Светя другим – сгораю

Охраны не было никакой. Предназначенный для неё закуток у входа давно превратили в склад всякой рухляди. Матвей поднялся на второй этаж по грязной вонючей лестнице, стараясь не наступать на раскиданные шприцы и окурки.

Нужную комнату отыскал быстро по ровненько прибитому, блеснувшему в сумрачном коридоре номерку – 23. Большинство других дверей оставались неопознанными.

Звонка не было. Он постучал. Открывать не торопились. Матвей простоял несколько минут, время от времени ударяя кулаком по двери, но каждый раз видя в этом всё меньше смысла.

И эта дверь оказалась запертой. Что ему думать? Пашки нет дома? Или Алика сочинила адрес, лишь бы он отстал и больше не тревожил её счастливую семейную жизнь?

Матвей развернулся, решив первым делом позаботиться о билете на ближайший рейс в Нью-Йорк, но металлическое щёлканье остановило его. Он обернулся и увидел Пашку.

Из гибкого, робкого подростка, каким он до сих пор оставался в голове Матвея, Пашка вырос в мужчину с крепкой грудью и плечами. Он подтянулся, но остался ниже Матвея где-то на голову – средний рост для мужчины. Пшеничные волосы, склонные виться, коротко острижены, не растреплешь, как раньше. Только глаза, смотрящие взросло и умно, сохранили детскую голубизну.

– Матвей! Неужели ты? Здорово, дружище!

Пашка, добродушно улыбаясь, раскрыл руки. И Матвей ринулся обнимать его, как человек потерявший и вновь нашедший надежду.

– Пашка!

– Ай, ай, ай! – раздельно пробормотал брат Алики, выпрямляясь, точно в его копчик встроен раскладной механизм.

Матвей тут же убрал руки и отшагнул. Только сейчас он заметил, что Пашка выглядит деревянным и ломким, а на лбу и висках у него поблёскивает пот, как после силовых упражнений.

– Прости, – сказал Пашка, щупая рукой поясницу. – Я тут приболел немного. Двадцать один год, а со спиной мучаюсь, как старый дед. Да ты проходи, проходи!

Он маленькими шажками отодвинулся в сторону, пропуская Матвея в комнату. И Матвею вдруг показалось, что не было между ними этих пяти лет – так по-дружески Пашка на него смотрел.

– Что со спиной?

Матвей привычно перевоплотился во врача меньше, чем за мгновение.

– Ерунда, – махнул рукой Пашка, в смущённой улыбке потянув лишь один уголок губ. – Не рассчитал сил. Схватил больше, чем следовало.

– Что же ты стоишь? Иди ложись скорее. Не напрягай спину. Где у тебя тут кровать?

Матвей огляделся. Они стояли в узкой прихожей, перетекающей в крохотную самодельную кухню. Пашка указал подбородком на дверь справа в самом конце стены. Вернее – на дверной проём без каких-либо створок.

– Диван, – уточнил Пашка. – Там, в комнате.

– Сам доберёшься? Давай помогу.

– Нет-нет, не волнуйся, доберусь. Я уже привык, четвёртый день так передвигаюсь. Сейчас только чайник поставлю, пока на кухне.

– Какой чайник, иди ложись! Я сам потом поставлю, – сказал Матвей и подумал, что не отказался бы от чего-нибудь покрепче. Он как-то не сообразил, что Пашка достиг возраста, когда с ним можно выпить. – Но сначала осмотрю тебя. Где можно руки помыть?

– В ванной. Через комнату насквозь, – Пашка снова кивнул на дверной проём.

И ступая осторожно, как будто из пола торчали гвозди, и хватаясь руками за стены, потащился туда, где можно было прилечь.

Комната была довольно просторная, но учитывая, что это всё пространство жилища, – прискорбно маленькая. Вокруг удивительный для полуразрушенного здания порядок и опрятность, не считая сложенных в углу коробок с деталями нового шкафа и чуть замявшегося покрывала на диване.

В ванной – чистота, насколько возможно содержать в чистоте старую сантехнику и кое-где треснувшую плитку. Даже зеркало над раковиной без следов засохших брызг.

– Необычная планировка, – сказал Матвей.

– Конечно не трёхкомнатные апартаменты, в которых мы жили раньше, но… – отозвался Пашка. – Кухню самим пришлось организовывать. На общей ничего не работает и бардак такой, что туда просто заходить противно, не то что готовить.

Он уже лежал в удобной для него позе.

– Вставай, – велел Матвей, повыше отодвигая закатанные рукава.

Пашка аккуратно, с задержками дыхания, медленно поднялся. Матвей помог ему снять футболку и принялся осторожными пальцами ощупывать позвоночник.

Doesithurthere? – чуть не спросил по привычке, но вовремя одёрнул себя.

– Здесь болит?

– Нет.

Пальцы Матвея скользнули ниже.

– Здесь?

– Есть немного.

– Здесь?

– Ай!

– Понял, – протянул Матвей так, словно голосом пытался снять боль. – В ноги отдаёт?

– Да, в правую.

Рука Матвея сжала крепкое Пашкино бедро.

– Сюда?

– Да!

Нехорошо. Очень нехорошо.

– Всё, отпускаю, – сказал Матвей и вздохнул. – Снимок ты не делал, правильно понимаю?

Непривычно было произносить подобные слова на русском языке. Они звучали давно забытыми терминами, как если бы он перешёл на латынь.

– Нет, – сказал Пашка, медленно оборачиваясь. – Всё не до того было. Так что со мной, доктор? – с улыбкой спросил он.

– Смещение позвонка и, судя по тому, как болит, защемление нерва.

– Я догадывался, – признался Пашка.