Стальной лабиринт

Заотар уже успел раскрыть походный столик. Успел застелить его белой скатертью и аккуратно расставить на нем культовую утварь неведомого Растову назначения: медный кувшин с водой, плотный пучок свежих розовых гвоздик, которые пахли нестерпимо, несколько неряшливых желтых свечей из верблюжьего жира, курительницу для благовоний.

Белое со струистым золотым шитьем одеяние заотара тоже было подготовлено, свисало с края стола. Но надевать его Кави-усан не спешил. Может, боялся запачкать?

На заотаре были обычные армейские штаны, которые облегали его тощие чресла довольно скверно, и несвежая рубашка, нижний край которой сзади выбился из-за пояса.

На вид Кави-усану было лет тридцать. Но Растов понимал: перед ним заотар, а значит, субчику могло быть и сорок, и двадцать четыре.

«Уж больно у них все по-другому. Живут жизнью избалованных, привилегированных мечтателей… Драться и то небось совсем не умеет. Развалится на запчасти с первого же хука! – с неудовольствием подумал Растов. – А вот пистолет у него очень даже может быть…»

Заотар был так увлечен своими культовыми приготовлениями – та рыженькая девушка-кошечка с шелковой фабрики, похоже, была совершенно права, Кави-усан хотел подгадать к рассвету, – что заметил Растова с Чориевым, когда было уже поздно бить в колокола.

– Руки вверх! – решительно потребовал Растов. Армейский переводчик «Сигурд» повторил то же самое тоном ниже.

Кави-усан как-то очень нелепо крякнул и похлопал себя по тому месту, где следовало находиться кобуре с пистолетом.

Кобуры там не было.

Заотар поднял руки в интернациональном жесте подчинения и принялся судорожно озираться – мол, куда делся водитель-телохранитель, почему медлит?

– Где Нина? – Растов не счел нужным представляться, он решил сразу схватить быка за рога.

– Нина? Ах, Нина… Госпожа Света, – с нездоровой хмельной мечтательностью пробормотал Кави-усан, глядя в серый хлопок случайных предрассветных облаков.

– Где Нина, я тебя спрашиваю? – с нажимом повторил Растов. – Не заставляй меня пытать тебя! И даже не думай тянуть время!

– Пытать… – На лице Кави-усана промелькнуло выражение гадливости. – Пытать? Меня?

– Тебя, тебя, – проскрипел Чориев, кровожадно потирая руки, как это делают злодеи в детской приключенческой киноленте. – У нас в кишлаке знаешь, что с такими как ты делали?

– Нина в безопасности… И я люблю ее! – экзальтированно воскликнул Кави-усан.

– Есть мнение, что она зовет на помощь отнюдь не от избытка безопасности. – Растов начал приближаться к врагу с видом самым свирепым.

– Нина сейчас на лифте! Наверное, она просто испугалась! Но это временно! Она ждет церемонии там! Если бы она не начала драться, я бы не стал этого делать… А так… Мне просто пришлось ее связать! – затарахтел Кави-усан, загораживаясь от Растова обеими руками.

В этом жесте было так много детского, что Растов невольно содрогнулся.

«Ну что за театр он устроил, этот ненормальный? Неужели их не учат, в этих их духовных семинариях клонских, как бы они ни назывались, что это реально значит быть настоящим мужиком и умереть по-мужски? Тяжело с ним… Чувствуешь себя каким-то бездушным палачом».

– Почему Нина на лифте?

– Госпожа Света очень своенравна… Несговорчива… Самодостаточна… Она хочет идти своей дорогой! И я бы позволил ей…

Растов невольно отметил про себя, что заотар, при всей своей несуразности, дал Нине Белкиной верную и полную характеристику. Капитан полуобернулся к Чориеву и приказал:

– Спусти лифт вниз! Немедленно!

Заотар тем временем продолжал:

– Госпожа Света трудно понимает то, что я ей сказал… Она не оценила пророчества… Скорее даже, не желает оценить. Но когда взойдет солнце, когда Вэртрагна взглянет на нас своими космическими глазами, а Воху-Мана войдет в ее разум… Она поймет! Она должна понять!

«Все же удивительна тяга образованных людей к насилию… – промелькнуло в голове у Растова. – Сколько раз я слышал слова «должна понять» как раз от людей интеллигентных! Не понимает, но должна! Не хочешь понимать? Мы заставим! А кто будет плохо заставляться, плохо понимать, того возьмем… да и в расход! Потому что такие непонятливые нам, таким духовным, не нужны. А вообще-то мы за нежность, за терпимость и за любовь к ближнему во всей его хрупкой самобытности…»

Однако озвучивать свои мысли Растов не стал. Были темы погорячее.

– Кто находится здесь с тобой кроме водителя и Нины? Другая охрана у тебя есть?

– Вообще-то есть… Но не здесь.

– Не врешь? – Растов красноречиво качнул стволом пистолета.

– Нет-нет! Что вы!

– Что ты сделал с Ниной? Ты колол ей какие-нибудь вещества? Чтобы она лучше «понимала»? – Растов знал странноватую манеру клонов чуть что прибегать к помощи матери-химии.

– Нет! Я считаю эти методы бездуховными! Слово заотара должно быть сильнее любых веществ! – заявил конкордианец напыщенно.

– Оно конечно, – кивнул Растов, ловя себя на мысли, что заотар почти не вызывает у него ненависти. Скорее уж смесь отвращения с желанием не сильно, но все же больно наказать – как подростка, который справил малую нужду в подъезде.

Чориев и Нина все не шли.

Однако характерный шорох движущегося лифта – он доставлял людей к обзорной площадке на вершине кряжа – был уже отчетливо слышен.

– Еще раз, для протокола, – сказал Растов, выдергивая из штанов заотара брезентовый ремень – им он запланировал Кави-усана связать, чтобы тот не пытался смыться. – Что ты хотел сделать с Ниной?

– Странный ты человек, друджвант! – сказал заотар с досадой. – Разве не видишь, что я собирался говорить с богами? Я собирался взять Госпожу Света в жены! Я собирался показать ей сияние Истины, из нитей которого мы соткем ковер нашего с ней бытия!

«Ковер бытия… Господи…»

Растов стиснул челюсти и заиграл желваками. Не то чтобы метафора («ковер бытия, сотканный из нитей сияния Истины») была какой-то особенно отвратительной и неточной. Растов отдавал себе отчет в том, что злит его совсем другое. Теперь он был уверен, что это у него с Ниной будет совместный ковер. У него с Ниной. И больше ни у кого.

– А потом?

– А потом – жизнь! Потом мы бы жили с ней жизнь! – Влажные, чуть навыкате глаза заотара глядели куда-то за горизонт.

Растов замолчал.

Переубеждать ненормального – задача для людей терпеливых и добросердечных. Ни тем ни другим Растов себя не считал.

– Поедешь с нами, – бросил капитан Кави-усану. – С этой минуты ты наш пленник.

Однако связанные за спиной руки никак не сказались на болтливости Кави-усана.

Растов выслушал обстоятельный рассказ заотара о том, как переменяют жизнь ищущего человека ритуалы. Как зависимо мнение женщины от божественных вибраций. О том, что такое супружеская пара с точки зрения Благой Веры и как близость священного огня, который неугасимо пылает в Пещере Дракона, преображает скверну и превращает говно в повидло…

В этой части заотарского рассказа Растов наконец бросил взгляд вниз, в черноту именитого провала.

Там вяло змеились голубые огненные питоны, довольно-таки чахлые. «На таких даже сосиску не поджаришь», – подумал Растов презрительно.