Как-то под вечер, когда солнце уже опускалось за гору, нас вытащили из темницы и стали с пристрастием допрашивать. Эта процедура была нам знакома, и мы по привычке отвечали на уже знакомые вопросы. Не добившись от нас ничего нового, нас избили и приговорили к смерти. Натерпевшись за все это время мучений, мы были рады такому приговору.
– Слава Богу! – Громко произнес я.
– Наконец-то! – Сказал Дмитрий.
Мучителей это сильно разозлило и они решили привести приговор в исполнение немедля.
Нам связали руки и поставили на колени. Тут же из толпы боевиков вышел Махмуд – соперник Дмитрия и подошел к нам. В руках он держал длинный нож. Предложив нам помолится Богу, он посмотрел на своего командира. Тот одобрительно кивнул ему головой и чеченец, схватив Дмитрия за волосы, полоснул лезвием ему по горлу. Кровь брызнула фонтаном на сухую землю, а Махмуд, напрягая силы, пытался отрезать ему голову. Вскоре обезглавленное тело упало на землю, дергаясь в предсмертных конвульсиях. Палач ликовал, поднимая голову Дмитрия над собой, а мы ожидали своей очереди.
Но к нашему удивлению, нас не тронули. Казнь почему-то отложили и мы опять оказались в своей вонючей тюрьме. Моего товарища по несчастью звали Иваном. Это был уже немолодой и неунывающий одессит, который тоже, как и я, решил немного подзаработать денег.
Как-то после налета федералов, когда вертушки хорошо взрыхлили лагерь боевиков, наступила тишина. Никто почему-то не подходил к нашей тюрьме, чтобы вылить помои или бросить камень. О нас не забыли, нас просто оставили умирать.
По ночам нам снился один и тот же сон. К яме подходил обезглавленный Дмитрий и пытался нам что-то объяснить. Мы переглядывались с Иваном и в недоумении пощипывали друг друга. Он приходил к нам каждую ночь, а мы никак и не могли понять его жестов.
Но вот однажды, когда обезглавленное тело Дмитрия стояло у края нашей тюрьмы, мы услышали его трубный голос. Откуда-то из далека нам сообщили, что пора покидать яму и что лучшего случая для побега не будет. Дмитрий невидимой рукой развел нас по углам и тут же с треском, цепляясь за неровные стены ямы, упала тяжелая деревянная решетка. Она служила не только непреступной дверью нашей тюрьмы, но была и нашим единственным окошком на волю.
– Оба-на! – Тихо произнес Иван. – А если бы не отошли?..
– Не ужели ты не понял, Ваня. Он дал нам отойти.
– Понял – не дурак, был бы дурак – не понял.
Иван заметно повеселел и спросил:
– Как он это сделал, решетка-то тяжелая?
– А упала-то как?.. – Удивлялся я. – Посмотри Ваня. Это же лестница на волю.
Деревянное сооружение одним краем лежало на дне ямы, а его другой край оставался наверху за пределами нашей тюрьмы.
Осмотрев лестницу, Иван произнес:
– Ну и Димон головы нет, а соображает!..
– Ты, Ваня, шутишь не по делу. – Упрекнул я товарища.
– Ну, извини – трудное детство, деревянные пистолеты…
– Все! Хорош болтать, надо выбираться.
Мы посмотрели вверх и увидели звездное небо. Без решетки оно оказалось таким большим и далеким, что мы только ухмыльнулись его величию и тяжело вздохнули.
Первым полез я. Три метра подъема мне показались вечностью. Сильно болели раны, не хватало воздуха и кружилась голова. Выбравшись на волю, я распластался на земле и долго не мог отдышаться.
Вскоре появился Иван и произнес:
– Ура-а, свобода!
– Свобода? – Усомнился я. – До свободы, Ваня, еще очень далеко.
Он меня не слушал и продолжал:
– Ты посмотри какое небо!
– Небо, как небо.
– Ты, Валера, скучный человек. Посмотри, какое оно большое! – Восхищался Иван. – Послушай, оно же еще и звенит!
– Это у тебя в голове звенит от голода. – Равнодушно ответил я, поднимаясь на ноги.
Где-то далеко взлетела сигнальная ракета и застрочил пулемет. Потом все стихло и на аул опустилась тишина.
– А ведь оно и вправду звенит. – Подметил я и сказал:
– Ну, что пошли, Ваня!
– Куда? – Спросил он, осматривая округу.
– Вниз по тропинке и пойдем.
Мы шли между разрушенных строений аула и часто спотыкались о камни и рытвины, оставленные бомбардировкой. Всюду нам попадались разбросанные вещи, останки убитых животных и тела мертвых боевиков.
– Хорошо вертушки поработали, ты не находишь, Валера. – Сказал Иван, обходя воронки и завалы.
– А чего это они своих не похоронили?
– Видать это не свои – наемники. Да и некогда им было…
Мы продолжили свой путь по тропинке, а тишина звенела, выдавая новые звуки. Где-то прокричала ночная птица, а в одном из домов, замяукала кошка.
Вдруг у разваленного дома нас окликнул голос.
Мы переглянулись, а кто-то чуть слышно позвал:
– Мужики!
– Это кто? – Испуганно прошептал Иван.
– Пошли, посмотрим. – Предложил я.
Мы подошли к дому и осмотрелись. Рядом никого не было, а в самом доме лежала только разбитая печка – буржуйка, да останки разбитой кухонной утвари.
Мы вернулись на тропинку, и Ваня произнес:
– Смотри на заборе!..
Я подошел ближе и увидел голову Дмитрия, надетую на острый столбик штакетника. Глаза на ней были выколоты, а на щеках застыли ручейки крови.