Агнец

– Агний имеет насыщенный оранжевый цвет, встречается и красный оттенок. Рагний бледного рыжего цвета, – ответил балий.

Мы замолчали. Я смотрела на воду в фонтане. Мне вспомнился полёт.

– Я боюсь, что всё окажется напрасным, – сказала я. – Одной надежды недостаточно для совершения чуда.

– Агневизация уже началась, и продлиться ещё несколько часов, – сказал Серафим.

– Почему вы сразу не сказали? – воскликнула я, подскакивая. – Где? В каком кабинете?

Серафим указал на корпус и сказал номер кабинета. Я побежала к зданию.

– Чудо уже свершилось, – послышался мне голос Серафима.

Я обернулась. Балий любовался фонтаном. Я влетела в корпус. Медицинский персонал удивленно взглянул на меня. Медсестра спросила к кому я направляюсь. Я назвала имя. Возле лифта стояли люди. На его дверях был нарисован значок солнечной энергии. Я побежала по лестнице на подземный этаж. В конце коридора висела табличка с нужным номером. Путь преграждали металлические решетки. За ними была тяжелая, деревянная дверь. Вход людям без специального костюма и посторонним был воспрещён. Я села на мягкий стул. Через час я уже не могла найти себе места. Медсестра из соседнего кабинета наблюдала за мной. Через два часа мой желудок начал требовать еду. Над кабинетом горела красная лампочка. Я вздохнула и откинула голову назад. Нервно дергая ногой, я ждала. В коридоре появилась Альба в длинных шортах и футболке. Она подсела ко мне и достала контейнер с едой. Слюни заполнили мой рот. Поблагодарив её, я принялась есть. Она налила мне чая из термоса.

– Расскажи мне о Джун, – попросила Альба.

Я начала свой рассказ с армии. Воспоминания о наших драках вызывало у меня улыбку. Время шло. Я рассказала об опытах, брате Джун и её жизни до полета на Ирий. Альба слушала меня, поглядывая на кабинет, где сейчас находилась Малышка. У неё было серьезное и в тоже время печальное лицо.

– Она будет рада познакомиться с тобой, – сказала я, понимая, что Альба переживает из-за этого.

Она улыбнулась. Меня потянуло в сон. Я взглянула на термос и догадалась, что всему виной чай. Я задремала, а проснулась от того что меня трясли. Над кабинетом загорелась зелёная лампочка. Альба потянула меня за руку. Мы отошли на небольшое расстояние. Дверь открылась. Медицинский персонал в белых костюмах, закрывающих все части тела, вывезли на каталке Джун. На её лице была маска. Её глаза были открыты. Я подбежала к ней. Джун заметила меня. Я осталась с ней в палате. Альба вернулась в святилище, всунув мне в руку записку. Малышке поставили капельницу. Она смотрела на меня. Я улыбнулась.

– Странное ощущение, – тихо сказала она. – Словно по всему моему телу бегают муравьи.

Я удивилась её словам. Глаза Джун постепенно закрывались. Она была сонной. Я дотронулась до её руки.

– Я рада, что ты здесь, – прошептала она, засыпая.

Я погладила её по руке, улыбаясь. Её ладонь дернулась.

– Джун! – воскликнула я, но она уже спала.

В палату вошёл молодой врач и медсестра. Я подошла к нему и рассказала о том, что рука Малышки шевельнулась. Врач записал это себе в блокнот. Меня попросили идти домой и отдохнуть. Выйдя из больницы, я зевнула и взглянула на листья деревьев, освещенные заходящим солнцем. Я улыбнулась, и слёзы счастья скатились по щекам. На душе стало легко и радостно. Всё это казалось нереальным, словно во сне. Я подошла к фонтану и подставила ладони под прохладную воду. Это реальность, на которую мы так надеялись. То, что казалось невозможным стало реальным. Из кармашка платья я достала записку. Она была от Лео. Он ждал меня в святилище. Мне вспомнился Анри. Я села на скамейку. Мне стало грустно. Я так и не поговорила с ним. Мне хотелось многое спросить у него. Теперь я знала кто он. Мне вспомнилось наше первое знакомство. Возможно, он никогда не любил меня. Я хотела узнать о его чувствах ко мне, даже сейчас, это было важным для меня. Я взглянула на записку от Леопольда. Он ждал меня. Я, вздохнув, отправилась в святилище. Пёс с жесткой короткой шерстью вёз меня в нужное место. Я задумалась об отношениях между мной и Лео. Прошлые мои связи были кратковременны. Начало всегда было прекрасно, но мои чувства быстро стихали. Я чувствовала вину, потому что не любила этих людей. Ими я скрашивала свою жизнь и когда их краски заканчивались, я уходила. Так было всегда. Чувство влюблённости испарялось и появлялось раздражение. Возможно, с Вилом было бы то же самое. Наша встреча могла охладить мои чувства, но именно чувства к этому человеку не давали мне полностью отдаться новым ощущениям и эмоциям с другими людьми. Я не знала, чтобы было, если бы мы стали встречаться. Эти отношения могли оказаться слишком болезненными для меня. Из-за чувств к Вилу я совершила много ошибок. Погруженная в свои мысли, я не сразу поняла, что пёс остановился.

Возле святилища я увидела Лео и Серафима. Они что-то обсуждали. Я смотрела на лицо Леопольда и его рыжие волосы. Уже было довольно темно, но если бы сейчас светило полуденное солнце, то волосы Лео сияли бы насыщенными оранжевыми красками. Он заметил меня. Мне захотелось убежать и спрятаться. Серафим вошёл внутрь здания. Леопольд подошёл ко мне. Его лицо было обветрено.

– Моя память вернулась, – сказала я.

Лео смотрел на меня и молчал. Я взглянула в его зеленые глаза.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Хорошо, – ответила я.

Мы замолчали. Я смотрела на красные участки его кожи и думала о том, что если я дотронусь до его лица, ему может быть больно.

– Я не могу быть с тобой, – сказала я.

– Понятно, – ответил Лео. – Мне пора.

Он ушёл. Я вошла в свою комнату, зажгла свечи и села на стул. Я достала тетрадь, в которой нарисовала лица дорогих мне людей. Никогда раньше не пробовала рисовать. Я посмотрела на нарисованные лица, получилось очень правдоподобно. Я нежно провела по лицу Джека. Решив нарисовать ещё один портрет, я нашла карандаш и стала рисовать лицо Джун, но почему то получилось косо и некрасиво. У меня больше не получалось рисовать так, как раньше. Это удивляло. Жаль, что теперь я не могла так красиво рисовать. Мне стоило в детстве развивать этот талант в себе. Я даже вновь хотела потерять память ради того, чтобы нарисовать что-то прекрасное. Но всё же это казалось странным. Я заглянула в комнату Серафима. Он читал книгу в однотонной обложке без названия. Горела лампада. Я присела на диван. Серафим отложил книгу и повернулся ко мне.

– Объясните почему, когда я потеряла память, то хорошо рисовала, но когда память вернулась, я стала рисовать, как маленький ребенок, – сказала я.

– Это не связанно с амнезией, – ответил Серафим. – Твоя болезнь возникла в восемнадцать лет вследствие травмы и прогрессировала из-за невнимательности к своему здоровью.

– Вы уже успели поговорить с моим врачом, – улыбнулась я. – Только вот с чего он решил, что я была невнимательна к своему здоровью?

– Это не так? – спросил Серафим.

– Амнезия прогрессировала из-за стресса и переживаний, – ответила я.

– Это и есть невнимательность к своему здоровью, – сказал балий. – Переживания – это как насморк.

Я вздохнула, сдаваясь. Серафим поставил чайник. На плите я заметила значок солнечной энергии, а в углу комнаты сменную солнечную батарею. Она вставлялась внутрь кухонной плиты и давала энергию для приготовления пищи.

– Яд морского василиска запустил изменения в твоём мозгу, когда действие яда полностью прекратилось, мозг стал работать, как и прежде, – сказал Серафим. – Вот почему ты могла хорошо рисовать. Если тебе нравиться этим заниматься, развивай это.

Я молчала, смотря на шею балия. Его горло было прикрыто воротником. В жизни этого человека тоже были ошибки. В каждой человеческой жизни есть своя драма. Наши воспоминания останутся с нами до конца наших дней. Воспоминания – это и есть я. Порой бывает очень сложно принять себя таким, какой ты есть.

– Серафим, вы ни о чём не жалеете? – спросила я.

– Жалею, – улыбнулся он, – о том, что не понимал ценности жизни.

– Знаете, я жалею о том, что когда-то полюбила одного человека, – сказала я. – Наверное, я до сих пор люблю его.

Вскипел чайник. Серафим выключил его.

– Нет, когда любят не жалеют о своих чувствах, – ответил балий. – Никогда не жалей о том, что любила, – он улыбнулся. – Альба, проходи.

Я взглянула на дверь. Альба вошла в комнату, села рядом со мной и смущенно уставилась на свои руки.

– В твоей голове, лишь ветер и любовь, – сказал он ей. – Надеюсь, там когда-нибудь взойдут ростки знаний.

Я улыбнулась. Альба негромко фыркнула. Балий достал три деревянных стакана и контейнеры с травами. Альба посмотрела на меня и тихо спросила:

– Расскажешь мне об этом человеке?

Я кивнула. Серафим повернул голову и напомнил ей о несделанных делах. Альба вздохнула и недовольно насупилась.

– Чем отличается балий от врача? – спросила я.

– Образованием, – ответил Серафим.

– И сколько длиться ваше обучение? – интересовалась я.

– Столько сколько потребуется, – ответил балий. – Пока я не увижу в голове учеников необходимые знания, не перестану их обучать.