар Достойный с идеальным местным выговором. – Я буду говорить с Алавием Геором!

После этих слов заступить им дорогу не решился никто.

2

Храм Голбакана стоял в самом сердце города, на центральной площади, рядом с дворцом префекта, зданием имперского банка и роскошными особняками знати. Даже на их фоне храм выглядел внушительно, его шпили возвышались над землей на добрую полусотню метров. Архитектура ритуального сооружения отличалась явной агрессией: острые углы, совершенство форм и крупные каменные блоки давили наглядной мощью. При этом цвет облицовочных плит был серым, невзрачным. На фоне яркого окружения серость храма слегка портила впечатление, но в то же время подчеркивала его исключительность.

Ардийцев встретили у самого входа: высокой арки, украшенной традиционным голбитским орнаментом. Местные храмовники застыли, словно богатые статуи в длинных шелковых балахонах. Балахоны покрывала сложная вязь из серебра – любимого металла Голбакана. Вопреки ожиданиям гостей, в храм их не пустили. Без всяких разъяснений ардийцев проводили к другому зданию, соединенному с серой громадиной через воздушную галерею.

Этот дом, а скорее – дворец, скромностью не отличался. Он состоял из трех протяженных ярусов с надстройками в виде островерхих башенок. Каждый ярус был богато украшен лепниной, скульптурами, живыми растениями; резной фасад рассекали стреловидные окна. Крыша здания представляла собой единую террасу, она обрамляла высокий стеклянный купол – ардийцы предположили, что света внутри особняка много.

Сопровождающие сменились, храмовники передали гостей местной прислуге. Одежда слуг также имела нашивку с символом храма, эти люди принадлежали верховному жрецу Алавию Геору. Вопросов по-прежнему никто не задавал, ардийцев здесь явно ждали. Обстановка внутри особняка оказалась еще более вызывающей: каждая комната, через которую они проходили, была облицована разными породами камня, отполирована до блеска и наполнена роскошью.

Наконец гости попали в главное помещение: просторный зал, заключенный в самом центре здания. Именно его укрывал стеклянный купол, именно он занимал сразу три яруса в высоту. По стенам зала тянулись балконы и галереи, а под ними раскинулся живой сад с изящными мраморными статуями, деревянными топчанами и каменными столешницами. Посреди сада журчали несколько фонтанов, они наполняли водой широкий белокаменный бассейн. К бассейну ардийцев и подвели. Только сейчас Лангар сообразил, что у них не забрали оружие. Это было особенно удивительно: либо хозяин настолько им доверял, либо настолько презирал.

Алавий Геор сидел по пояс в воде, у самого края бассейна. Одежды на нем не было. Верховный жрец Голбакана широко развел руки и непринужденно откинулся на мраморный парапет. Для столь высокого титула он был невероятно юным: еще моложе Урила, а тому исполнилось всего двадцать пять. Кожа Алавия выглядела розоватой, тело – щуплым, он явно не привык перетруждаться и редко бывал на солнце. Мягкие черты лица, крупные голубые глаза и пухлые губы превращали его в вечного ребенка. Золотистые волосы добавляли образу еще больше первозданной невинности. Однако настоящий Алавий Геор раскрывался во взгляде: холодный, насмешливый, пронизывающий – он сразу же настораживал.

В чаше бассейна верховный жрец был не один. Рядом с ним плавали и плескались семь девушек. Лангар не переставал удивляться: все девушки принадлежали к разным народам, отличались фигурами, цветом кожи и волос. Хробара Достойного занимало другое. Учение Голбакана призывало последователей к скромности – и знатные голбитки, и простолюдинки укрывали тело с головы до пят, являя свою красоту только законному мужу. В то же время мужчины голбитов связывали жизнь с единственной спутницей, матерью семейства. Алавий Геор, как главный хранитель традиционных ценностей, открыто попирал их все. Обнаженные девушки смущения не выказывали, они вообще не обращали на гостей никакого внимания.

– А, пришли наконец-то, – заговорил Алавий без всяких вступлений, его голос звучал чисто и звонко. – Наконец-то удостоили меня чести. Польщен. Уже год, как я верховенствую в храме Имонгонарха, а мы с вами до сих пор не знакомы. Что же заставило вас пойти на такую… любезность?

– Приветствую вас, святейший избранник Серебряного Властителя Голбакана! – В отличие от хозяина, мастер Хробар не собирался нарушать установленный церемониал. – Благодарим, что нашли время принять нас у себя, благодарим, что согласились выслушать. Уже третий год мы живем в вашем прекрасном городе, несем народу Голбитора мудрость своего Храма, мудрость Ардии…

– О каком храме ты говоришь, старик? – прервал его Алавий. – Какому богу вы, четверо, поклоняетесь?

– Наш бог – это знание, господин, – терпеливо пояснил Хробар. – Абсолютная Мудрость, к которой любой человек стремится по своей природе. Ведь именно разум отличает нас…

– Значит, вы безбожники, – вновь перебил его хозяин. – Которые, как известно, стократ хуже неверных. Неверные-то понимают, как устроен мир, и лишь не признают верховенство Серебряного Властителя. Они глупцы, но глупцов можно перевоспитать. А вы, ардийцы, неисправимы. Вы ни во что не верите, постоянно требуете доказательств. И даже когда они перед вами, все равно сомневаетесь. Но самое скверное – вы несете свои сомнения моему народу. Как его духовный заступник, я не смею этого допустить.

– Ваш предшественник…

– Мой предшественник был старым идиотом. Он считался знатоком нашего учения, но совершенно не понимал его суть. Поэтому и терпел таких, как вы. К счастью, Голбакан его прибрал. Для Имонгонарха наступают новые времена, времена очищения и праведности.

– За два с лишним года я неплохо познакомился с вашим учением, – невозмутимо заявил Хробар. – Признаю его глубину и прогрессивность, даже с учетом мифической сущности Голбакана. Кроме прочего, в нем сказано: «Твердость, умеренность и смирение – вот главные добродетели здоровой души». А сейчас я смотрю на вас и задаюсь вопросом: смеет ли наставник быть лицемером? Может ли призывать к тому, чего сам не придерживается? И для кого именно наступят «времена праведности»?

Лангар несказанно удивился, он не ожидал от мастера подобной дерзости. Хорошо, что у них не отобрали клинки: обычно после таких выпадов начинается самое интересное! Однако на этот раз Алавий Геор не перебивал и внимательно дослушал речь Хробара. С каждым упреком улыбка на лице хозяина становилась шире. А потом Алавий ответил, совершенно спокойно и вкрадчиво:

– Для праведников. Времена праведности наступят для праведников. Ну-ка, сестрички, объясните этому старому дуралею, зачем вы здесь. Встаньте за мной!

Девушки, которые до этого вели себя непринужденно, мгновенно подчинились приказу. Они выбрались из бассейна и выстроились в ряд на парапете, прямо за спиной Алавия. Каждая покорно опустила глаза, но это был единственный знак смущения – ардийцы в подробностях рассмотрели красоту обнаженных тел. У Урила перехватило дыхание, его природа взяла верх над воспитанным смирением.

– Красавицы! – Алавий запрокинул голову и довольно причмокнул, окидывая девушек взглядом снизу. – Я лично выбирал каждую. Прежде они были простыми рабынями, но милостью Голбакана их жизнь разом переменилась. Теперь каждая живет при мне в неге и роскоши, как преданная служительница нашего бога. Ты верно сказал, старик, я его избранник! Но не только. Серебряный Властитель наделил меня великой силой, отразился во мне, как в смертном воплощении. Если ты так хорошо разобрался в нашем учении, то должен знать, что у Голбакана есть восемь жен, которых он взял силой. Напомнишь, как их зовут?

– Это восемь сестер, им поклоняются народы лиерли, – ответил Хробар. – Легендарные богини, побежденные и плененные Голбаканом. Их имен я, к сожалению, не припомню.

– Что ж, тогда я тебе помогу. На живом примере, – усмехнулся Алавий. – Смотри, вот эта прелестная ораденка – моя любимица и старшая из сестер – Эранфель. Следом за ней голбитка – Менетоси, а дальше харатка – Навитара, велизарка – Икенаята, леврачка – Вельгрелла, кехенка – Аникала и Ашильяла – серая кетменка. Не хватает только Сальбари. Гинпийская красавица безвременно нас покинула, теперь вот подыскиваю ей замену. Как и Голбакан, я считаю этих прелестниц своими женами. Как и Голбакан, я не спрашивал их согласия. Но спросите же вы, ардийцы, мечтает ли кто-то из них меня покинуть? Вернуться в рабство, нужду? Нет, ведь праведная жизнь под властью Серебряного Властителя куда приятнее! И скоро я докажу это остальным, верным и не очень. Подарю праведникам новый мир, от которого они уже не захотят отказаться. Ты же мудрец, старик – должен понимать, на что я намекаю. Ну же, напряги свои дряхлеющие мозги!

– Мы вам мешаем, – хмыкнул Хробар. – В мире блаженных рабов для Абсолютной Мудрости места нет.

– Точно! – рассмеялся Алавий. – Вот только те, кого ты называешь «блаженными рабами» – и есть настоящие люди. Не нужна им ваша Абсолютная Мудрость. Спросите любого: ему гораздо милее сытный стол, мягкое ложе и красивая наложница. Мудрецы всегда хотят большего – они всегда несчастны. Однако несчастье несчастью рознь. Если не уберетесь из моего города, обязательно в этом убедитесь.

– Безусловно?

– Да. С безбожниками договариваться не о чем. Возрадуйтесь уже тому, что отпускаю вас с миром.

– Нам потребуется пара недель, чтобы закрыть представительство, – прикинул Хробар.