Бездна и Ланселот

– Дорогая, ты не права, – сказал барон. – Кто знает, какие испытания еще ждут этот мир и где окажется его новое слабое звено? Я думаю, что все эти храбрые военные не зря направляются туда, куда они направляются. Во всяком случае, вовсе не для развлечений.

– Да, это сразу видно, – парировала она, кивнув в сторону офицеров, которые как раз в этот момент стали приглашать дам на только что объявленный танец.

– Кстати, почему бы нам не потанцевать? – попытался разрядить не слишком дипломатическую обстановку Томпсон. – Лейтенант, пригласите, наконец, прекрасную даму, если, конечно, месье Броссар не будет против.

Месье был не против, и Ланселот повернулся к Дженифер, склонив голову в легком поклоне.

– Это вальс, мистер Ланселот, – сказала она. – Вы умеете танцевать? К тому же у вас на боку эта ужасная железная штука, вы же запутаетесь в ней, а я вовсе не хочу упасть.

– Разумеется, миссис Броссар, – спокойно сказал он, отцепив саблю и сунув ее опешившему Томпсону, который смотрелся довольно комично с этим орудием убийства в его нежных и пухлых руках. – Не беспокойтесь, я умею вальсировать, хотя, конечно, охотно возьму у вас, как профессионала, дополнительный урок.

– В самом деле, Женевьева, – буркнул барон. – Не стоять же тебе на балу соляным столбом!

Против ожидания Дженифер, несмотря на выволочку, только что сделанную ею американским вооруженным силам, не стала сильно сопротивляться.

– Ну, хорошо, лейтенант, пойдемте… В конце концов, – добавила она тихо, – из двух зол я всегда выбираю то, которое раньше не пробовала.

А над залом кружились чарующие звуки венского вальса, рассказывая морю и тропической ночи о ласковых волнах голубого Дуная.

* * *

В десять часов ночи 6 декабря 1941 года капитан третьего ранга Мочицура Хашимото – тридцатидвухлетний командир новейшей японской подводной лодки класса «джунсен» из состава Шестого флота передового экспедиционного базирования – стоял на мостике, напряженно вглядываясь во тьму. Этой безлунной ночью океан был спокоен. Южный бриз приятно освежал кожу. Лодка в надводном положении малым ходом пересекала штилевые воды, как будто и не покидала рейда военно-морской базы на атолле Кваджалейн. До недавнего времени плавание проходило гладко и приятно, больше напоминая туристический круиз, чем боевой поход. Однако утром 2 декабря, когда Хашимото только что поднялся на мостик, взволнованный голос из радиорубки по переговорной трубе доложил:

– Командир, радиограмма!

Он немедленно спустился вниз и увидел шифрованное сообщение, переданное из штаба Объединенного флота: «Ниитака Яма Ноборе 1208». Взяв секретную шифровальную книгу, Хашимото прочитал: «Взбирайтесь на гору Ниитака 1208», что означало: «Начинайте войну против США и Англии 8 декабря». Однако нельзя сказать, чтобы это было для него какой-то неожиданностью. Еще 21 ноября на флоте была объявлена оперативная готовность номер два. Корабли по одному выходили в море, рассредотачиваясь по разным базам. Об истинной цели этих приготовлений знали лишь командиры, экипажам же объявили, что готовится обычный учебный поход в южную часть Тихого океана. Субмаринам была поставлена задача в час икс начать охоту за линейным флотом противника, однако Хашимото получил особое задание. Ему предстояло, не дожидаясь начала общих боевых действий, найти и потопить в океане пассажирское судно, которое должно было доставить на американскую военно-морскую базу на острове Гуам новое офицерское пополнение, элиту морской пехоты США. На борт было приказано поднять лишь трех человек: двух японских офицеров, которые следовали на том же рейсе и должны были в нужное время сообщить координаты судна, покинув его до начала атаки, и еще одного, личность которого была в глубокой тайне.

Весь день 6 декабря прошел в напряженном ожидании. Утром из штаба поступила радиограмма с координатами вражеского судна, которое оказалось в радиусе менее одного дневного перехода. Около двух часов назад Хашимото получил сигнал, окончательно уточняющий местоположение противника, и рванулся в заданную точку, выжимая из мощных восьмитысячных дизелей всю возможную скорость в двадцать узлов. С наступлением темноты он велел не включать сигнальные огни и сбавить ход, идя галсами и стараясь визуально обнаружить жертву, но пока безуспешно. Время тянулось в томительном ожидании, а горизонт был по-прежнему пуст. Хашимото прирос к капитанскому мостику. Несмотря на то что было очень тепло, его прошибал озноб, а по лицу катился холодный пот.

А если он не найдет цель? Нет, этого нельзя себе даже вообразить! Он помнил своего деда, свято хранившего традиции самураев, который говорил: «Если ты проиграл битву и тебе грозит смерть, нужно умереть улыбаясь».

В военно-морском училище Эта-Дзиме, куда он среди немногих счастливчиков поступил, пройдя суровый отбор, Хашимото, постигая нелегкую воинскую науку и высокую цену дисциплины под железными кулаками начальства, твердо усвоил, что слова «невозможно» в японской армии не существует.

Хашимото в отчаянии водил биноклем по темной линии горизонта в надежде обнаружить огни противника, но лишь взошедшие уже крупные звезды попадались в его окуляры. Только он наклонился к переговорной трубе, чтобы запросить гидроакустический пост, как вдруг раздался крик старшины группы сигнальщиков Сакумы с наблюдательного поста над мостиком:

– Вижу огни! Цель слева по борту по пеленгу семьдесят градусов!

Хашимото прильнул к окуляру и взглянул в указанном направлении. Да, так и есть, на расстоянии примерно пяти с половиной миль были различимы огни, очертившие силуэт большого пассажирского корабля. Ему даже показалось, что он различал доносившиеся с борта звуки музыки, хотя, конечно, с такого расстояния услышать что-либо было невозможно.

Тут же Хашимото дал приказ развернуть субмарину в нужном направлении и с максимальной скоростью устремился к кораблю.

* * *

Оркестр перестал играть вальсы и перешел к модному аргентинскому танго. Ланселот предложил Дженифер руку, и пока музыканты проигрывали кортину между двумя тандами, вывел ее на исходную линию в центр зала. Они взяли друг друга в объятие. Ее левая рука легла на его правое предплечье, а его правая рука замерла на ее спине. Раздалась мелодия «Кумпарситы», и они начали танец. Джейн с удивлением обнаружила, что Ланселот явно скромничал, когда собирался брать у нее уроки. Он оказался настоящим тангеро, вел уверенно и ловко. Музыка делалась все быстрее, все ритмичнее, танцующие двигались ровно в такт. Ланс, держа ее в близком объятии, ощущал тепло упругой груди и, казалось, чувствовал биение сердца. Обычно в танго партнерша лишь угадывает намерение партнера и послушно следует ему, но против всех правил их танец напоминал любовный поединок, в котором кто-то из двоих обязан взять верх, подчинив себе другого. Вот короткий перерыв перед следующей мелодией, и снова в бой.

В какой-то момент, после головокружительной серии сокад, она вдруг остановила финальное вращение в хиро, застыв возле его правой ноги, и бросила на него вызывающий взгляд. Он принял вызов, продвинув свою ногу вперед, и сделал параду, после чего быстро развернул партнершу в позицию, из которой ей было непросто выйти самой. Тут он открылся вправо, и у нее, казалось, не оставалось иного выбора, кроме как подчиниться, перешагнув через его ногу, что она и собиралась сделать. Но он, как бы передумав, энергичным движением вдруг снова развернул ее по часовой стрелке, давая возможность совершить широкое и хлесткое болео, чем она эффектно и воспользовалась. Через секунду партнерша, быстро повернувшись в заднее очо, сама поставила его в положение, когда единственным выходом было подыграть ей и двигаться в обратную сторону. Казалось, их противостояние достигло предела и сейчас разрешится взрывом, однако в этот момент она подчинилась, помягчев в его объятии и пытаясь с каждым шагом предугадать его следующее движение. Вот новая мелодия, и двое синхронно двигаются по залу. Глаза у них полуприкрыты, все чувства сведены к одной общей цели, весь внешний мир сливается в сплошное цветовое пятно. Наконец танец закончился, они словно очнулись и какое-то время молча, не улыбаясь, смотрели друг на друга.

– Вы жестоко обманули меня, мистер Ланселот, – произнесла она тихо.

– Помилуй бог! Неужели я умудрился отдавить вам ногу? – с притворным ужасом спросил он.

– Напротив, вы слишком уж хороши, вы отлично ведете, у вас уверенная рука и богатое воображение. Где упражнялись? Не думаю, что в вашем Вест-Пойнте, или откуда там вы взялись, солдат учат аргентинскому танго.

– Конечно же, нет. Я, правда, был не в Вест-Пойнте, а там, где нас учили не аргентинскому танго, а скорее французскому боксу. Но в Вашингтоне я в свободное время часто посещал танцкласс и милонги.

– Надеюсь, сейчас вы так же свободны, потому что я умираю от духоты. Идемте на воздух. И захватите с собой шампанского.

И, не ожидая, пока оркестр возобновит мелодию, она через распахнутую настежь дверь вышла из зала на открытую палубу. Ланселот, взяв с подноса у пробегавшего мимо официанта два бокала с искрящимся напитком, последовал за ней. Что ж, когда женщины сбиваются с пути, мужчины тут же устремляются за ними.

В тропиках темнеет на удивление быстро. Ночной мрак быстро сгустился, поглотив горизонт, но бессильно отступил над ярко освещенными корабельными надстройками. На прогулочной палубе чувствовался своеобразный аромат, который бывает только на респектабельных пассажирских судах – смесь запаха дорогих сигар, духов, виски, кожи дорожных аксессуаров и еще чего-то неуловимого, волнующего и пьянящего, приносимого свежим дыханием океана.

Дженифер стояла у борта, взявшись рукой за поручень, подняв голову и глубоко, с удовольствием вдыхая влажный морской воздух. Ланселот подошел, встал рядом и молча протянул ей бокал.

– Как странно, – сказала она, сделав небольшой глоток и описав бокалом в воздухе небольшой круг, видимо призванный изобразить всю судовую ойкумену, – здесь музыка и яркий свет, но у меня такое ощущение, что эта тьма бесконечна, а за ней уже нет никакого мира людей. Будто мы плывем в бескрайней пустоте, легкомысленно веселясь и втайне надеясь, что так будет всегда, прямо в царство мертвых.

– О, да вы, оказывается, философ или поэт, – улыбнувшись, заметил Ланселот. – Ведь только философы и поэты могут углядеть вечное в совершенно простых вещах.

– Разве плыть в пустом океане, невесть как далеко от берегов, это вполне обычно? Ах, ну конечно, я и забыла – морская пехота! Ведь ей море по колено.

– Вот именно! Но это в самом лучшем случае. Обычно бывает несколько выше, и приходится немного искупаться, пока выберешься на место высадки.

– О, вот прекрасный образчик солдатского юмора!

– Может, я ошибаюсь, миссис Броссар, но мне кажется, что вы как-то предвзято относитесь к военным.

– Ну, полно вам, не обижайтесь, лейтенант. Не люблю я всяких великосветских церемоний. На самом деле из меня такая же аристократка, как из мистера Томпсона миллионер. И зовите меня Дженифер или просто Джейн.

– Только после вас. Я имею в виду, чтобы вы звали меня Ланселот, или просто Ланс. Знаете, я не люблю, когда женщины обращаются ко мне «лейтенант» – это похоже на строевой смотр.

– Мне кажется, что человек с именем Ланселот должен быть рыцарем без страха и упрека, но немного идеалистом, слегка привязчивым, влюбчивым, находящим свой эталон в первом, что попадается ему на глаза.

– Или в первой!

– Что вовсе не свидетельствует о его прозорливости и осмотрительности. Тем более что его путешествие вот-вот закончится на Гуаме. Так стоит ли создавать себе мимолетный идеал?

– Кто знает, дорогая Джейн, кто знает? Как говорится, если хочешь насмешить Господа Бога, поделись с ним своими планами.

Беседуя так, они прогуливались по палубе, там, где стояли большие белые трубы для подачи внутрь свежего воздуха, похожие на перевернутые саксофоны, мимо подвешенных на кильблоках спасательных шлюпок. Джейн постучала согнутым пальцем по днищу одной из них.

– Скорлупка. Что она против целого океана? Вы думаете, она может кого-то спасти?

– О, не тревожьтесь, Джейн. Я уверен, что до этого не дойдет. «Принцесса Елизавета» практически непотопляема. Это судно не может затонуть, как не может пойти ко дну железнодорожный вокзал. Я, конечно, имею в виду в мирное время.

– И все же, знаете, Ланс, спасательные лодки на корабле всегда вызывают у меня какую-то тревогу. Не знаю уж почему. Ах, вот! Они похожи на душеприказчиков. Когда бедный кораблик уже лежит на дне, они плавают над ним, будто прощаются и оплакивают его кончину.

* * *

Приблизившись к кораблю на расстояние трех километров, капитан Хашимото в укрепленный на треноге двадцатисантиметровый бинокуляр прочел на его освещенном борту название «Принцесса Елизавета». Книга регистра подтвердила, что это английское пассажирское судно. То самое, которое ему был дан приказ найти и уничтожить.