Я оставлю свет включенным

Она нашла способ бороться с ночными призраками – спать как можно меньше. Далеко за полночь она проваливались в черную дыру, а вставала до того, как деревенские петухи объявляли о начале нового дня. Это помогало. Усталость оказалась сильнее кошмаров.

Совместными усилиями им с Антонычем удалось заделать щели в избе, застеклить и утеплить окна, возродить огромную печь, на которой она в первое время устроила лежанку для детей.

Мало-помалу Григорий Антонович приводил в порядок комнаты, а в избе их было целых шесть: бабушка относилась в свое время к «зажиточным» и родила семерых детей, из которых, впрочем, до взрослого возраста дожила только мать Наташи и Глафиры. Кстати, Глафиру назвали таким странным именем именно в честь бабки, но особой любви у них все равно не получилось.

– Му-у-у, – раздалось вдруг у нее под ухом, и Глафира вздрогнула от неожиданности.

– Звонкая какая, – засмеялся Григорий Антонович.

– Корова? – глупо переспросила Глафира.

– Не просто корова, Эсмеральда! – Старик назидательно поднял палец.

– Эсмеральда? – не поняла Глафира.

По совету старика она полностью сменила имидж. Купила платья до пят, чьи длинные рукава полностью закрывали руки с татуировками, а на голову надела платок. В таком виде она и явилась на следующий день к соседке – Светлане Фоминичне, чтобы поблагодарить за помощь. Соседке скромная девушка пришлась по сердцу (Антонович как в воду глядел), и она приняла деятельное участие в жизни новоприбывших, которое заключалась в том, что она снабжала соседей свежими продуктами и обучала Глафиру премудростям готовки.

– Ты только не ругайся, коровку я прикупил, – отвел в сторону глаза Григорий Антонович. – Меня тут почтальон встретила, оказалось, мне пенсия все это время капала, а я уж думал, у меня и ее забрали. Так вот, прикупил по мелочам. Коровку, вот, в такой семье без нее никак. Сам выбрал, красавица! – Григория Антоновича просто распирало от гордости. – Молоко давать будет, покажу тебе, как сливки делать и масло взбивать.

Глафира с трудом сдержала нервный смех. В жизни своей она столько не училась, как за последний месяц. Готовить, печь, штопать одежду, стирать в корыте. Она с трудом подавляла желание приобрести стиральную машинку, сушилку, посудомойку, микроволновку, духовку и, самое главное, кофемашину. Но дорогая современная техника выбилась бы из ее нестройной теории лжи и странного желания жить в викторианскую эпоху, а также жалобы на то, что муж-садист оставил ее без средств к существованию.

Обездоленная многодетная мать-одиночка, что может быть лучше, чтобы завоевать любовь окружающих? Явись она к ним сильной женщиной при деньгах, как слава, несомненно дурного характера, побежала бы впереди нее со скоростью локомотива. А так каждый считал своим долгом помочь сироткам.

Она договорилась в местном отделе образования, что дети будут учиться на дому, оправдав это сильным стрессом от побоев отца и переездом. Тетушки сочувственно поахали, старенькая директор школы даже прослезилась и предложила всяческую помощь.

Это дорогого стоило, так что отказ от благ цивилизации был самой маленькой ценой, которую она могла заплатить за спокойную жизнь, хотя жизнь эту она уже успела глубоко и искренне возненавидеть.

Глафира возненавидела чувство постоянной усталости, осознание того, что себе она больше не принадлежит. Что не может бросить ноутбук в рюкзак и отправиться в дебри Непала медитировать.

Она ненавидела свои содранные в кровь пальцы, ломоту в костях и то, что ей приходится собирать еду в саду или в лесу вместо того, чтобы заказать ее в интернете.

– Научу тебя доить, – тем временем с энтузиазмом закончил Антонович, и Глафира еле сдержала крик «Не надо!».

– А ты иди пока в лес, собери грибы, покажу тебе, как суп из них варить – пальчики оближешь! – продолжал фонтанировать идеями старик.

– Хорошо, – кивнула Глафира и позвала: – Митя, пойдем со мной!

Мальчишка ее беспокоил. В последнее время он замкнулся в себе и проводил дни с книгой в руках, забившись в угол. Книги она старалась им покупать каждый раз, когда выбиралась в райцентр. Ей катастрофически не хватало времени на каждого из детей, и она надеялась, что книги смогут немного развлечь Катю и Митю.

Дети из частной британской школы не были приучены убирать за собой посуду со стола, заправлять постель, гладить собственную одежду. С детства у них были няни и прислуга, а Глафира боялась их лишний раз напрячь, старалась оставить время для игр и для себя, чтобы еще больше не погружать детей в пучину стресса. Вот только тащить на себе заботу о четверых людях, которые даже тарелку за собой не помоют, в последнее время становилось все тяжелее. Старших придется привлечь к помощи по дому. Нравится им это или нет.

Хмурый Митя вышел из избы и поволок ноги в направлении калитки.

– Митя, стой, корзинку возьми, – бросила ему вслед Глафира, подхватывая две плетеные корзинки, неизвестно где раздобытые Григорием Антоновичем, и устремляясь вслед за ним.

– Зачем корзинка? – вяло огрызнулся Митя. Глафира нагнала его и, вручив корзинку, с фальшивым энтузиазмом сообщила:

– Мы идем собирать грибы.

– Я не хочу их собирать, – так же вяло возразил Митя, впрочем следуя за теткой.

Их дом стоял на отшибе, сразу за которым начинался овраг, граничащий с сосновым бором, куда и лежала их дорога.

– Боюсь, у нас нет выбора, грибы нам очень пригодятся зимой, – стараясь оставаться вежливой и доброжелательной, ответила мальчику Глафира.

– Почему мы здесь? Мне здесь не нравится, – вдруг сорвался Митя. – Я хочу домой, к маме! Ты что, нас украла? – вдруг закричал он.

Глафира сердито шикнула на племянника:

– Ты дома все равно не жил с мамой и ныл целыми днями, что тебе не нравится в школе, так что же случилось теперь? Соскучился по учителям?

– Нет, – огрызнулся Митя, – просто я хочу домой, мне здесь не нравится. Я хочу в свою комнату.

Он вдруг кинулся бежать прочь от Глафиры, но та в два счета догнала его, схватила за руку и привлекла к себе:

– Послушай, я знаю, что ты умный и сообразительный, и я не хочу тебе врать. Поэтому буду откровенной. Вариантов у тебя два – или мы все возвращаемся в Англию и вы отправляетесь в детский дом, из которого тебя уже вряд ли кто-то заберет в силу возраста. А вот у младших шанс есть, они маленькие, и это означает, что вас разлучат и вряд ли ты когда-нибудь еще увидишь своих брата и сестру.

Митя молча исподлобья посмотрел на тетку, та продолжала, глядя ему прямо в глаза:

– Вариант второй: мы все остаемся здесь, играем в игру, о которой я говорила, и ждем, пока вернется мама.

– Мама не вернется, – вдруг с болью и отчаянием закричал Митя и, вырвав у Глафиры руку, стремглав побежал к бору.

– Митя, подожди! – Глафира бросилась за ним, путаясь в длинной юбке.

Шустрый мальчишка, занимавшийся в школе бегом и плаванием, легко дал ей фору и скрылся из вида, а через несколько мгновений, когда Глафира, задыхаясь, на четвереньках, поднималась по почти отвесному склону оврага, она услышала Митин вопль, полный боли.

Рванув изо всех сил, она уцепилась за край оврага, выбралась из него и побежала на крик.

– А-а-а, – голосил Митя.

– Митя, Митенька, я сейчас, – прокричала ему в ответ Глафира. Да она просто угробит этих несчастных детей! В детском доме у них есть хотя бы шанс на спасение.

Митя лежал на траве, корчась от боли, его правая нога угодила в капкан.

– А-а-а! – продолжал надрываться он.

Глафира упала рядом с ним на колени и попыталась разжать ржавые дуги капкана, но пружину заело.

– Подожди, сейчас, сейчас, малыш. – Захлебываясь слезами, она продолжала тщетные попытки вытащить ногу мальчика.

– Отставить слезы! – От громкого окрика прямо над ухом Глафира вздрогнула и чуть не упала в траву. Быстро вскочила и столкнулась нос к носу с полноватым мужчиной в военной гимнастерке. Прямая спина, выправка, бородка клинышком.

– Мой… мой сын угодил в капкан, помогите ему! – завопила Глафира, неизвестно зачем хватая незнакомца за руку и подтаскивая его к зареванному Мите, замолчавшему от неожиданности. – Пружина заела, – попыталась бестолково объяснить она.

Мужчина присел и осторожно осмотрел капкан. Затем вдруг задрал голову и, прикрыв глаза ладонью, посмотрел в небо:

– Орлы кружат, решили, что им добыча попалась.