Загадка замка Эппл-Гроув

– А ты сам-то ходил? – спросил кто-то трактирщика, и публика громыхнула смехом.

– Работа у меня не та, – ухмыльнулся в усы Генри, довольный, что история понравилась публике, – а вот Берти…А где он, кстати, не видал никто? Куда ушёл-то…вот беспокойный…

Альберт тем временем стоял возле слегка покосившегося частокола на краю деревни и, не веря своим глазам, смотрел на исчезающий в невесть откуда взявшемся тумане узкий мост, уходящий в белёсую мглу.

4 

4

Графство Мабридж, поместье Эппл-Гроув,

11 мая 1409 года от Последней Битвы (ПБ)

–…даже слышать об этом не желаю, поэтому будь так любезна – придумай другую тему для беседы, – надтреснутый, какой-то хрупкий и ломкий голос принадлежал моей обожаемой тётушке, сидевшей с неизменным вязанием в удобном плетёном кресле. Оно было поставлено на террасе таким образом, чтобы сидящему открывался дивный вид на огромный старый, но ухоженный яблоневый сад, сейчас напоминающий опустившееся на землю душистое бело-розовое облако. В ароматной цветочной пене умиротворённо жужжали деловитые пчёлы, а ветер иногда подхватывал оторвавшиеся лепестки и кружил, унося в бесконечную синеву неба.

– Но, тётя Маргарет, доктор Бломбсбери сказал, что поездка к морю укрепит твоё здоровье и поможет безболезненно пережить сырое и холодное время года, – мне приходилось говорить чуть громче, чем пристало благовоспитанной барышне. В отличие от тётушки, я находилась в комнате и накрывала на стол к дневному чаю, отказаться от которого, как вы понимаете, истинная леди не может ни при каких обстоятельствах.

– Дорогая моя, слова «безболезненно» и «пережить» в моём более чем почтенном возрасте звучат почти издевательством, тебе так не кажется? – добродушно усмехнулась моя пожилая родственница и с трудом повернулась к стеклянной двери, через которую на террасу пробиралась я, осторожно толкая впереди себя изящный чайный столик на колёсах, – Кэтрин, ты снова не поставила сахарницу?

– И не поставлю, – совершенно невозмутимо ответила я, не обращая внимания на недовольно нахмурившуюся тётушку, – доктор во время последнего визита строго-настрого велел тебе воздерживаться от сладкого, забыла? Поэтому к чаю накрывала я, а не Бетси, которая уж наверняка умудрилась бы припрятать для тебя под салфеткой пару кусочков сахара. Не так ли, Бетси?

Тут я чуть повысила голос, и из комнат донеслось недовольное ворчание, суть которого сводилась к тому, что все эти доктора только и думают о том, как бы испортить жизнь хорошим людям. Ведь каждому известно, что от кусочка-другого сахара или розетки знаменитого здешнего яблочного варенья никому вреда не было, нет и быть не может.

– И это всё? – старая леди скептически оглядела столик, на котором разместились чайничек, две фарфоровые чашки, молочник, маслёнка, тарелочка с ещё тёплыми тостами и блюдце с сыром и ветчиной, – что, даже джема помирающей тётке пожалела?

– Тётушка, – я позволила, чтобы в моём голосе послышался лишь мягкий упрёк, хотя иногда упрямство единственной родственницы, несмотря на всю мою любовь к ней, вызывало дикое раздражение, – ну ты же сама прекрасно понимаешь, что я поступаю правильно, просто не можешь со мной не спорить. И от замечательного морского путешествия тоже отказываешься исключительно из упрямства: ты вполне можешь себе позволить эту поездку.

– Ну конечно! И оставлю тебя одну практически на год, а ты, вместо того, чтобы заниматься тем, чем и положено благородной леди твоего возраста: ездить по балам, флиртовать с молодыми людьми и присматривать подходящую партию, – станешь тратить бесценную юность на счета, договоры, финансовые отчёты и скандалы с рабочими. Тебе не кажется, что с моей стороны это будет, мягко говоря, не по-родственному?

– Нет, не кажется, – невозмутимо ответила я, наливая в тётушкину чашку ароматный напиток с еле заметными нотками корицы и бергамота и добавляя молока, – ты же знаешь моё отношение ко всем этим развлечениям. То, чем ты меня стараешься напугать, привлекает меня гораздо больше, нежели поиск, как ты выразилась, «подходящей партии». Да и потом, я не уверена, что эта самая «подходящая партия» отыщется: как-то я не вижу возле наших ворот очереди из вменяемых желающих жениться на мне. Кому нужна такая невеста или супруга, как я? Ни нормального приданого, ни уживчивого характера, ни связей – ничего.

– Ты не права, Кэтрин, – пожилая леди сурово нахмурилась и сердито взглянула на строптивую племянницу, то есть – на меня, – древность рода Мабриджей, пусть очень дальнее, но родство с короной и графский титул никто не отменял. Да и бесприданницей тебя уж точно нельзя назвать: Эппл-Гроув всегда будет твоим, как бы ни повернулась судьба, это зафиксировано во всех документах. Только ты, твой супруг и ваши прямые потомки могут владеть им.

– Тётушка, я же не спорю, но тот, кого интересует исключительно моё приданое или титул, а не я сама, никогда не услышит от меня «да», даже если сумеет каким-то загадочным образом завлечь меня к алтарю.

– Всё о любви мечтаешь? – скептически хмыкнула тётушка Маргарет, глядя на то, как я задумчиво выбираю кусочек сыра, – вот так и женихов перебираешь, как этот сыр. Любовь хороша только в романах, девочка моя, и как только ты это поймёшь и примешь суровую реальность, тут же всё и наладится. Кэтрин, ты же не можешь не понимать, что замку наконец-то уже нужен хозяин, а тебе – надёжная поддержка и защита. Ты смелая, умная и красивая девушка, никто не сомневается, – но тебе не справиться с Эппл-Гроув одной. Это ноша не для одинокой юной леди. Да и сколько можно хозяйке жить в гостевом доме?

– Я не одна, – возразила я, отчаянно стараясь, чтобы в голосе не прозвучало даже тени той неуверенности, которая мучила меня постоянно и заставляла по полночи смотреть в потолок, пытаясь прогнать мрачные мысли, – у меня есть Хатч, который прекрасно управляется со всеми делами, а за этот злополучный замок он кому угодно горло перегрызёт и даже не поморщится.

– Но мистер Хатчинсон не убережёт тебя от лихих людей, если вдруг им придёт в голову, что Эппл-Гроув нужен другой, более сильный хозяин, – тётушка сердито поджала бледные губы, – он и сам поляжет, защищая замок, и тебя не спасёт.

– Ну а твоё присутствие, конечно, меня убережёт, – я не смогла сдержать ехидства, – эти самые «лихие люди», увидев тебя, сразу испугаются и разбегутся.

– Так я не о себе и говорю, – не менее иронично ответила тётушка, – а о том, что замку, да и тебе, кстати, необходима твёрдая мужская рука.

Этот разговор в той или иной форме повторялся у нас практически ежедневно уже в течение трёх недель, с тех самых пор, как семейный доктор, господин Бломбсбери, осмотрев тётушку и послушав её кашель, в категорической форме потребовал, чтобы ближайшую осень и зиму она провела в другом климате, лучше всего – у тёплого моря. Иначе он ни за что не ручается, так как осень обещают на редкость ветреную и дождливую, а зиму – сырую, малоснежную, с резкими перепадами температур, мокрым снегом и ветрами.

Тётушка, естественно, отнеслась к прогнозу доктора крайне скептически, заверив его, что прекрасно прожила без всяких морских путешествий почти семьдесят лет и рассчитывает прожить ещё столько же. В ответ на это доктор Бломбсбери заверил её, что с таким состоянием лёгких и сердца, которые он может сейчас наблюдать, он не даст ей не то что столько же, а гарантирует, что тётушка не увидит следующую весну.

Я безоговорочно приняла сторону доктора, так как не могла не замечать, что кашель леди Маргарет становится сильнее, дыхание – тяжелее, а приступы усталости – продолжительнее.

Конечно, во многом она была права: с восстановлением замка мне одной справиться будет не просто сложно, а практически невозможно. Никто из местных туда идти не согласится, а приглашать всех работников из других мест – никаких денег не хватит.

Хотя для приведения замка в надлежащий вид средств было более чем достаточно: мой дальний родственник (настолько дальний, что я никогда о нём раньше даже не слышала) пять лет назад, когда я ещё жила за сотни миль от Эппл-Гроув, оставил замок и все прилегающие территории почему-то именно мне, положив деньги для ремонта на отдельный счёт. И сумма на этом счёте была более чем внушительная, но к ней прилагался документ, согласно которому я, по достижении второго совершеннолетия, могла брать оттуда средства, но исключительно для восстановления каменного монстра. Впрочем, с этим проблем и не возникло бы: от родителей мне досталось вполне приличное состояние, которого, с учётом того, что я живу не в столице и очень не люблю так называемую светскую жизнь, хватит не только мне, но и моим гипотетическим детям.

Передав тётушку с рук на руки верной Бетси, которая принялась уговаривать госпожу перебраться с солнечной террасы в прохладную комнату и подремать до обеда, я вышла на крыльцо и остановилась, задумчиво гладя отполированные тысячами прикосновений перила.

За яблоневым садом, цветущим в этом году, как никогда раньше, начиналась извилистая дорога, ведущая к замку. Когда-то она, несомненно, была вымощена тщательно подогнанными булыжниками, но они уже давно ушли в землю и лишь кое-где выпирали из пыльной травы. По дороге практически никто не ездил и даже не ходил, так как нормальному человеку было абсолютно нечего делать в замке, к которому она вела.

Я спустилась по ступенькам гостевого дома, в котором мы с тётушкой жили уже пятый год, не имея ни возможности, ни желания перебраться в замок, и прошла по дорожке между цветущими яблонями, заодно размышляя о том, как справиться с предполагаемым урожаем. Местные яблоки были потрясающе вкусными и ароматными, но не очень, что говорится, «лёжкими» – быстро портились. Поэтому жители окрестных деревень не хранили их, а перерабатывали: знаменитое яблочное варенье из Эппл-Гроув славилось по всему королевству и даже за его пределами. Говорят, сама королева никогда не отказывалась от пирожков со здешним яблочным джемом.

Я, конечно, лично этим всем не занималась, во всяком случае, пока, но крестьянам традиционно позволялось собирать яблоки в огромном графском саду. Как владелица, я получала свой солидный процент от реализации плюс полный подвал всякой сладкой вкуснятины.

За такими яблочными размышлениями я не заметила, как прошла сад насквозь и оказалась в самом начале той самой старой дороги, которую рассматривала с крыльца. Она лениво сворачивала вправо, огибая холм, на котором, собственно, и высился знаменитый замок Эппл-Гроув, давший название всей округе. Или наоборот – замок когда-то давно назвали в честь прославленных яблоневых садов, кто теперь разберёт, да и к чему?

Стараясь не споткнуться о выступающие булыжники, я неспешно шла по дороге, искренне надеясь, что лёгкой соломенной шляпки хватит, чтобы защитить меня от солнечного удара: жара нынче стояла совершенно не майская. Над головой басовито прогудел шмель, явно летящий в сторону цветника, который по моей просьбе был разбит под окнами двухэтажного каменного дома, где жили мы с тётушкой Маргарет.

Пять лет назад я, покинув пансион на три года раньше времени, приехала из северного Йоркфилда в Эппл-Гроув, так как обязана была официально вступить в права наследства. В этих краях люди благородного происхождения считались самостоятельными после первого совершеннолетия, то есть в шестнадцать лет. Единственное, чего они не могли делать – это распоряжаться финансами, такое право давалось только после второго совершеннолетия, то есть в двадцать один год. А выходить замуж, жениться, наследовать родственникам или открывать своё дело под поручительство старших – пожалуйста. Это на консервативном севере шестнадцатилетняя девушка никуда даже показаться без сопровождения не может, а здесь – практически полная свобода, ограниченная лишь законами, нормами морали и правилами поведения в обществе.

Из всех родственников у меня осталась только тётушка Маргарет, которая с удовольствием перебралась в более мягкий климат, объясняя это тем, что её старым костям холодно на севере, где зима длится почти полгода. На самом же деле она просто поехала со мной, так как даже мысли о том, что любимая племянница поедет «в этакую даль» одна, не допускала. Я была ей за это искренне признательна, так как брать в сопровождающие предложенную стряпчим компаньонку, похожую на сушёную рыбину, мне ужасно не хотелось.

Почти месяц мы добирались до Эппл-Гроув, поскольку ехали не налегке, а с приличествующим благородным леди багажом. Замок встретил нас тёмными окнами, неприступными стенами, захламлённым холлом и пустыми комнатами. К счастью, увидев поднимающийся к замку экипаж, к нам быстро присоединился здешний управляющий по имени Мэйсон Хатчинсон, предпочитавший, чтобы его звали по фамилии, а ещё лучше – просто Хатч. Мы с ним, как ни странно, быстро нашли общий язык, а потом стали даже кем-то вроде приятелей, насколько такие отношения в принципе возможны между хозяйкой и управляющим.

В тот солнечный день именно он объяснил нам, что жить в замке совершенно невозможно, так как, во-первых, он достаточно давно стоит заброшенным, а во-вторых, заслуженно пользуется недоброй славой. Зато, утешил нас Хатч, чуть ниже, сразу за садом, есть прекрасный гостевой дом, в котором для нас найдётся всё необходимое.

Вот так мы с тётушкой Маргарет, её служанкой Бетси и моей горничной Анитой и поселились в гостевом доме, который за эти годы стал для меня родным. Родительский замок я помнила очень смутно, а пансион, в котором оказалась наряду с другими девочками из аристократических семей, чьих близких унесла «песчаная лихорадка», домом никогда не был. И только в Эппл-Гроув я почувствовала себя… на своём месте, словно всегда знала, что это – мой дом.

Все эти мысли и воспоминания неспешно проплывали в голове, пока я привычно шагала к замку. За эти годы я точно выяснила: от начала дороги до ворот, ведущих на территорию, ровно две тысячи шагов. Это по хорошей погоде, разумеется. Впрочем, сюда и пройти-то можно только в сухую погоду: в остальное время есть реальный шанс переломать ноги на скользких старых булыжниках.

Сейчас солнышко светило вовсю, под ногами ничего не хлюпало и не скользило, так что ровно через положенные две тысячи шагов я остановилась перед ажурными коваными воротами, запертыми на солидный замок. Сбоку, за густым кустом шиповника, притаилась небольшая калитка, которой в прежние времена, видимо, пользовались слуги.

За створками просматривался замковый двор, сейчас густо заросший яркими одуванчиками и какими-то синими цветочками, название которых я никак не могла запомнить.

Нашарив в кармане ключ, я открыла недовольно скрипнувшую калитку и шагнула на территорию замка. За прошедшие годы я бывала здесь десятки раз и не уставала удивляться непередаваемой красоте серых стен, словно взлетающих в небо, стрельчатых окон, украшенных витражами в изящных переплётах, барельефам в виде растительного орнамента…

Наверное, когда-то в строительство замка вложили душу, сердце, мечты о большой и дружной семье, которой будет хорошо в этом защищённом от всех напастей доме. Но что-то пошло не так, и вот уже несколько десятилетий в замке никто не жил.

Я смотрела на выложенное редким золотисто-зелёным эф-риссарским мрамором крыльцо, широкую лестницу в тридцать пять ступеней и пыталась представить себе, как к дому снова начнут подъезжать экипажи, как на солнце опять засияет камень, отреставрированный умелыми руками. Сейчас же мрамор был почти не виден под слоем пыли и невесть откуда налетевших сухих листьев. В огромных вазонах, стоящих по бокам от входной двери и на каждой ступени парадной лестницы, не росло ничего, а ведь когда-то наверняка здесь пышно цвели белые или жёлтые розы, гармонировавшие с золотыми искрами мрамора.

И почему-то именно сейчас мне до боли в сердце захотелось, чтобы замок снова ожил, чтобы он наполнился голосами и смехом, засиял огнями в окнах и мягким светом фонарей в саду и на аллеях небольшого парка. Туда я тоже несколько раз забредала, но кроме запущенности и неухоженности ничего не обнаружила.

Потянув на себя тяжеленную дверь, я вошла в огромный холл, пустой и неуютный, и даже солнечный свет, проникавший сюда через огромные окна, казался бледным и каким-то болезненным. Ему не удавалось полностью разогнать тени, и они собирались в углах, под потолком, за изъеденными молью пыльными шторами.

Я прошла через холл, поднялась по слегка поскрипывающим ступеням, ведущим на второй этаж, прогулялась по огороженной резными деревянными перилами галерее, посмотрела на винтовые лестницы, по которым можно подняться в угловые башни, и тяжело вздохнула, представив себе объём предстоящей работы. О том, что творится в гостевом крыле или, например, в подвале, я старалась даже не думать.

Но с чего-то ведь придётся начинать и, скорее всего, мне практически сразу понадобится комната, в которой я смогу встречаться с поставщиками, различными официальными лицами, держать документы и счета. Не бегать же каждый раз через сад туда и обратно, да и не хотелось мне превращать дом в контору. Обустраиваем замок? Значит, все деловые вопросы будут решаться здесь же.

Требования у меня к такой комнате-кабинету были достаточно просты: это должно быть помещение на первом этаже, достаточно просторное и светлое, желательно с окнами, выходящими на подъездную дорогу. После почти получасового блуждания по первому этажу, во время которого я обнаружила множество всевозможных комнат, чуланов, дверей, лестниц, ведущих неизвестно куда, я поняла: для моих целей подходит одна-единственная комната. Раньше она, вероятно, служила своеобразным залом ожидания для посетителей или просителей, так как из мебели здесь были только многочисленные диваны и кресла. К сожалению, вся обстановка давно пришла в негодность, хотя несколько кресел я решила показать мастеру: вдруг их ещё можно восстановить?