День, когда пропала Вероника

– Я хочу гулять и в ресторан, – продолжала заходиться Верочка, а Маша собиралась сказать, что так нельзя, что Миша разбаловал девочку, что она не знает слова «нет» и растет эгоисткой, но вместо этого она просто вернулась в спальню, скинула халат, рывком достала из шкафа спрятанные «Валерины» вещи и, скользнув в джинсы и рубашку, выбежала из дома, прихватив в прихожей кроссовки.

Обулась в подъезде, стараясь не закричать в голос, чтобы заглушить вопли Верочки, продолжавшие отталкиваться эхом от тишины вечно сонного дома. Чего доброго, соседи полицию вызовут и обвинят их в жестоком обращении с ребенком.

Истерический смешок сам собой вырвался из груди, и Маша поспешила закрыть рот рукой. Толкнув тяжелую дверь, она вырвалась из подъезда и побежала, что было мочи, жадно вдыхая прохладный горьковатый воздух и чувствуя, как потихоньку начинают гореть легкие. Когда воздуха стало не хватать, она немного сбавила темп, решив направиться в сторону заправки, стоящей на выезде из города.

В том направлении мало кто решался гулять по вечерам, даже собачники избегали извилистой тропинки, что вела через небольшой парк к скоростному шоссе, на обочине которого и находилась заправка.

Она добежит туда, выпьет кофе (все равно не уснуть!) и переведет дух. Маша похлопала рукой по карманам – звякнула мелочь. Хорошо.

Маша перешла на размеренный бег и нырнула в прохладную темноту парка. Реши она просто сократить путь и понадеяться на то, что благополучно минует недоброе место, ей бы обязательно не повезло. Наверняка, столкнулась бы с кем-то из наркоманов или тех, кто снабжает их отравой. Но сегодня она была бы рада проблемам. Ей даже хотелось встретить отморозка и, вцепившись в него, выместить всю боль и ярость.

Естественно, парк она благополучно миновала и, выбежав к заправке, перешла на шаг, пытаясь восстановить дыхание.

В поздний час возле многочисленных колонок практически никого не было. Лишь запоздалый бюргер садился в уже заправленную семейную машину, чтобы отправиться в теплую, уютную квартирку, где его ждет такая же теплая, уютная жена. Такая, какой Маше никогда не стать.

Два огромный трака, перевозивших по ночам продукты для супермаркетов, стояли в специально отведенном для них месте. Сквозь огромные стеклянные окна заправки было видно молодого продавца, маявшегося от скуки в ночную смену.

Отдышавшись, Маша зашла в стеклянный домик, в котором уютно разместились небольшое кафе, магазин со всякими мелочами и касса заправки. Заказав черный кофе, она умостилась на высоком стуле, стоявшем в укромном уголке, скрытом от глаз продавца продуктовыми полками, и принялась глазеть в темноту, точечно подсвеченную фонарями.

Воспоминания нахлынули помимо воли. Каждый взгляд, вздох, слово. Свет фонарей расплылся, и Маша поняла, что плачет. Смахнув непрошенные слезы, она попыталась глубоко дышать и не думать о том, как она вернется домой. Может, ей стоит погулять до утра, дождаться, когда Миша и Вера уедут на работу и в школу, и тогда вернуться? Ну хорошо, ночь и день она выиграет, а дальше что?

Не сдержавшись, Маша снова всхлипнула и тут же закрыла рот рукой. Не хватало еще разреветься здесь.

– Не плачь, подруга, все будет хорошо!

Высокая, симпатичная, хорошо одетая девушка примостилась на соседнем стуле. В руках бумажный стаканчик с чем-то приторно сладким, не похожим на кофе. Откуда она взялась? Машины ведь не подъезжали к заправке, Маша бы увидела. Тоже пришла из леса, как она?

За их спинами раздались мужские голоса. Маша оглянулась, чтобы увидеть, как парнишка-продавец передает кряжистому мужчине лет пятидесяти две пачки сигарет. Быстрый взгляд на свою неожиданную собеседницу и мысль еще не успела оформиться в голове, как девушка кивнула:

– Да, я тут работаю. За ночь один-два голубчика заглянут на огонек, так что работа не пыльная. Ну и не обижают меня, в основном одни и те же приезжают. Я тут две-три недели постою, плюс на дому приму кое-кого, а потом радую себя.

Девушка поспешно стянула с себя короткий пиджачок и вывернула его наизнанку:

– Смотри, Шанель, настоящая!

Маша, не скрываясь, внимательно посмотрела девушке в лицо. Они были чем-то похожи. Обе невысокие, темноволосые, белокожие. Вот только в отличие от растрепанной зареванной Маши девушка была обильно накрашена и одета в дорогие вещи.

– Ты что, занимаешься этим ради шмоток? – неожиданно для самой себя выпалила Маша.

Непрошенная собеседница показалась милой и даже родной, такая же мятущаяся душа, не созданная для спокойной семейной жизни.

– Ну нет, – нараспев возразила она, – ты не понимаешь, это не просто шмотки, – девушка деловито надела пиджак и с удовольствием взглянула на свое отражение в стекле. Любовно погладив мягкую ткань, чуть приподняв голову и прищурив глаза, она победоносно взглянула на собственное отражение.

– Понимаешь, это уважение. Тут я работаю по ночам, а днем, в перерывах между голубчиками, я хожу по улицам, и все эти люди смотрят на меня и думают, что я жена какого-нибудь важного человека. В ресторане официанты бегут ко мне принять заказ, а в бутиках, куда я захожу присмотреть себе что-нибудь новенькое, продавцы всегда предлагают мне кофе. Я сижу на их мягких диванах, дышу этим особым воздухом больших денег и чувствую себя человеком. Раньше у меня никогда такого не было, я даже в ресторан боялась зайти сама и пообедать. Разве что кофе где-нибудь на террасе пила. Так что это не просто шмотки, понимаешь?

Мария кивнула. Каждый заполняет пустоту собственной жизни, как может. Кто-то любовью, кто-то работой, кто-то детьми, а кто-то вещами. В этом нет ничего плохого. И хорошего тоже нет.

Некоторое время они молча цедили свои напитки по крошечному глоточку, глядя на собственные отражения в стекле. Нарядная ночная бабочка и несчастная домохозяйка.

– Ты будешь здесь завтра? – Маша дружелюбно улыбнулась девушке. Забавно, это первый человек, с которым ей удалось спокойно поговорить, не подыскивая нужных слов, без натужной улыбки, напряжения и страха, сказать что-нибудь не так. Может, они подружатся? А что? Ей так отчаянно не хватает близкого человека.

– И завтра, и послезавтра, – подмигнула девушка, заметив, что на стоянку заехала очередная фура.

Изящно соскользнув со стула, она направилась к двери, помахав новой знакомой на прощание. Двери расплылись в стеклянной улыбке, выпустив девушку на улицу и та, легонько покачивая бедрами, направилась к стоянке, к очередному «голубчику» и очередной красивой вещи.

Маша, одним глотком допив остывший горький кофе и пожелав продавцу доброй ночи, последовала за ней. Преодолев заправку, она свернула в парк. Рука сама потянулась к телефону, хотя она клялась себе не звонить ему и не писать, и даже на всякий случай удалила его номер из телефона. Но это было лишь позерство и фиглярство. Конечно же номер она помнила наизусть.

Набрав, не глядя и услышав сонное «Алло», сообщила:

– А я только что познакомилась с проституткой, которая любит Шанель.

– Ты сумасшедшая, – выдохнул Валера, она увидела, как он, встревоженный звонком посреди ночи, снова расслабляется и падает на подушки, закрывает глаза с пушистыми ресницами, чтобы заснуть под звук ее голоса, как это было много раз.

– Я знаю, – тихо засмеялась она, вступая в густые тени парка, которые через пару часов начнет разгонять солнце. Она шла медленно, стараясь растянуть каждое мгновение, только чтобы слышать его дыхание и мягкий голос, – я скучаю.

– Я тоже, малыш. Бросай все, и приезжай ко мне.

– Я не могу, ты же знаешь, мы это уже обсуждали, Вера…

– Ну что, Вера, как у нас люди живут, растут, чего-то в жизни добиваются и даже вполне счастливы? Захочет – вырастет и уедет за границу, – Валера снова завелся. Пожалуй, их совместное будущее это была единственная тема, по которой они не могли договориться. Валера считал, что Маше с дочерью надо вернуться, а та не могла и не хотела ломать жизнь мужу и ребенку.

– Валера, я люблю тебя, – она постаралась, чтобы слезы в голосе не были слышны.

– Тогда не рви мне душу, Маша, – она не успела ничего ответить, как в трубку полились гудки.

Маша не помнила, как добежала до дома. Кажется, некоторое время она просто бежала куда глаза глядят, путаясь между домами, не узнавая давно исхоженных троп. Чувствовала себя зверем, попавшим в ловушку, которого то и гляди загонит гончая, а затем охотник собьет одним точным выстрелом.

Ей бы и хотелось, чтобы в одну секунду все оборвалось, потому что выносить эту боль она была не в силах. Добежав до небольшого питьевого фонтана, заботливо украшенного горшком с полыхающей геранью, она опустила разгоряченное лицо в ледяную воду, но вместо того, чтобы вскрикнуть от болевого шока, рассмеялась, едва не задохнувшись водой. С трудом отдышалась и попыталась унять неуместный смех. Господи, никто ее не пристрелит, тут ведь даже охотников нет, все зверюшки, включая ее саму, под охраной.

До своего подъезда Маша добралась на рассвете. Проигнорировала удивленный взгляд пожилого соседа, вышедшего на раннюю прогулку с псом. Лишь кивнула и отвела глаза, чтобы избежать ненужных разговоров. Разулась перед дверью, чтобы не разбудить дочь с мужем, и тихонько скользнула в открытую дверь – Миша так и не закрыл после ее ухода. Дурацкая привычка доверять всему миру.

Муж не спал. Сидел на кухне перед чашкой с остывшим чаем. Не обернулся, когда она вошла и подошла к окну, в которое уже начало пробираться сентябрьское солнце.

– Пожалуйста, не бросай меня.

Ей даже показалось, что она ослышалась. Но Миша повторил еще раз и, резко встав со стула, в два шага преодолел покрывшееся льдом пространство между ними, обнял неподвижно стоявшую жену.

– Пожалуйста, не бросай меня. Ты ведь обещала. Мы оба обещали. Мы должны Верочке, мы сможем, я все прощу, только не бросай. Я тебя никому не отдам, слышишь? Мы так долго к этому шли, мы ведь начали жизнь сначала, у нас все хорошо, – беспомощно забормотал он, прижимая пропахшую бензином и горьким сентябрем Машу к себе, а та, наконец, дала выход слезам.

– Вам будет лучше, если меня не станет, – пытаясь не задохнуться, возразила она.

– Возможно, – в звенящей тишине подтвердил Миша и наконец-то взглянул жене в глаза, – потому что мы не сможем жить зная, что ты нас бросила. Понимаешь?

– Да, понимаю, – через какое-то время кивнула Маша. Она действительно все понимала. Никто не оборвет агонию, не пристрелит из жалости загнанную лошадь. Разве что она сама убьется.

– Скажи, что мне сделать? Хочешь, кольцо тебе куплю с большим бриллиантом? Или поедем в кругосветное путешествие? Наплюем на деньги, да и есть они, на самом деле. Давай? Только ты и я? Попрошу родителей за Верочкой присмотреть или отправим ее к твоим? Как тебе такая идея?

– Ничего мне не нужно, – захлебнувшись очередным приступом слез прошептала Маша, прижимаясь к человеку, успевшему стать родным за все эти годы, – я вас не брошу, не переживай.