Инфракрасным
сигналит тело. – О!
Комару ясно:
«Вкусная.
Не опасная. —
Тепло.»
Комарик вежливый.
Пьёт аккуратно-нежно.
6
Накормила голодного малыша.
При этом
обескровилась – на миллиграмм —
не боле!
Но запела душа —
кардиограммой
вселенского света!
Болью,
в квадрат помноженной!
– Где ты,
такой восхитительно-сложный —
единственный ПГЮ?
Инициалы твои – во вселенную
солнечной переливая струной —
в «ЛЮБЛЮ!» —
шёпотом крика несу – пою!
Пленник мой!..
Или я —
твоя?..
С головой накрывают электроволны
самопишущего аппарата —
моей Грановитой палаты!
На Красном крыльце стою,
бью
тебе
челобитную!
Такой же, как я, невольник —
попавший в любовные сети
Добра Сеятель!
…
Трогаю звуки: где ты, милый?
Камертонит ответ: везде!
Значит: не мимо!
Ты мчишься в таком же поезде
к той же станции.
Стагнацией
радиуса
под углом в девяносто градусов.
Замыкая кругом колечко,
наших судеб перпендикуляр
Кремлёвской стены вечной
сближается до нуля —
к воротам улицы
Боровицкой,
открывая лицо
истины и Барвицкой.
…
Вздох… и… меня нет?
Воздух меняет
плотность и консистенцию.
(Быть воздухом интересно…)
Ползёт… по стенам… Целует…
лакированную спинку кресла
языком нежно-острым.
Скользит ладонью
по пёстрому
рекламному постеру
многомиллионного издания,
буковкам в стиле граффити:
«Only you».
Останавливаю!
В поезде не предусмотрены свидания.
Что остаётся?
Взглядом вымакивать фотографии.
Гладить Луну – Солнцем,
песенкой льющейся:
– Only you…
Замереть,
пережидая поезда время,
битое картой разлуки краплёной —
киноплёнкой
хроники перелёта над пропастью. —
Не упасть!
7
Матрицей грусть