Казнь без злого умысла

– Ага. Ты бы слышала свой голос… Просто-таки лауреат конкурса на звание «самого ужасного начальника».

– Надо же… – пробормотала Настя. – Я и не заметила.

Она подумала еще пару минут и снова взялась за телефон. Когда Чистяков парковал машину возле дома, Настя Каменская уже заручилась обещаниями как минимум десяти человек поискать знакомых в Вербицке или хотя бы в областном центре.

Первым отзвонился Назар Захарович, или просто дядя Назар, как величали его все бывшие коллеги и ученики, старый опытный сыскарь, Настин первый наставник в уголовном розыске, по сей день преподающий на кафедре оперативно-разыскной деятельности. Дядя Назар выполнил свое обещание быстрее всех и дал координаты знакомого опера из Вербицкого УВД.

– Там уже ночь глубокая, я звонить не стал, эсэмэску кинул ему с просьбой перезвонить, думал, может, завтра он со мной свяжется, а этот старый перечник, оказывается, на сутках, дежурит. Я ему про вас с Юркой сказал, он готов посильную помощь оказать, конечно, но ты на него особо не рассчитывай, – говорил дядя Назар. Настя слушала журчащий в трубке говорок своего наставника, одной рукой держа телефон, а другой пытаясь расшнуровать кроссовки. – Попивает он изрядно, да и вообще его теперь мало что волнует, как мне показалось. У него вся семья в авиакатастрофе погибла – жена, двое детей и теща, он тогда по-черному запил, с должности начальника убойного отдела слетел, до простого опера докатился. Ну, с учетом стажа и былых заслуг числится старшим опером, но по факту… Ты уж прости, Настасья, но больше у меня в тех краях никого нет. В Кемеровской области есть хорошие надежные ребята, в Омской есть, в Новосибирской, а вот в Перовской – никого. Могу найти тех, которые из соседних областей, если надо, может, они в Вербицке кого-нибудь знают. Даже наверняка знают, сибиряки – народ дружный, не то что мы, москвичи.

– Спасибо, дядя Назар! Если будет нужно, обращусь к вам еще раз, можно?

– Само собой. Так что имя и телефончик я тебе сброшу. Счастливого пути, дочка, удачи тебе.

Весь следующий день Анастасия Каменская посвятила подготовке к поездке. Сначала выспалась как следует, потом полезла в интернет, поискала сведения об отелях Вербицка, внимательно прочла всю информацию, рассмотрела фотографии, изучила карту города, сделала несколько телефонных звонков и, наконец, определилась с выбором. Затем начала читать все подряд: географическая характеристика региона; промышленность и экономика; администрация; социальная политика; грядущие выборы мэра; преступность; культурная жизнь. Одним словом, все, что было в сети о городе Вербицке.

К вечеру глаза ломило от напряжения, но зато Настя чувствовала, что к поездке готова. Ну, конечно, не полностью, но настолько, насколько вообще возможно было подготовиться к работе за один день.

Вторник

Константин Кириллович Смелков не любил летать на вертолете. Но ехать до областного центра пять часов, пусть и на очень хорошей машине, но по очень плохой дороге, и потом столько же – в обратную сторону он не любил еще больше. Да и не было у него этих лишних свободных десяти часов. Если занимаешь пост мэра в таком городе, как Вербицк, приходится учитывать каждую минуту. Особенно в предвыборный период, когда к ежедневной работе по управлению городом добавляются необходимые, но такие нудные мероприятия по мотивированию электората.

После вертолетного путешествия всегда подташнивало и накатывала головная боль, посему дорога от площадки до центра города обычно приводила Константина Кирилловича в самое мерзкое настроение. Весь ближний круг об этом знал и с этим считался. Не в том смысле, что любимого мэра берегли и старались оградить в такие периоды от необходимости решать насущные проблемы, нет, разумеется. Мэра никто беречь не собирался, на то он и мэр, народный избранник, поставленный, точнее – посаженный в кресло, чтобы решать проблемы. Берегли себя: старались не соваться в высокий кабинет без особой нужды, чтобы не огрести по полной.

Из нынешней поездки в Перов мэр Вербицка возвращался расстроенным и недовольным. Собственно, целью визита в высокие кабинеты было очередное «вентилирование» процесса подготовки проекта Федеральной трассы. Утверждать его будет Правительственная комиссия в Москве, поскольку средства на строительство будут выделены из Федерального дорожного фонда, но разрабатывают проект здесь, на месте, в области. И вариантов этого проекта на сегодняшний день существует два. А в Москву на утверждение будет направлен только один. Какой из двух? Вот в этом весь вопрос.

Смелков располагает довольно мощными связями на областном уровне и среди ближайшего окружения губернатора, но у его противников, заинтересованных в другом проекте, связи не менее обширные. Борьба идет на равных. И на сегодняшний день самое главное – выиграть выборы в Вербицке и остаться в кресле главы города на второй срок, потому что влияние мэра в любом случае сильнее, чем влияние того, кто выборы проиграет. До тех пор, пока неясно, кто будет руководить городом в ближайшие четыре года, авторитет у Смелкова и его главного конкурента Горчевского в глазах областных деятелей примерно равный, а вот когда выборы пройдут, ситуация станет совсем иной. Кто мэр – тот и прав. Если Смелков победит, ему удастся продавить тот проект прокладки трассы, который ему нужен. Если победит Горчевский – в Москву на утверждение представят совсем другой проект. И тогда все станет очень сложно. И опасно. И вообще плохо. По проекту, в котором заинтересованы оппоненты мэра, трасса должна пройти мимо Вербицка с северной стороны, как раз через то место, где сейчас расположена норковая ферма, одна из двух в области. Звероферму ликвидируют, поголовье продадут за бесценок Перовскому пушному зверохозяйству, которое давно зарится на выведенное в Вербицке элитное племенное ядро. Допустить уничтожения зверофермы Смелков не может. Никак. Ни при каких условиях. А Горчевскому и тем представителям бизнеса, которые стоят за ним, на звероферму наплевать, им нужна земля к северу от Вербицка, они там уже все скупили и поделили и теперь в нетерпении потирают ручонки, ожидая начала строительства Федеральной трассы. Трасса дело выгодное – сразу же появляются желающие перекупить участки под магазины и торговые центры, рестораны, склады, придорожные кафешки и заправки. А уж о жилой застройке вообще говорить не приходится. Вербицк – город традиционно экологически неблагополучный, металлургический и химический комбинаты исправно вносили свой вклад в загрязнение окружающей среды на протяжении десятилетий, поэтому желание построить дачу или загородный дом присуще каждому жителю города. Вопрос только в деньгах. У кого они есть – будут строиться. Значит – будут покупать землю. И покупать именно там, куда можно доехать. А не в глухой тайге.

За звероферму Константин Смелков готов был биться до последнего вздоха. И бился, не щадя себя. В какой-то момент ему показалось, что дело сдвинулось с мертвой точки и его пламенные речи о вековых традициях российского пушного звероводства, о ведущем месте русской пушнины в мировом меховом бизнесе, которое мы потеряли после перестройки и которое сейчас нужно завоевывать снова, наконец, были услышаны. Его вызвали в область, в комитет по транспорту и дорожному строительству, сопроводив приглашение словами: «Есть мнение, что звероферму вашу нужно постараться сохранить». Константин Кириллович воспрянул духом, полетел в Перов, но услышал от высоких чиновников совсем не то, что ожидал и хотел. Трасса пройдет через территорию зверофермы. А саму ферму просто перенесут в другое место. Километров на десять восточнее.

Такая постановка вопроса мэра категорически не устраивала.

Смелков сидел на заднем сиденье, прикрыв глаза и пытаясь не сосредоточиваться на нарастающей головной боли. Впереди, на пассажирском сиденье рядом с водителем, покачивались в такт попадающим под колеса выбоинам мощные плечи охранника Саши, выполнявшего в поездках еще и функцию помощника.

– Соедини меня с Деревянко, – проговорил Константин Кириллович, едва шевеля губами.

Зоя Григорьевна Деревянко была гендиректором Вербицкой зверофермы, прошла весь путь от простой работницы-зверовода до бригадира, потом, получив образование, доросла до старшего зоотехника, потом до главного зоотехника, а теперь возглавляла все хозяйство. И никто лучшее ее, пожалуй, во всем Вербицке проблемой не владел.

Через пару минут помощник-охранник обернулся и протянул Смелкову телефон:

– Деревянко на проводе.

Смелков глубоко вздохнул и взял трубку.

– Зоя Григорьевна, вы могли бы подъехать сегодня? Нет, я еще не в городе, буду у себя минут через двадцать. Попозже? Хорошо, жду вас в девятнадцать часов. Но непременно сегодня, вопрос не терпит отлагательства. Да, насчет фермы.

Закончив разговор, поморщился, вытащил из портмоне конвалюту с таблетками от головной боли, сунул в рот две пилюли, разжевал, проглотил и запил несколькими глотками воды из бутылки, стоящей в специальном держателе. Задумчиво посмотрел на телефон и следующий номер набрал сам:

– Олеся, запиши Деревянко на девятнадцать часов и вызови ко мне Баева. Да, сейчас. Я буду через пятнадцать минут. В приемной есть кто-нибудь? Пусть не ждут, я сегодня никого не приму. Распиши всех на завтра. Кто? Лаевич? Пусть приходит к девятнадцати, он мне будет нужен вместе с Деревянко.

Геннадий Лаевич возглавлял предвыборный штаб Смелкова. Молодой, креативный, он частенько находил оригинальные ходы, казавшиеся на первый взгляд глупыми или нелепыми, но в итоге, к всеобщему удивлению, дававшие очень неплохие результаты. Пусть подумает вместе с Зоей, что еще можно предпринять, чтобы избиратели поняли: ни при каких обстоятельствах норковую ферму трогать нельзя. И только избрание Константина Смелкова на новый четырехлетний срок позволит ее сохранить. Если выберут Горчевского – ферма неизбежно погибнет.

Как и во многих других городах, мэрия Вербицка располагалась в здании, где когда-то находились бок о бок горисполком и горком партии. Конечно, внутри все было заново отремонтировано и приведено в более или менее современный вид, но сама постройка и красивый сквер перед ней оставались все теми же, какими их помнил Смелков с юности. Правда, в центре сквера возвышался раньше памятник Ленину, как было принято повсюду. Памятник убрали, но постамент остался. Долго судили-рядили, как его использовать, кому монумент воздвигнуть, так ни до чего и не договорились, и вид пустого постамента, первое время резавший глаз, тоже в конце концов стал привычным.

Константин Кириллович легко взбежал по ступеням, ведущим в здание, и так же без малейших усилий поднялся по лестнице на второй этаж, где находился его кабинет. Несмотря на так и не прошедшую головную боль, широко и обаятельно улыбнулся секретарю Олесе. Хоть и молодая девочка, а толковая, подумал он, всех отправила, приемная пустая. Хотя… Он же просил вызвать начальника УВД полковника Баева. Где он?

– Все в порядке? – спросил Смелков.

– Да, все как вы велели. Всех со срочными вопросами записала на завтра, с не очень срочными – на послезавтра, некоторых приняли ваши замы, это их компетенция. Игорь Валерьевич будет через три минуты, он вышел покурить, – четко доложила Олеся. – Что вам сделать? Чай, кофе, бутерброды, печенье?

– Мне, будь добра, чайку крепкого и сладкого. А Игорю Валерьевичу – что попросит. И Сашу чаем угости. – Он кивнул на плечистого охранника, вошедшего следом за ним и стоявшего в сторонке.

– Обязательно, – улыбнулась Олеся.

Константин Кириллович знал, что этот новый охранник ужасно симпатичен Олесе, и ничего не имел против их легкого флирта. И потом, это же так демократично, так по-свойски, по-отцовски – опекать, «курировать» чувства молодых людей! Демократичность, доступность и обаяние – вот три кита, на которых зиждется народная любовь к мэру Смелкову. И китов этих нужно кормить, ухаживать за ними и вообще всячески поддерживать в рабочем тонусе. А кто первый и главный распространитель в народе сведений о руководителе? Конечно же, секретарша, это всем известно.

Грузный, с нездоровым отечным лицом, начальник УВД вошел в кабинет, когда Смелков уже сидел за своим столом. Следом за полковником Баевым вплыла Олеся с подносом: чай для мэра, крепкий эспрессо для гостя, сдобное печенье для обоих.

– Плохо выглядишь, – заметил мэр, внимательно разглядывая своего старого друга. – Не болен, часом?

– Здоров, – коротко ответил Баев. – Что случилось? Что сказали в области?

– Предложили перенести ферму в другое место. Сам понимаешь, это не вариант. Я там кое-что замутил, хочу поставить в позу ответственности департамент транспорта, через день-другой узнаю результат. Пусть второй зам будет мне должен, а то его люди Горчевского солидно прикормили. Но я тебя по другому вопросу вызвал. Игорь, ты разберешься когда-нибудь с этими экологами, в конце концов? Еще на вчерашний день разговоры шли о трех убитых, а сегодня их уже стало четыре! Что вообще происходит? Кого опять убили? Почему я должен узнавать об этом по радио, а не от тебя лично?

– Ты собрался от меня лично получать оперативную информацию? – недобро усмехнулся Игорь Валерьевич. – Новых убийств не было. Просто появилась информация о том, что некий Семушкин, обнаруженный мертвым на улице почти две недели назад, тоже был экологом и тоже проводил какие-то исследования в какой-то неизвестной нам лаборатории. До сегодняшнего дня никто этого покойника с экологией не связывал.

– Какая же это оперативная информация, если она на радио просочилась? – недовольно ответил Смелков. – Что у тебя в ведомстве происходит?

– Я разберусь. Это уже не в первый раз, когда кто-то сливает информацию журналистам.

– Игорь, я не понимаю твоего спокойствия. Весь город на ушах стоит из-за этих убитых экологов, я теряю очки в глазах населения, мой рейтинг стремительно падает, потому что все эти разговоры про убийства обрастают слухами. Якобы есть какая-то лаборатория, в которой провели исследования и доказали, что звероферма приносит огромный вред людям. А мэр, то есть я, хочет, чтобы трасса пролегала не с севера, а с юга, потому что у него там финансовые интересы. И на саму звероферму мэру, то есть мне, плевать, но я ею будто бы прикрываюсь, чтобы не допустить строительства трассы с северной стороны. – Смелков, сам того не замечая, начал постепенно повышать голос. – Ты должен – слышишь? – должен в кратчайшие сроки раскрыть эти гребаные убийства и найти мне эту гребаную лабораторию! Потому что до тех пор, пока преступления не раскрыты, журналисты и все прочие будут орать на каждом углу, что я, именно я, а не ты, заинтересован в укрывательстве преступников от возмездия, потому что именно мне выгодно скрыть правду об экологической опасности зверофермы. Не можешь найти убийц – найди хотя бы лабораторию! И мы сами посмотрим, чего они там наисследовали. Я больше чем уверен, что результаты этих исследований можно толковать как угодно, так всегда бывает, и всегда все можно повернуть в нужную сторону. Но народ надо успокоить, Игорь. До выборов осталось три месяца. Ты же сам все понимаешь.

Полковник одним глотком опустошил маленькую чашечку с крепчайшим кофе и поставил ее на блюдце. Смелков так за всю жизнь – а они с Баевым знали друг друга и дружили еще с детского сада – и не привык к тому, что сначала очень крупный и мускулистый, а с годами ставший грузным и оплывшим Игореха умел быть таким точным, аккуратным и неслышным в движениях. Соприкосновение чашки с блюдцем не породило ни единого, даже самого тихого звука.

– Костя, все намного хуже, чем ты думаешь, – негромко произнес полковник. – Поверь мне, мои ребята делают все, что нужно и возможно, чтобы раскрыть эти убийства. Они ночами не спят, они есть-пить не успевают. Но не нашли ни единой зацепки. Ни единой! Никакой информации ни о самих убийствах, ни об этой клятой лаборатории. И если все так, как мы думаем, то речь идет об очень хорошо законспирированной организации. А это, как ты понимаешь, невозможно без очень хорошего финансирования. Значит, у кого-то есть в этом большой и крепкий интерес.

– Ничего нового я не услышал, – презрительно хмыкнул Смелков. – Все эти разговоры мы с тобой вели и три дня назад, и неделю назад. Что изменилось? Ничего! Так почему же ты говоришь, что все намного хуже, чем я думаю?

– Потому что появилось письмо, адресованное этому Семушкину, убийство которого у нас висит уже почти две недели, но которым мы пока совсем не занимались, потому что все силы брошены на убийства экологов. Из этого письма совершенно очевидно, что сам Семушкин тоже занимался вопросами экологии, равно как и автор письма, и они там в лаборатории закончили какое-то исследование, результаты которого позволят – цитирую: «всех отдать под суд».

– Кого – всех? – растерянно спросил Константин Кириллович. – Ты что, тоже веришь в то, что наша звероферма представляет собой экологическую опасность? Но это же бред! Этого не может быть! Никогда еще клеточное разведение пушных зверей не приносило никакого вреда! Никому!

Баев усмехнулся.

– Ты уверен, Костя? А вот известен ли тебе такой документик, который называется «Нормы технологического проектирования звероводческих и кролиководческих ферм»? И не какие-нибудь доисторические нормы, а вполне себе постперестроечные, двухтысячного года. Ну да, ты же мэр у нас, большой начальник, куда тебе с такой мелочовкой связываться. А я, знаешь ли, попроще, чином помельче, я вот не погнушался и почитал. И знаешь, что там написано?

Баев достал из папки файл с распечатанным документом, перелистнул несколько страниц, нашел строчки, выделенные цветным маркером.

– Вот, зачитываю тебе дословно. «Основными источниками загрязнения атмосферного воздуха являются выбросы систем вентиляции из зданий с регулируемым микроклиматом, газодымовые выбросы из котельных. В выбросах вытяжных вентиляционных систем содержатся вредные и дурно пахнущие газы (аммиак, сероводород), пыль и микрофлора, а также водяные пары и углекислый газ. Вредность газодымовых выбросов от котельных зависит от вида топлива и принятой системы дымоочистки». Повторяю, если ты невнимательно слушал: вредные и дурно пахнущие газы – аммиак и сероводород. Ты знаешь, какое топливо используется у Зои на ферме? Ты этим интересовался? А какая система дымоочистки у нее стоит, тоже спросил? А как насчет охраны поверхностных и подземных вод от загрязнения? А в стоках, между прочим, содержатся фосфаты, хлориды и соли аммония. Так что о безвредности пушного звероводства ты своей внучке расскажи лет через пятьдесят. А о том, как в нашей стране соблюдается технология очистки, я тебе рассказывать не буду, сам не маленький.