Проект ВИЛ

– Держитесь. Вы именно тот, кто нам нужен. Мы вас не отдадим.

Она вышла, аккуратно закрыв за собой дверь. Председатель повёл плечами:

– Продолжим.

Терминал на моём столике ожил. На экране высветилось «Ранасентия окк. Версия 12.7». Настоящая речевая модель нейросети! С тех пор, как их запретили, они стали доступны только правительству и мегакорпорациям. Конечно, все знали, что эти структуры нарушают запрет, но говорить об этом было как-то не принято. Рядом с камерой загорелся зелёный индикатор: искусственный разум намеревался не только анализировать мои ответы, но и следить за моей реакцией на разговор. Члены комиссии зашуршали листочками, открывая старомодные бумажные папки, что меня удивило: никаких электронных планшетов.

Нейросеть тепло со мной поздоровалась и стала задавать вопросы, абсолютно не связанные с работой в «Ранасентии» и, на мой взгляд, не имеющие ничего общего с проверкой на благонадёжность. К примеру, мне предлагалось выбрать, кого я переведу первым через дорогу: девочку, старушку, женщину или ветерана? Я поинтересовался, куда именно я их перевожу. Сеть не ответила и задала следующий вопрос. Мой любимый цвет, какие я предпочитаю фрукты, помню ли я прошлогодний первый снегопад? Вопросы сыпались из терминала, как из рога изобилия. Всё это продолжалось не менее часа. Все сидели неподвижно, изредка что-то чиркая в своих папках. Только Глеб, наконец, отцепился от окна, переместился куда-то вглубь помещения и сел там, в тени.

Наконец, на экране высветилось «Спасибо за ответы» и терминал выключился. Председатель что-то нажал и повернулся к стоящему на его столе монитору.

– Итак, – сказал он, быстро пробежав глазами по экрану, – ваша благонадёжность составляет пятьдесят восемь процентов.

– Это не очень хорошо, да?

– Да. С большой долей вероятности, вы можете продать наши секреты даже на минимальных условиях. Вас могут запугать, использовать ваших близких для давления на вас. Вас легко убедить в своей правоте. И вы склонны к левым взглядам. Мы не можем предложить работу такому человеку, как вы.

Я сник. Я так обрадовался перспективе работы в корпорации, что совсем не подумал о том, что это так и может остаться только перспективой. Да, лотерейный билет у меня был, но вот только он не оказался выигрышным. Я в пол уха слушал вопросы и лениво отвечал, исключительно машинально. Где-то позади вышел из тени Глеб и, похоже, собирался уходить. Члены комиссии тоже заметно расслабились, стали переговариваться и никто, кроме председателя, не слушал меня.

Зазвонил телефон и все мгновенно замолчали. Даже замерли. Председатель побледнел, зачем-то встал и снял трубку.

– Алло?

Все как будто пытались отодвинуться от него подальше, словно он прокажённый.

– Да, – председатель достал платок и вытер выступившую на лбу испарину. – Только основные тесты, да. Нет, ещё не брали. Наверное не будем. Ведь всего пятьдесят восемь! Да, мне сообщали об успехах и сроках, но…

Он замолчал и закрыл глаза. Кажется, можно было расслышать чей-то злобный голос из динамика трубки. Председатель положил трубку и стал смотреть прямо перед собой.

– Как председатель комиссии, предлагаю утвердить Бориса Еремеева на должность специального консультанта в проекте ВИЛ. У кого-нибудь есть возражения?

Все молчали, потупив взгляд или уставившись в окно. Только Глеб смотрел на меня неотрывно своими глазами-щёлочками.

– Утверждаю, – председатель устало опустился в своё кресло.

Ко мне быстрыми шагами подошёл Глеб. Я машинально встал и он пожал мне руку:

– От всей души поздравляю, – в его голосе не было и тени притворства. – Позвольте, я провожу вас.

Он обнял меня за плечи и вывел в коридор. Я растерянно оглянулся на проверяющих: они собирали свои бумаги и старались не смотреть друг на друга. Видимо, они решили поскорее забыть всё, что здесь произошло. Никто не пытался меня остановить или что-либо сообщить мне.

Как только мы покинули комнату, Глеб отпустил меня, заложил руки за спину и неспеша пошёл по коридору. Его шаги гулко отскакивали от серо-белых полимерных стен.

– Что это было? – спросил я.

– Вы о чем? Ах, о собеседовании? Поздравляю ещё раз.

– Почему меня приняли? Было же понятно, что я не прохожу. Кто это звонил?

– Полагаю, что Габриэль Симонов, – Глеб помолчал. – Это глава компании.

– Глава компании? – ошалело спросил я. – Но почему? С чего такая честь? Приятно конечно, не спорю, но странно.

Глеб дёрнул щекой.

– Понимаешь, для него этот проект – очень, очень, оооооочень важная вещь. И он хочет запустить его как можно быстрее. А они и так выбиваются из графика, – Глеб мотнул головой куда-то вдаль, видимо показывая, где находятся «они». – Не думаю, что Симонов проникся симпатией к тебе. Смею предположить, что ему на тебя плевать. Но без консультанта проект буксует и его это беспокоит.

Я начал злиться.

– Что-то я ничего не понимаю. Меня приглашают на работу, потом говорят, что я не подхожу, потом вдруг сам директор меня берёт, хотя я даже не знаю как он выглядит! И всё это ради мега-супер важного проекта, сути которого мне никто не объясняет! Поднадоело как-то, честно говоря!

Мы остановились перед прозрачными дверьми. За ними красовался кафетерий, а за очередным панорамным окном угадывался балкон с несколькими столиками. Внутри практически никого не было: всего несколько человек. Глеб кивнул на дверь.

– Она тебе лучше объяснит.

Я проследил за его взглядом. Возле окна, за одним из столиков, сидела Алина. Она хмурила изящные бровки.

– А вы?

Почему-то вдруг мне захотелось заручиться поддержкой Глеба. Наверное потому, что на фоне бюрократов он производил впечатление пускай неприятного, но хотя бы вменяемого человека. Видимо, он обладал чертой характера располагать к себе с первого взгляда. Такие люди вроде бы ничего особенного не говорят и не делают, но все вокруг проникаются к ним если не симпатией, то уважением.

– А я в проекте не участвую. Я за ним наблюдаю.

Глеб пошёл дальше по коридору, всё так же заложив руки за спину и насвистывая какую-то песенку. Я хмыкнул и уже хотел толкнуть дверь, но они открылись автоматически и меня встретил сногсшибательный запах свежей выпечки.

Бармен за стойкой приветливо улыбнулся. Я кивнул ему, прошёл к её столику и встал так, чтобы она меня сразу увидела.

– Можно?

Она подняла на меня свои большие красивые глаза и сразу перестала хмуриться.

– Ах, Борис, наконец-то! Присаживайтесь. Как всё прошло?

– Да как-то странно, честно говоря. – Мой уровень доверия эээ, что-то около пятидесяти, – по её лицу пробежала тень. – Но потом кто-то позвонил председателю и меня приняли! Глеб считает, что это звонил Симонов.

– Глеб?

– Угу, Глеб. Стоял там, у окна. В коричневом костюме. Викторович.

С минуту она непонимающе смотрела на меня, затем её лицо просияло.

– Аааа, вы про Мещерякова. Он не здешний. Думаю, это правда звонил директор. Этот проект очень важен для всех нас. И для него тоже. Борис, да вы присаживайтесь!

Я сел. К нам подскочил официант и, глядя в пространство, протянул мне меню. Я машинально хлопнул себя по карману, хотя и без этого понимал, что всех моих сбережений не хватит на местный пирожок с капустой. Алина хитро улыбнулась.

– Здесь всё бесплатно для сотрудников, – она повернулась к официанту, взмахнув огненно-рыжими волосами. – Мой коллега ещё не получил пропуск, так что запишите на мой «айди». Будьте добры, один кофе и два круассана со сливочной начинкой. Спасибо.

Алина сделала глоток из маленькой чашечки. Я посмотрел в окно. Солнце уже клонилось к западу и в его лучах стали появляться первые нотки заката. Город тонул в серо-оранжевой дымке, до такой высоты не могли долететь ни его вонь, ни шум переполненных улиц. Над домами сновали вездесущие дроны, казавшиеся отсюда мухами, снующими вокруг переполненной мусорки. Находиться на такой высоте, так близко к огромному окну было непривычно и страшно.