Казнь без злого умысла

Виктор тоже поднялся и быстро прибрал стол, оставив его во вполне приличном состоянии.

– Я тоже пойду, пожалуй, нечего мне сегодня тут отсиживать.

– Подвезти? – предложила Настя.

– Да нет, я пешочком, мне тут недалеко.

Из здания УВД вышли втроем, на крыльце распрощались. Теперь можно было и в банк ехать.

* * *

Полковник Баев стоял в своем служебном кабинете у окна, курил и смотрел, как на крыльце московские гости прощались со старым пьяницей Витькой Егоровым. Загасил окурок и взял со стола мобильный телефон.

– Петя, надо встретиться, – глухо проговорил он. – Ты где сейчас? Дома? Ладно, я подъеду.

Через полчаса машина начальника УВД въезжала в ворота участка с симпатичным особняком на окраине города. Хозяин дома – один из самых состоятельных людей Вербицка, Петр Сергеевич Ворожец, невысокий, худощавый и вообще какой-то хлипкий, ждал на дорожке перед домом, играя с двумя лабрадорами, крупной породистой сукой и полугодовалым щенком.

От предложения поужинать Баев отказался, и хозяин пригласил его в кабинет. Рассказ о москвичах много времени не занял.

– Кривые они ребята, ох, кривые, – подытожил полковник. – Партию разыграли как по нотам, мужик выступал, баба молчала, типа она не при делах и вообще ее сюда в качестве любовницы взяли. А у самой глаз острый, вся как струна натянутая, и как только мужик чуть-чуть оступился – сразу поймала момент и исправила. Не нравятся они мне.

– Да брось ты! – беззаботно рассмеялся Петр Сергеевич. – Чего тебе бояться? Что тебе этот банк «АПК»? Знаю я, вполне приличный банк.

– Да лажа это все, Петя! Банк – это прикрытие, неужели ты до сих пор не понял? Это либо из главка ребята с липовыми пенсионными ксивами, либо вообще из ФСБ. Экологи эти, будь они неладны… Уже и до Москвы дошло. Теперь не отмоемся.

– Думаешь? – Петр Сергеевич озадаченно потер пальцами лоб. – А ты у Ананьева спрашивал?

Ананьев был начальником управления ФСБ по Вербицку, и полковник Баев поддерживал с ним нейтральные, но вполне дружественные отношения.

– Так он и скажет, дожидайся. Но я разговор завел, почву прощупал, он в отказе полном. Чего и следовало ожидать. Петя, нужна твоя помощь.

– Конечно, – с готовностью отозвался Ворожец. – Не вопрос. Что нужно?

– Пригласи этих москвичей к себе пожить дня на три-четыре, присмотрись к ним, послушай, о чем говорят, обрати внимание, как ведут себя. Войди в доверие, информацию подай, как надо. Ну, короче, ты понял, не в первый раз. Я должен точно понимать, зачем они приперлись к нам и что собираются здесь вынюхивать.

– Ты обалдел, что ли?! С какого перепугу я буду приглашать людей, которые меня знать не знают? Да они пошлют меня сразу же, и правильно сделают. Я бы на их месте тоже отказался.

– А ты, Петенька, пригласи так, чтобы они не отказались, – вкрадчиво проговорил полковник. – Ты же умеешь, я не сомневаюсь. Ты что, не понимаешь, что выборы на носу? Забыл, чем все может кончиться, если Костя не пройдет на второй срок? Да мы с тобой костьми должны лечь, чтобы этого не допустить! Это не только Косте нужно, это и нам с тобой нужно не меньше, чем ему.

– Не меньше, говоришь? – Глаза бизнесмена сузились в злобном прищуре. – А почему тогда ты один приехал меня просить об одолжении? Где же наш любимый друг Костенька? Замараться боится?

– Ну перестань. – Баев заговорил мягко, как мудрый дедушка с неразумным внуком. – Что ты, как малыш в песочнице, право слово… Ты же прекрасно понимаешь, что накануне выборов Костя не может открыто наносить частные визиты представителям бизнеса, это неправильно. Мы с ним еще вчера говорили о москвичах, и он сам попросил меня обратиться к тебе, но я решил сперва дождаться этих гостей, чтобы посмотреть на них. Вот, посмотрел и пришел к выводу, что без твоей помощи нам не обойтись. Костя тебя просит. И я тебя прошу. Конечно, Костя мог бы позвонить тебе, но вопрос стрёмный, не надо его по телефону обсуждать. Если это действительно ФСБ, то не исключено, что и Костин, и мой телефон уже слушают.

Ему противно было унижаться и просить, но иного выхода он не видел. Конечно, Петьку можно понять, они ведь друзья с детства, со школьных времен, всегда были вместе, всегда друг друга поддерживали и выручали. Но Петькина жизнь сложилась не так благополучно, вернее – благопристойно, как жизни Костика и его, Игоря. По благополучности-то он своих друзей давно обогнал, это понятно. Петя Ворожец с младых ногтей связался с криминалом, в девяностые даже отсидел, правда, не очень долго, но все равно… И бизнес свой построил на грязных деньгах. И до сих пор закон нарушает, в этом полковник Баев не сомневался. Но нарушает по-крупному и умно, не мелочится и не беспредельничает. Баев, заняв должность начальника Вербицкого УВД, поступил честно – предупредил Петра: если лажанешься – прикрыть не смогу, так что ты уж постарайся, а если что – не обижайся на меня. А вот Косте не хватило не то душевных сил, не то мудрости открыто поговорить с другом, он просто официально дистанцировался от Петра, хотя и продолжал общаться с Ворожцом, приезжал к нему в гости, постоянно звонил и всячески изображал дружбу в узком кругу. Однако на праздничных приемах в мэрии, куда приглашали деловую элиту города, Петра Ворожца, владельца Вербицкого химкомбината и большого числа предприятий помельче, не видели. А ведь весь город знает о давней дружбе бизнесмена с мэром. И уже в определенных кругах пошли смутные слухи… Само собой, Петьке это все не нравится. Ему обидно.

Но какое значение имеют такие детские глупые обидки, когда у троих взрослых мужчин есть объединяющая их цель?

Ах, как плохо… как все плохо…

– Ладно, не расстраивайся. – Щуплый Ворожец покровительственно похлопал массивного Баева по плечу. – Сделаю я все, что надо, раскручу твоих москвичей, на молекулы и атомы разложу. Ты прав, Игореха, не следует нам рядиться и ведерки с песочком друг у друга отбирать, мы все трое одной цепью связаны. Сделаю. Я ж понимаю, это Генка Лаевич, хлыщ патлатый, ему в уши дует, против меня настраивает. Костика успокой, скажи: никаких обид. Он должен выиграть выборы. И наша с тобой задача – ему помочь. У Димки день рождения скоро, соберемся, как обычно, посидим, все будет как раньше. Ведь соберемся?

Он вопросительно посмотрел на полковника.

– Обязательно соберемся. Димка – это святое.

Петр Сергеевич открыл бар и прикоснулся пальцами к горлышку бутылки виски.

– Ну что, по чуть-чуть?

Баев отрицательно покачал головой и поднялся с кресла.

– Поеду я. Устал. Завтра день тяжелый.

– Как знаешь. Пойдем, провожу.

Дорога от особняка Ворожца до улицы, где жил полковник, пролегала мимо храма. И, как всегда в последние месяцы, при виде увенчанных крестами подсвеченных куполов Баев ощутил болезненный толчок в сердце.

Зайти… Покаяться…

Нет. Нельзя.

* * *

Съеденный в гостиничном ресторане ужин тяжелым комом лежал в животе, и Настя Каменская кляла себя за то, что поддалась на провокацию Короткова, уговаривавшего ее непременно отведать знаменитых сибирских пельменей с мясом и лесными грибами. Порцию принесли огромную, ей хватило бы и одной трети, но, к сожалению, пельмени оказались дивно хороши, и когда Настя спохватилась, метаться оказалось уже поздно, а дышать – трудно. Не помогло ни запивание травяным чаем, ни даже рекомендованный все тем же всезнающим Коротковым глоток водки. Вкусные сибирские пельмени никак не желали перевариваться и дать Насте покой.

Визит в банк надолго не затянулся, управляющий записал все их просьбы, куда-то позвонил и договорился, что на следующий же день их примут в Кадастровой палате, где покажут карту со всеми доступными участками. В Вербицкэнерго их тоже примут и ответят на все вопросы, так же как и в Вербицкводоканале и департаменте природопользования.

Настя и Коротков договорились выезжать назавтра в десять утра, а в девять встретиться и пойти позавтракать. Поставив будильник на 8 часов, Настя с наслаждением приняла душ, долго стояла под горячей водой, с удивлением замечая, что почему-то не может согреться. Ее все время познабливало. С неудовольствием отметила, что полотенце совсем новое и оттого пока еще плохо впитывает воду. Зато халат оказался именно таким, как она любила: длинным и на пару размеров больше, чем нужно. В такой халат так удобно уютно завернуться, и как бы ни села – ноги не высовываются и не мерзнут. Побродив еще несколько минут по просторному номеру, Настя открыла окно и забралась под одеяло, мечтая о сладком крепком сне.

Но не тут-то было. Окна и гостиничного ресторана, и ее номера выходили на одну сторону. А в ресторане гуляла свадьба. Широкая, щедрая, веселая. С размахом такая свадьба. Звуки джаз-банда и голоса профессиональных исполнителей, певших со сцены, сменялись нестройным, но зато громким хоровым пением, взрывы смеха перемежались взрывами петард. Настя вздрагивала, ворочалась в постели, натягивала одеяло на голову, но все равно уснуть не могла. Встала, закрыла окно. Стало вроде потише, но через какое-то время она поняла, что ей душно. Снова открыла окно.

Через полтора часа тщетных попыток погрузиться в сон она встала, закуталась в халат и осторожно подошла к двери, ведущей в номер Короткова. Приоткрыла ее, стараясь не издавать лишних звуков, прислушалась. Со стороны спальни доносился мощный храп. Юрка спал как убитый, хотя ресторанные шумы доносились сюда точно так же хорошо. «Дала же природа некоторым людям умение спать в любой обстановке, – с завистью подумала она, – а меня обделила».

Вторая попытка заснуть тоже закончилась полным провалом, Настя встала, включила свет и уселась за привезенный с собой ноутбук. «Наверное, мне не шум мешает спать, а мысли», – рассеянно думала она, вводя в поисковик название «Ларри Соррено», – логотип именно этого бренда красовался на загадочном чемодане и почти на всех предметах, находящихся внутри его. Про фирму «Ларри Соррено» Настя знала только одно: продукция ее славится своей немыслимой дороговизной. А вот на вид – ничего особенного, неярко, не изысканно, одним словом – совсем обычно. Может, она чего-то не понимает? Вкуса у нее нет, что ли? Или вообще не разбирается в дорогих вещах? Впрочем, откуда ей иметь такие знания и умение разбираться? Но все равно хочется понять, что в этих вещах такого особенного и почему они при внешней невзрачности стоят таких безумных денег.

Официальный сайт оказался на итальянском языке, ибо фирма была миланской, но это Настю Каменскую ничуть не смутило: итальянский язык она знала очень неплохо еще с детства. Вооружившись очками для чтения, она погрузилась в изучение истории семейного бизнеса Соррено, начавшегося еще в конце девятнадцатого века. Секрет дороговизны изделий прояснился весьма скоро: основатель бренда Ларри Соррено сделал ставку на износостойкость своего продукта, начинал он с дорожных кофров, саквояжей и сундуков, и все это, благодаря изобретениям его брата-химика, долгие годы сохраняло товарный вид. Постепенно ассортимент расширялся, внук основателя производил уже не только сундуки и кофры, но и сумки, портмоне, кошельки и портфели. В начале шестидесятых годов двадцатого столетия очередной Соррено взялся за производство одежды, но это было чистым баловством: сделать ее ноской и долговечной не удалось, и эта часть бизнеса, хотя и сохранилась до нынешнего времени, особого развития не получила. Зато к сегодняшнему дню наличествовал широчайший выбор сумок и портфелей всех мыслимых и немыслимых размеров и целевой принадлежности, кошельков, косметичек, несессеров, ремней, папок, обложек для всеразличных гаджетов, ну и, само собой, чемоданов, от самых маленьких до поистине огромных. А девизом бренда стала фраза: «Наш товар вы можете использовать долгие годы и подарить своим правнукам, он будет как новенький».

Разобравшись с историей вопроса, Настя полезла в каталог прошлого сезона. Цены ее просто убили. Это какие же бабки нужно было вгрохать в затею наполнить целый средних размеров чемодан вещами такой безумной стоимости! Просто даже интересно… Виктор Егоров сказал, что если все продать, то можно несколько лет жить безбедно. Неужели правда? Или он просто так ляпнул, для красного словца?

Она достала из лежащего на письменном столе бювара чистую бумагу и приготовилась записывать стоимость. Чемодан, тот самый, который стоял в кабинете у Егорова, вернее, точно такой же, обнаружился сразу, цена была проставлена в евро, в рублях же цифра получилась оглушительной, а ведь если покупать в России, то выйдет существенно дороже. Больше ничего в каталоге коллекции 2013 года найти не удалось. Настя ушла в каталог предыдущего, 2012 года, пытаясь как можно точнее вспомнить, какие именно предметы она видела в чемодане, потом перешла к 2011-му, потом к 2010-му… Наметилась кое-какая система, не очень четкая, конечно. Все, что ей удалось вспомнить и идентифицировать по каталогам, относилось к коллекциям разных лет, самым ранним оказался брелок для ключей – его Настя нашла в каталоге 1992 года, в 1994 году было, судя по всему, приобретено то самое портмоне, которое обнаружилось в чемодане совершенно пустым. «Двадцать лет прошло, – подумала она, – а выглядит, будто только вчера из магазина, ни пятнышка, ни единой потертости, ни царапинки!» Маленький несессер с аккуратно уложенным набором ниток и иголок относился к 1996 году, а вот несессер побольше, в котором, как она помнила, лежали станок для бритья, флаконы с пенкой, шампунем, гелем для душа и мыльница, выпускался в 1998 году. Брючный ремень – 2003-м, джинсы – 2008-м, шапочка и шарф – 2009-м…

Выстроив содержимое чемодана в хронологическом порядке, она обратила внимание, что стоимость покупок неуклонно возрастала из года в год. Человек становился все более состоятельным и мог позволять себе все более дорогие вещи. Но при этом не менял старые предметы на новые. Собственно говоря, зачем их менять? Они в прекрасном состоянии, и если верить девизу фирмы, еще правнукам владельца исправно послужат. С другой стороны, у богатых свои причуды, и Настя Каменская отлично знала, какое количество людей покупают вещи не потому, что старые пришли в негодность, а исключительно потому, что это «новая коллекция». Носить сумку, туфли или шубу из прошлогодней коллекции в определенных кругах считается неприличным. Такой подход всегда казался Насте верхом идиотизма, но он существовал, и с этим приходилось считаться.

Однако человек, которому принадлежал украденный чемодан, к упомянутому кругу явно не относился. Он просто любил вещи Ларри Соррено и регулярно покупал их, сообразуясь с собственными доходами. Заработал – купил. Заработал побольше – купил подороже. Одним и тем же несессером он пользовался без малого два десятка лет, брючным ремнем – десять лет, джинсы «Соррено-мен» носил как минимум лет пять. Интересно, а что он покупал в другие годы? Наверняка обложку для паспорта, сумку для ноутбука, футляр для очков, папку-обложку для айпада, портфель, футляр для ключей, визитницу для кредитных карт… Всего этого в чемодане не было. Но наверняка было в сумке, которую владелец чемодана держал в руке. Компьютер, гаджеты, деньги, документы, ключи и очки – всегда с собой, чтобы были под рукой.

Слушая рассуждения майора Егорова и глядя на чемодан, Настя представляла себе эдакого полукриминального типа, внезапно разжившегося огромными шальными деньгами и решившего экипировать себя для поездки в самом дорогом магазине. Пришел и одним махом все закупил. И почувствовал себя кумом королю, по меньшей мере. Денег он хапнул столько, что даже эти колоссальные траты выглядели каплей в море, поэтому, когда чемодан сперли, он не стал заморачиваться обращением в полицию. Самое ценное и трудновосполнимое – документы, ключи, кошелек и кредитки – не пропало. А все остальное он снова купит. Кроме того, он мог опасаться, что полицейские вполне обоснованно начнут интересоваться: откуда это у него такие деньги появились? Может быть, он – фигура, хорошо знакомая оперативникам, и демонстрировать им внезапно и необъяснимо возросшее благосостояние глупо и неосмотрительно. Еще тогда, в кабинете у Егорова, Настя хотела спросить, не было ли в Вербицке или вообще в области в последнее время крупной кражи, ограбления или финансовой аферы. Хотела – и не спросила. Неловко ей стало. Получилось бы, что она такая умная, из самой Москвы приехала местных оперов работе учить. Наверняка Егоров сам до всего додумался и тысячу раз все перепроверил.

Теперь же она радовалась, что промолчала. Потому что хозяин чемодана выглядел, по ее представлениям, совсем иначе. Спокойный, рассудительный человек, не гонящийся за модой, не тусующийся в гламурных кругах, а если и тусующийся, то абсолютно и категорически плюющий на принятые в этих кругах правила. Очень «сам по себе». Любящий и ценящий свой жизненный путь, свою карьеру, бережно хранящий память о каждом этапе, о каждой ступени.