Остров с зелёной травой (история одной экспедиции)

– Так это ты, значит? – залилась пронзительным смехом Ларка, схватилась за живот и согнулась пополам.

Она хохотала, держась за стол, и никак не могла успокоиться. У нее началась истерика. Она приложилась к бутылке, облилась виски и в полусогнутом положении от раздирающего ее смеха заспешила обратно в спальню, по дороге задевая плечами за дверные косяки и безбожно ругаясь.

– Повелся на ее передник, да?! – завизжала она с порога. – Отвечай, козел козельский, повелся?!

У Дмитрия Владимировича от ненависти все внутри заклокотало. Ему было плохо, в этот момент он мечтал только об одном: чтобы этот день поскорее закончился. А Ларка уже не могла остановиться.

– Так я ничего не поняла, она дала тебе или нет? Не дала? – она надрывно захохотала: – Вот ведь сука каталонская!

Потом неожиданно замолчала и заплакала, размазывая по щекам слезы и потекшую тушь. Вид ее был жалок. Он смотрел на нее без капли участливости. Ему казалось, что эта немолодая пьяная женщина в мокром купальнике, с растрепанными крашеными волосами и перемазанным тушью лицом попала в его жизнь случайно и зачем-то надолго задержалась.

– А хочешь – я тебе свой передник достану? Чем мой хуже? – сквозь слезы предложила Ларка.

Она бросилась в гардеробную, прикатила оттуда еще не разобранный чемодан, открыла его и начала расшвыривать вещи перед носом у мужа, ища передник.

– Да где же он?! – закричала она, добравшись до дна. – Ты не брал?

Дмитрий Владимирович молчал. Она отпихнула чемодан в сторону, подошла к нему и принялась трясти его за плечи.

– Дима, ты же любишь меня и без него, правда? Это ведь не страшно, что я уже старая? Ты же любишь старых, так ведь? Ну, отвечай, так ведь?

Он с удивлением поднял на нее глаза.

– Что ты несешь?

– Ты что же, думаешь, я ничего не знала про твою мамочку? – снова отвратительно завизжала она.

– Про какую мамочку? – зло спросил он и схватился рукою за грудь.

– Про ту, которая тебе в мамочки годилась! – торжественно объявила Ларка и ткнула мужа пальцем в лоб.

Он стиснул зубы до скрежета, голова у него закружилась. По его лицу Ларка поняла, что до него дошло, о ком идет речь.

– Да, я про твою старую буфетную шлюху! – залилась она истеричным смехом, тряся перед его носом складками живота.

В глазах у него потемнело. Он схватил жену, швырнул ее на кровать, наклонился над ней и замахнулся кулаком.

– Заткнись, тварь! И не смей…

И в этот миг, когда Дмитрий Владимирович был как никогда искренен в проявлении своих чувств, часы его стекли с камня на землю и стали кучкой пластилина.

Договорить он не успел, повалился набок на кровать рядом с Ларкой, захрипел, отрывисто вдохнул пару раз без выдоха, как будто хотел успеть наполнить легкие перед безвоздушным полетом или глубоким нырком, и затих; тяжелая рука его со сжатым кулаком рухнула Ларке на грудь.

Когда он на нее замахнулся, Ларка от страха закрыла глаза и теперь, ощущая на себе тяжесть его руки, боялась их открыть. Выждав немного и ничего не понимая, в ужасе начала медленно выбираться из-под руки мужа. Наконец сбросила ее с себя и открыла глаза.

Дмитрий Владимирович лежал на боку с полузакрытыми глазами и открытым ртом – так застала его смерть.

– Дим-ка! – протяжно и дико закричала она.

Муж молчал. Она с опаской, коротко толкнула его в плечо и быстро отдернула руку, будто, вынужденно дотрагиваясь до чего-то отвратительного, боялась замараться. От толчка он завалился навзничь, голова его мотнулась и осталась повернутой в ее сторону, волосы сбились на лоб.

– Димочка, не молчи! Димочка! Родненький! Не оставляй меня! – заголосила она, как простая деревенская баба, каковой всю жизнь и была.

Димка молчал. Она вдруг отрезвела и обезумела. Оседлала его, забравшись ему на грудь, повернула к себе его голову и принялась хлестать по щекам, требуя ответа:

– Ну не молчи же ты! Ну не молчи же, скотина! Хватит притворяться!

Димка молчал. Лишь бескровные губы его вкруг раззявленного рта сминались, кривились под Ларкиными шлепками – словно гримасничали, насмехаясь над тщетою ее усилий, да волосы мотались по не успевшему загореть лбу.

Она соскочила с кровати, побежалам к двери, закричала в коридор:

– Мерседес! Иди сюда! Быстрее!

Вернулась к мужу, припала ухом к его груди, послушала недолго, снова побежала к двери.

В коридоре появилась Мерседес.

– Вызови «Скорую»! Слышишь? Срочно вызови «Скорую»! – закричала на нее Ларка.

Мерседес не шелохнулась.

– Что стоишь?! Не понимаешь? Твою мать, что же это такое.

Ларка заплакала. Очнувшись, снова закричала, тряся руками перед лицом невозмутимой Мерседес.

– «Скорая помощь»! Как там у вас? Амбуланс! – вспомнила Ларка. – Амбуланс ваша! Поняла? Амбуланс!

Мерседес кивнула.

Ларка побежала обратно к кровати, запуталась ногами в одежде, разбросанной повсюду, совсем неловко упала и больно ударилась коленями об пол. Зарыдала, обхватила голову руками, завертела ею, как в припадке безумной боли. Очнулась, подобрала с пола шарфик, прижала ко рту. Захлебываясь слезами, жалобно запричитала: «Мамочка моя, мамочка», на четвереньках поползла к кровати, забралась на нее и со стоном припала вдовьей головой к Димкиной груди – слушать Димкину тишину.

Мерседес прикрыла дверь в спальню и прошла к себе. В своей комнате сняла передник и швырнула его на стул. Надела босоножки, причесалась, взяла сумку, вышла из виллы и застучала каблучками по каменной тропинке, ведущей к калитке на заднем дворе.

В это время, напугав Мерседес, страшно завыла Пальма. Она как вкопанная стояла в своем загоне, задрав морду к пустому небу и надрывая вздувшееся горло. Услышав ее жуткий вой, из своего домика показался охранник. Он подошел к собаке и стал ее успокаивать, похлопывая по холке: «Ну, ну, Пальмушка, щенков вспомнила?» Потом увидел Мерседес и спросил: «Уже все, что ли?»

Мерседес посмотрела в его сторону и ничего не ответила: ей было трудно понять короткую, но мудреную русскую фразу, составленную бог знает из чего. Если бы она сумела разгадать тайну русской словесной вязи, наверное, ответила бы предельно ясно: «Уже все». А так – пошла себе дальше.

Видя, что Мерседес его не поняла, охранник выругался и грубо крикнул:

– Домой, говорю, идешь?!

Она догадалась, что он ругается. Не оборачиваясь и ускоряя шаг, бросила на ходу:

– Домой.

– Везет же. Ну, что с тобой? – продолжил он успокаивать собаку.

По дорожке, утопающей в зелени, Мерседес направилась в сторону шоссе. Ее стройная фигура с распущенными черными волосами то пропадала, то вновь появлялась из-за кустов розового олеандра, желтых низкорослых акаций и крупнолистных магнолий. Охранник зорко смотрел ей вслед, энергично чесал в промежности и думал о том, что ему повезло с поварихой и что в скором времени он до нее доберется.