Чёрный бриллиант

Под накалом безумных страстей
Я в огне этой страсти сгораю.
Что мне выпадет из мастей
Я пока что ещё не знаю.

Игра уж за полночь зашла.
Ренонс, грильяж, марьяж.
А у меня лишь мысль одна:
«О, Боже! дай мне шанс!»

Я дрожу. Я безмерно страдаю.
Мне бы только везенья чуток.
Этой ночью я долг отыграю
Или пулю пущу в свой висок.

Бабушка встала спозаранку, напекла пирогов, и, сунув мне огромный пакет, велела угостить маму с папой. Поскольку следующий день был выходным, меня провожали на вокзал всем семейством.

Когда из окна вагона я посмотрела на бабушку, моё сердце сжалось. У меня было предчувствие, что вижу её в последний раз.

Глава 15

«Скорая помощь». Новые друзья

Всю обратную дорогу я пыталась переварить информацию, полученную от бабушки. Но пора была подумать и о трудоустройстве.

По приезде в Ригу долго заморачиваться не стала, поняв, что стационар мне в ближайшее время не светит. Поэтому решила воспользоваться советом Императрицы.

Как я ни старалась оттянуть этот неприятный момент, время неумолимо шло вперёд. И в один «прекрасный» день пришлось всё-таки заставить себя направиться на собеседование к главврачу «скорой помощи», Семёну Яковлевичу Штурму.

Меня встретил лысеющий мужчина средних лет с колким взглядом и хитроватым выражением лица. Пока он изучал мои документы, я думала, не вернуться ли мне обратно к Галине Семёновне.

Наконец, он оторвал свой взгляд от документов и перевёл его на меня.

– Татьяна Павловна, скажите честно, почему вы хотите работать на «скорой помощи»?

– Потому что в стационар не приняли, – удивлённая таким вопросом, честно ответила я.

– А мне хотелось бы, чтобы мои сотрудники работали по велению сердца.

«Кто на „скорой“ будет работать по велению сердца? И к чему такие высокопарные слова?» – подумала я, усмехнувшись про себя, но не озвучив свои мысли.

– Вы, конечно же, думаете, что, работая на «скорой помощи», нельзя стать выдающимся специалистом, – будто уловив мои мысли, продолжил он. – Однако, это – глубокое заблуждение. «Скорая помощь» – это одно из самых важных, если не самое важное звено в медицине. Во многом от правильного оказания именно первой медицинской помощи зависит судьба пациента. Врач линейной бригады должен быть многопрофильным специалистом и хорошим диагностом.

– Но я хочу быть хирургом.

– Ох уж эта молодёжь со своими амбициями и максимализмом. Успеете вы ещё стать хирургом. У вас вся жизнь впереди, – с раздражением произнёс он. – Поверьте мне, знания, полученные здесь, пригодятся вам в любом случае. К тому же, врачи «скорой помощи» выходят раньше на пенсию. Вам, наверняка, мои слова сейчас покажутся смешными, потому что вы ещё слишком молоды, чтобы понять быстротечность человеческой жизни. Но когда-нибудь, поверьте мне, вы вспомните их.

Я подумала, что он издевается надо мной. И только теперь, по прошествии многих лет, поняла насколько мудрым человеком был Семён Яковлевич.

– Поработаете сначала на линейной бригаде, а потом и на хирургическую переведём, – продолжал он. – ЭКГ делать умеете?

Я пожала плечами. Во время работы в зональной больнице мне не приходилось этим заниматься, поэтому я ответила:

– Делала только во время учёбы в институте.

– Вот видите, Татьяна Павловна. А врач «скорой помощи» должен уметь это делать. И купировать любые виды аритмии, и отличать кардиальный отёк лёгких от пульмонального, а диабетическую кому от гипогликемической, и купировать приступ эпилепсии и провести, в случае необходимости, реанимационные мероприятия, и диагностировать инфекционные заболевания. Дальше перечислять не буду. Вы всё это можете делать?

Я отрицательно покачала головой.

– Тогда придётся послать вас на двухмесячные курсы подготовки врачей «скорой помощи». Не возражаете?

– Нет. Спасибо, – сказала я, а про себя подумала, что действительно многого не знаю и не умею.

– Ну вот и ладненько. Догуляете свой отпуск, и с понедельника – на курсы.

Он встал из-за стола и подал мне руку:

– Желаю удачи! Направление возьмёте у секретаря.

Поблагодарив главврача ещё раз, я вышла в смятении, задумавшись над его словами.

Когда, после окончания курсов, вышла на работу, график дежурств уже был составлен – сутки через двое, то есть полторы ставки.

Семён Яковлевич, несомненно, был прав. Работа на «скорой» – это бесценный опыт для врача любой специализации. Что только не приходилось видеть и делать.

На линейных бригадах обычно, кроме врача, дежурил фельдшер. Однако, часто приходилось выезжать на вызов только с водителем. Хорошо, если им оказывался сознательный человек. Он и тяжёлую медицинскую сумку донесёт, и электрокардиограф, и за кислородной подушкой сбегает, и в транспортировке больного примет участие. Но были и такие, которые со своего места не сдвинутся ни при каких обстоятельствах. На любые просьбы у них был один ответ: «Мне за это не платят». Но, к счастью, таких было немного и надолго они не задерживались. А вообще, водители «скорой помощи» – народ особый. Работа тяжёлая, небезопасная, мало оплачиваемая, связана с бессонными ночами. Не каждый захочет по ночам при свете тусклых фонарей, а то и без всякого освещения, ездить по незнакомым закоулкам, разыскивая адрес пациента, тем более безработицы в нашей стране в то время не наблюдалось. Хорошо, если родственники выйдут встречать. Не успеет иной раз водитель адрес найти, а по рации уже передают следующий вызов, в другой конец города.

Бригады складывались сами собой, с учётом личных предпочтений. Люди прибивались друг к другу по мере знакомства. Текучка кадров была довольно большая. Не успеешь присмотреться к человеку, а он уже уволился.

Поначалу приходилось работать с разными людьми. Они менялись как мозаика в калейдоскопе. Но через пару месяцев начала формироваться и моя бригада. Водитель Санёк – высокий темноволосый парень с тонкими чертами лица и волевым подбородком, один из тех романтиков, которых хлебом не корми, дай с сиреной промчаться по городу, и фельдшер Оленька – миловидная девушка с огромными карими глазами, застенчивой улыбкой и толстой тёмно-русой косой до пояса. Она была очень миниатюрным и хрупким созданием.

Мы все работали на полторы ставки, поэтому составить график дежурств не составляла труда. Среди медиков была распространена поговорка: «На ставку жить не на что, а на полторы – жить некогда».

Так и нам, с одной стороны, жить было некогда, а с другой – это и была сама жизнь. С учётом того, что после дежурства, как минимум, полдня уходило на восстановление сил, оставалось не так уж много свободного времени. Но мы были молоды, полны надежд и горды своим высоким предназначением.

Утро начиналось с приёма медицинских сумок. Это были довольно увесистые ящики из фанеры с широкой ручкой на крышке и красным крестом. В них хранились медикаменты, в том числе наркотики, медицинский спирт, стеклянные шприцы с иглами в металлических коробочках-стерилизаторах, аппарат для измерения давления, фонендоскоп, простые и гипсовые бинты и другие принадлежности для оказания первой медицинской помощи. Такая сумка весила несколько килограммов.

Когда впервые я увидела Оленьку, перегнувшуюся почти дугой под её тяжестью, у меня сердце сжалось от жалости. После того, как сформировалась наша бригада, проблема отпала сама собой. Нашим неизменным сумконосцем стал Санёк. Он поджидал Оленьку уже у пункта приёма, брал сумку словно пушинку и, весело насвистывая, нёс в машину. Казалось, в эти минуты он чувствует себя не водителем-сумконосцем, а рыцарем-оруженосцем. По своей натуре он и был настоящим рыцарем. На работу я шла с большим удовольствием. Санёк всё время развлекал нас – постоянно шутил, декламировал стихи, распевал песни приятным баритоном.

Дежурной бригаде полагался час на обед. По выходным, заехав в близлежащее кафе, пельменную или столовую, мы закидывали быстро еду в себя и, выкроив 20—30 минут, с воем сирены мчались в Пардаугаву, где нас поджидала бабушка Санька, Вера Ивановна, с вкуснейшими пирожками. Если успевали, пили ароматный чай из сушёных трав, собранных и высушенных ею собственноручно.

Вера Ивановна была высокой, стройной, с безупречной осанкой и манерами, в неизменном сером приталенном платье с белым воротничком или чёрном шерстяном сарафане с однотонной блузкой с приколотой у стоячего воротничка брошью или бусами в тон блузке. Тёмно-русые волосы с седой прядью были разделены прямым пробором и скручены на затылке в виде тугого жгута.

Когда впервые Санёк объявил, что везёт нас к бабушке на пирожки, я представила себе седовласую сгорбленную старушку в круглых очках с накинутым на плечи пуховым платком. Увидев моложавую женщину, в облике и одежде которой сквозило благородство и достоинство, я сразу вспомнила свою прабабушку в последние годы жизни и подумала: «Наверное, из аристократок». Вера Ивановна преподавала русский язык и литературу в школе. Наконец-то я поняла, откуда Санёк знает столько стихов и откуда у него столь уважительное отношение к женщинам.

Квартира была малогабаритной, но очень уютной. Посредине гостиной стоял большой круглый стол, накрытый льняной скатертью, с шестью стульями вокруг, покрытыми полотняными чехлами с красивыми шёлковыми бантами, завязанными сзади; на окнах – кремовый тюль и льняные занавески в тон скатерти, подхваченные такими же бантами, как на стульях; на подоконнике – несколько горшков с различными видами герани. Был и небольшой балкончик с множеством глиняных горшков, в которых Вера Ивановна умудрялась выращивать не только цветы и травы, но и маленькие помидорчики.

Но самой большой достопримечательностью мне казались огромные стеллажи, заполненные книгами до самого потолка и стоявшие не только в гостиной, но даже в крошечной прихожей и на кухне.