Кит зовёт кита

Кит зовёт кита
Александра Яковлева

Валя любит океан и бабушку, энциклопедию про водный мир и гулять с Линой. А ещё она глухая. Где-то когда-то оборвалась ниточка, что связывает человека с целым миром. Валя живёт словно под толщей воды, и сигналы, которые она шлёт Лине сквозь океан, застревают в пустоте.

«Кит лежит на берегу, на мокром песке, ещё живой, но одинокий. Солнце подсушивает ему бока, люди пялятся и даже не знают, что он плачет, глухие тетери. Зато его плач слышит весь океан. Одинокий кит зовёт другого кита. Валя зовёт Лину: "Спаси!"».

Александра Яковлева

Кит зовёт кита

Буря приходит с океана к вечеру.

Со всех сторон налетают тучи, вспыхивают и гаснут белые лохматые молнии – одна, вторая, третья. Воздух дрожит от грома. И вот, наконец, ливень обрушивается на город. В нём тонет всё: деревья во дворе и соседние дома, башенные краны и новостройки вдали. Ещё немного – и старое заводское общежитие окажется на самом дне океана.

Валя сидит на продавленной софе в угловой комнате общежития и смотрит на дождь. Молнии выхватывают из темноты то отсыревшую стену, всю в чёрной плесени, то рыжие пятна на потолке, то её белые руки с подвижными пальцами. Валя мечтает: вот-вот распахнётся окно, и ветер подхватит её и унесёт далеко, туда, где бескрайний океан…

На её макушку опускается рука. Валя вздрагивает и оборачивается. Бабушка стоит позади Вали, и уже какое-то время. Белые всполохи озаряют её лицо: бабушка встревожена.

– Что ты, что ты, горе? Снова за старое? Весь дом перебудишь, а мне стыдиться потом.

Валя зажимает рот и падает на подушку. Она и не заметила, что снова пела. Иногда с Валей такое случается: вдруг задумается и начинает тянуть воздух сквозь сжатые губы.

– Воешь, как дикая, – бабушка сердито подтыкает одеяло, пеленает Валю в кокон, как маленькую. – Давай вторым накрою? Холод такой.

На всякий случай она показывает два пальца. Валя мотает головой: не нужно.

– Нет? Ну, смотри, не простынь. И так уже досталось.

Крепкая бабушкина рука неуклюже и ласково гладит Валю по коротко стриженой голове, выбритому виску. Бабушка идёт обратно наощупь. В темноте Валя чувствует, как грохается на пол стул. Наконец, бабушка прячется во мраке дальнего угла, и только смутная тень ворочается там, где стоит её кровать.

Валя закрывает глаза – и всё исчезает. Ни шум дождя, ни старческие причитания ей не помеха. Дочь-кукушка, зять-бандит и врачи-ироды остались там, на другой стороне век, в темноте.

*

Звуки утекали из мира плавно, почти незаметно, капля за каплей. Если они когда-то и были, то очень давно. Разве что во сне иногда блеснёт отзвук – далёкое эхо, потревоженная память, и, проснувшись, Валя помнит только смутное ощущение, но не сам звук.

Если подумать, в тишине нет ничего плохого, или странного, или неудобного. Многие животные слышат звуки, недоступные человеческому уху. Но разве плохо живётся человеку без этих звуков? Да, в общем, нет. Привычно.

Валя тоже чувствует себя привычно в своём маленьком тихом мирке – до тех пор, пока не сталкивается нос к носу с миром большим и звучащим. Люди вокруг будто не замечают её тишины. Они только и делают, что открывают и закрывают рты, но не для того, чтобы есть. Они говорят! Говорят всё время и подолгу, то вытягивая губы трубочкой на «у», то скалясь на «е», то чуть прикусывая нижнюю губу на «в». И её заставляют говорить, всё время заставляют. Своё имя Валя хорошо различает, оно выглядит так:

прикус нижней губы, потом рот распахивается кружком, затем язык упирается в нёбо и, отщёлкивая от него, снова открывает рот.

В-а-л-я.

Это на русском языке. Но в звучащем мире есть много других языков. Некоторые похожи, большинство сильно различаются. Приедет иностранец, ходит по городу, спрашивает дорогу, а его никто не понимает. Прямо как Валю. Она тоже ведь как иностранка, в некотором смысле. Только уже не помнит, каким тайфуном её занесло в мир шума и голосов.

Валя хорошо читает книги и немного по губам. Больше угадывает, конечно. Слышащие говорят быстро, часто все разом – попробуй уследи. С бабушкой легче всего: она говорит одно и то же. Сложнее с учителями в коррекционной школе. Там приходится всегда смотреть на рот и носить слуховой аппарат. Для Вали он как прикольная серёжка: можно наклейки на него клеить, а больше никакого толку. Хоть в самое ухо ей ори, она и бровью не поведёт. Учительница по математике, кстати, так и делает:

– Когда я объясняю, на меня надо смотреть, Валентина, а не в книгу! И слушать! – она стучит пальцем в бритый висок, в бесполезный аппарат с наклейками.

Есть такая штука в мире звуков: шум океана. Каково это, когда океан шумит прямо в ушах? И что вообще такое шум?

«Послушай, как шумит», – говорила Лина и подносила к Валиному уху большую шипастую ракушку. Валя делала вид, что слышит внутри неё океан, но на самом деле ничего не было.

Валя украдкой наблюдает на переменах за теми, у кого остаточный слух. Хорошо им! Захотели послушать, что в мире творится, – включили свои аппараты. Захотели тишины – выключили. Будто у них есть ключ от двери между двумя мирами: можно открыть, когда захочется. А у Вали вместо двери – глухая стена, такая же холодная, как в их с бабушкой комнате.

Последний на сегодня урок, русский язык, тянется невозможно долго. У доски – Алиса Витальевна Баринова, красивая женщина с серыми, слегка навыкате глазами и живым, подвижным лицом. Баринова слышащая, но родилась в семье глухих. Такие, как она, с детства учат оба языка, «тихий» и «громкий», и могут переводить.