В плену вожделения

– Ответь, Ева… – Мирон посмотрел в ее глаза. – Тебе хватило эмоций? Чтобы снова начать ценить жизнь.

– Я не хотела умирать! Это была шутка, кретин!

– Не я давил на педаль газа, – он говорил спокойно. – Ты сама это сделала. Сама себя проучила.

– Да пошел ты! – Ева утерла непривыкшие слезы и пошла по дороге, нервно теребя карман куртки в надежде найти пачку сигарет. – Черт! – выругалась она, понимая, что они выпали в машине. – Я заберу свои сигареты, если ты не против? – с этим риторическим вопросом, она вернулась обратно и открыла дверь автомобиля.

– Я довезу тебя до дома.

– Вызову такси, – она нашла пачку под сидением и посмотрела на Мирона, который резко ее выхватил. – Эй!

– Ты не будешь шляться по ночи одна. Садись в машину, – он схватил ее за руку, и она покорно пошла за ним.

Спокойствие и холодный тон мужчины провоцировали Еву на пафосное поведение, но она смогла его побороть. Она подумала о Глебе, который бы не стал под нее подстраиваться и просто бы уехал, оставив ее ночью на дороге центра города одну. Ее непредумышленное сравнение двух мужчин сказалось на появлении некой адекватности, и она послушно села в машину. За всю свою осознанную жизнь, она не видела других. Не знала, что еще остались те, кто готов бороться за безопасность женского пола.

– Зачем ты это делаешь?.. – спросила она, когда Мирон сел за руль.

– В нашу первую встречу я увидел храбрую на вид девушку, готовую отдаться первому встречному за спасение своего глупого дружка. Мне стало интересно, что такого должно было у нее произойти, чтобы плюнуть в лицо своему страху.

– Я не храбрая… а безрассудная, – прошептала Ева.

– Держи, – он протянул ей визитку с номером телефона. – Когда безрассудство снова победит, набери меня.

– Снова будешь меня учить? – ухмыльнулась она, но взяла маленькую картонку из мужских рук.

– Нет. Буду смеяться над ним вместе с тобой.

Она опешила. Ей всегда хотелось, чтобы кто-то смог разделить ее безумство вместе с ней. Лежать на дороге, смотреть на звезды, зная, что из-за угла может выехать машина. Ей хотелось не бояться осуждения окружающих. Смеяться, как в последний раз, или рассуждать, есть ли в безмолвном море русалки. Она была сумасшедшей и нуждалась в таком же сумасшедшем.

– Спасибо… – прошептала Ева и откинулась на кожаное сидение, заранее продиктовав адрес.

Мирон молча выехал на дорогу, освещенную ночными огнями. Он вспоминал их знакомство, думая о возможных событиях, если бы этой девушке не повезло. Переспать с ней не было его прихотью. А вот вытащить ее из ямы, в которую она добровольно упала, он хотел. Возможно, если бы та бубновая дама не выпала, он смог бы спасти Еву. Забрать ее из рук гаденыша, не ценящего сокровище у своих ног.

Мужчина переметнул взгляд на девушку, которая заснула. Он одной рукой потянул ремень безопасности, обрамляя ее грудь, чтобы Ева была хорошо пристегнута. Его забота была оправдана обычной симпатией, зародившейся от примитивного всплеска эмоций. Мирон не верил в любовь. Скорее всего, в нем сыграл простой азарт, идущий от словесной битвы с незнакомкой. Язык Евы был как лезвие, привлекающее человека с суицидальными наклонностями. Ее нескончаемая усмешка злила и в то же время очаровывала. Он увидел в ней совершенство, которая та слишком хорошо прятала.

Мирон остановил машину возле ее дома. Он аккуратно дотронулся до руки Евы, и та немного приоткрыла глаза.

– Приехали, – шепотом произнес он.

– Я уснула… – испугалась она своему помутнению, ведь всегда держала себя под контролем, находясь в чужой машине.

– Ты слишком устала.

– Наверно, ты прав… – она отстегнула ремень безопасности, который не помнила, как застегивала, и открыла дверь машины. – Мирон, – позвала она его перед тем, как уйти. – Отметь в календаре красным цветом день нашей встречи.

– Зачем?

– Я уверена, ты будешь скучать, – улыбнулась Ева. – Прощай.

И она ушла. Навсегда. Для нее не было смысла оставлять его визитку, но она ее сберегла. В память о встрече, которая заставила ее наконец-то прослезиться. Слова, сказанные ему на прощание, были адресованы ей самой. Ева заранее знала, что будет скучать по этому мужчине, чьи поступки были ее давнейшим мечтанием.

Мирон сидел в машине, смотря вслед девушке, которая так просто ушла, вскружив ему голову парочкой слов. Он улыбался, чувствуя, что это еще не конец.

Глава 6

Ева зашла в квартиру и снова ощутила горечь. Глеб, который нежился под теплым одеялом, даже не подозревал, что его девушку мог подвозить какой-то мужчина. Он думал, что эта стервозная гарпия может только отталкивать людей своей наглостью и чрезмерной самовлюбленностью, поэтому сладко утопал во снах, считая себя пострадавшим.

Она сняла с себя куртку, пропахнувшую табаком и древесными нотами автомобиля Мирона. Она поднесла ее к носу и вдохнула полной грудью, пытаясь задержать последнее воспоминание о приключениях, связанных с ним.

– Что ты делаешь? – спросонья спросил Глеб, смотря на то, как Ева обнюхивает свою куртку.

– Вкусно пахнет, – тихо ответила она. – Хочешь? – она с улыбкой протянула ему кожаную куртку.

– Чертова наркоманка! – он встал с кровати, как девушка двинулась на него.

Глеб сделал шаг назад, видя мерцающие частички гнева в глазах Евы. Он боялся. Ее злость одурманивала с силой падающего метеорита, и он прекрасно знал, какие последствия могут нести за собой ее нестабильное поведение и наплевательское отношение.

– Следи за языком, – она подняла нос, поставив своего собеседника ниже себя.

Они были с Глебом примерно одного роста, что часто ее напрягало. Тревожило также и то, что он совершенно отказывался заниматься спортом, ведь форма была потеряна уже очень давно. Появился живот, свойственный мужчинам за полтинник, но никак не молодому парню. Столько раз она предлагала ему пойти в зал вместе. Ей хотелось поддерживать его, ценить, но каждый раз она натыкалась на противостояние и заученный ответ: «У меня нет проблем». А проблемы были. Причем их было видно всем, кроме него самого. Ева никогда не чувствовала себя с ним в безопасности. Напротив, ей казалось, что если они будут идти по улице, освещенной ночным фонарем, и к ним кто-нибудь решит подойти, на его защиту встанет она. Только она будет отстаивать границы, доходя до словесной перепалки или, не дай бог, до рукоприкладства. Глеб был труслив, что частенько отрицал. Но Ева выжимала его, как апельсины в соковыжималке, говоря ему в лицо о его боязливости, колебании и отсутствии храбрости. Ее прямолинейность делала из него отбивную, чем нельзя гордиться. Но так она отыгрывалась за свою потерянную радость, за опущенные руки и за пустоту, обретенную в ореоле безвозмездного бытия.

– Это ты мне говоришь?! Мне следить за языком?! Это ты постоянно кричишь, оскорбляешь, кидаешься на меня, словно я испортил тебе всю жизнь! А я просто хочу нормальных отношений! Ты дома то не появляешься! Постоянно где-то, с кем-то, но не со мной! Приходишь сюда только переночевать!

– А что ты делаешь для нормальных отношений? – она стояла спокойно, пока внутри возрождался демон, нашептывающий наказ «кинуться в бой». – Что ты делаешь для того, чтобы я никуда не уходила?

– Я кормлю нас, – твердо ответил он. – Хочу, чтобы мы ни в чем не нуждались, понимаешь? Я пашу на работе, как проклятый, лишь бы обеспечить нам достойное проживание в следующем месяце. А ты ни черта не ценишь!

– Ты это делаешь только для себя. Продукты, которые ты покупаешь, съедаешь ты один. Захотел сделать себе новую татушку – пошел и сделал. И почему-то в этот момент ты не думаешь о том, на что нам жить в следующем месяце. Просишь платить меня за половину съемной хаты, забывая, что мне есть где жить. Потыкаешь мне работой, чтобы я помогала тебе выжить. ТЕБЕ. Кричишь о «нас», о нашем будущем, но заботишься только о своих прихотях. Так скажи… Что мне ценить?

Москва не была родным домом Глеба. До восемнадцати лет он жил в Мурманске, а потом переехал в столицу, чтобы отучиться и начать строить карьеру. Ева же была коренной москвичкой. И когда их отношениям с Глебом стукнуло полтора года, она предложила ему пожить у нее, заранее попросив разрешение у родителей на нового сожителя. Они согласились, но через год, не видя потенциала и желания работать у парня дочери, отец Евы принял решение отказать ему в дальнейшем сожительстве. Тогда Глеб с Евой решили снимать квартиру пополам. Такие условия продлились ровно два года. А потом родители Евы отказали ей в деньгах на квартиру.

– Если мужчина хочет жить с женщиной, то пусть берет на себя хоть какую-то ответственность, – сказал ей тогда отец.

Она понимала, что папа прав. Все люди любят идти на все готовое, не задумываясь, что для создания даже самого крохотного мирка нужна копейка. И когда у Евы закончилась эта последняя копейка, начались ссоры. Глеб начал возмущаться, что тянуть одному двоих очень тяжело. На что Ева начала всегда припоминать ему, как тот сидел на шее ее родителей.

– Ничего. Все, не хочу больше с тобой разговаривать, – Глеб потер виски и ушел в ванную.

Ева грустно улыбнулась, сжимая кожаную куртку в руках. Он снова ушел, оставив разговор на половине пути. Она так хотела с ним спокойно поговорить, обсудить проблемы и, возможно, найти им решение. Но каждый говорил о своем. Каждый считал себя жертвой. Ева знала, что где-то она была не права. Да, она видела его старания, целеустремленность, но ей больше не хотелось его возвышать, потакать ему. Она больше не требовала ничего взамен. Не выпрашивала комплименты, не просила подарить цветы. Ведь один раз он ей сказал:

– Хочешь розу? Пойди заработай и купи.

Это было так больно и смешно одновременно. Слова, сказанные в порыве его злости, унесли Еву далеко от воздушного замка, который уже давненько не грел мысли. Но так хотелось снова окунуться в моменты бабочек, седьмого неба и грез, а оставалось только горе. Немыслимое горе отчужденной женщины, думающей, что разбитое корыто никогда больше не склеить.

Любовь опрокинула ее, отняв силы на подъем. Единственной радостью оставались сигареты, алкоголь и таблетки. Они одни были ей верны. Только они ее спасали. И только они не давали ей пускать слезы, от которых нельзя было скрыться. Они душили, но не выбирались наружу. Она держала их в ежовых рукавицах, приручила, как маленькое домашнее животное, мысленно наслаждаясь победой на войне со своими собственными инстинктами.

Глеб вышел из душа и остановился, смотря на девушку, которая стояла на том же месте.

– Давай не будем ругаться, – он притянул ее к себе. – Я очень сильно тебя люблю.