Остров с зелёной травой (история одной экспедиции)

Почувствовав ложь, Ларка, как гончая, уверенно пошла по следу.

– Подожди, когда ты спускался, я загорала. Про какое плавание ты говоришь?

Наступил критический момент. Но Дмитрий Владимирович быстро нашел выход. Он довольно улыбнулся и даже позволил себе потянуть время.

– Скажи, пожалуйста, почему ты у меня такая недоверчивая?

– Не заговаривай мне зубы. Говори, что случилось.

– Сначала подумал, что сломал руку. Вернулся наверх, хотел перетянуть чем-нибудь, но ничего подходящего не нашел. Ощупал руку как мог. Перелома вроде бы нет, успокоился и спустился к тебе.

Ларкин разоблачительный напор неожиданно пропал, ей не хотелось ничего более выяснять.

– И потом пятнадцать минут молчал, – с безразличием сказала она.

Дмитрий Владимирович уловил произошедшую в настроении жены перемену и насторожился.

– Ну, если бы сломал, сразу сказал бы. А так что? Что ты – синяков не видела?

Ничуть не поверив мужу, Ларка потеряла интерес к расспросам и сникла, лицо ее потускнело. Она села в кресло под зонтом и тяжелым взглядом уставилась в торчащий из скалы пучок можжевельника.

– Что ты молчишь? – заволновался он, предчувствуя приближение событий, не сулящих ничего хорошего. Она продолжала молчать, и он несмело предложил: – Тебе принести сок из грейпфрутов, твой любимый?

– Я хочу выпить, – твердо сказала она, не отрывая взгляда от можжевельника.

– Ларка, мы же договорились, – заговорил он просительным тоном. – Потерпи до обеда. В Фигерасе пойдем в ресторан. Потерпишь? Прошу тебя. Сейчас ведь поедем. Пока туда, сюда, дорога, музей – вот и обед.

Она молчала. Ей было плохо и совсем не хотелось разговаривать.

Он присел рядом и обнял ее за плечи. Она не отстранилась от него. «Уже хорошо», – подумал он. Надо было срочно что-то предпринять, как-то отвлечь ее, чем угодно. Но ничего подходящего на ум не приходило.

Последние годы Ларкины срывы происходили постоянно. Порой у него опускались руки от бессилия. В такие минуты он по-настоящему терялся, не зная, что делать и как себя вести. Ограничиваться лишь запретами и тем более упреками было ни в коем случае нельзя, об этом его предупреждали врачи. «К вашей жене надо относиться очень бережно и уважительно. И не только по причине, которая привела вас к нам. Она у вас в известном женском возрасте, понимаете? Поэтому всячески оказывайте ей знаки внимания и старайтесь поддерживать у нее хорошее ровное настроение. И как можно реже оставляйте ее одну. Лучше всего – найдите ей какое-нибудь ежедневное занятие, и чтобы при этом она была не одна, а в коллективе», – советовали они ему. «Какое к черту занятие? Какой коллектив? Вы имеете в виду работу? Тогда так и говорите!» – возмущался он. Но где было ее найти? Ларка ничего не умела, но главное, уже ничего не хотела. А он не мог сидеть с ней как привязанный. Проникнуться Ларкиным положением, протянуть ей руку участия и взять на себя роль поводыря и доброго советчика было некому. Ее беззаботные подружки лишь таскались с ней по модным магазинам, просиживали за бесконечными разговорами в салонах и обедали в дорогих ресторанах, куда ей как раз и не стоило заходить; чужие проблемы их нисколько не интересовали. Дмитрий Владимирович обращался за помощью к медицинским светилам, сначала один, потом, после изматывающих уговоров, вместе с Ларкой, но люди в белых халатах только все больше его раздражали. Перед каждым застольем вне дома он приходил в уныние. Он заранее знал, что ему придется быть в постоянном напряжении, безотрывно следя за состоянием жены. Его все это выводило из себя, он нервничал и уставал. Он мог бы отказаться от многих встреч, но большинство из них носило почти протокольный характер, уклониться от них означало выпасть из клана власти и потерять деловые связи. Но деловые связи в его жизни были превыше всего, на этом было построено все их материальное благополучие. Именно поэтому непредсказуемое поведение жены его невероятно угнетало, он не видел выхода.

Дмитрий Владимирович почувствовал шершавый песок на руке.

– Ларка, ты вся в песке. Хочешь, я тебя помою? – мягко предложил он. – Пойдем под душ.

Она без желания согласилась – просто потому, что надо было что-то делать. Они встали под душ, отгороженный от пляжа деревянной ширмой. Он снял с нее лифчик и включил теплую воду. Затем стал ладонями осторожно смывать песок у нее со спины, стараясь не поцарапать кожу.

Несмотря ни на что, ей было приятно, теплая вода успокаивала, муж был нежен. Она почувствовала, что, кажется, нашла спасительный выход из состояния душевного разлада, удачно подыскала временный заменитель раздирающего изнутри желания выпить, а заодно и успокоитель саднящей ревности, – и остановила его, накрыв его руку на своем плече.

– Постой! Дима, в море не получилось – давай здесь, прямо сейчас, я так хочу.

Дмитрий Владимирович растерялся. Она повернулась к нему нездоровым, нервным лицом.

– Как тогда, в родительском доме, у печки – помнишь?.. Иначе не подходи ко мне, я напьюсь и никуда не поеду.

Не оставляя ему выбора, Ларка наклонилась и взялась руками за стойку душа. Он продолжал гладить ее по спине. По-своему расценив его нерешительность, она заискивающе предложила:

– Дима, хочешь, я тебе помогу.

Перед его глазами выткалась из небытия выкрашенная белой известью русская печь. Он вспомнил, как трогал ее тогда, согревая руки. Она была еще теплой, еще хранила остатки ночного жара. Вспомнил безыскусный деревенский запах и тощие половики на крашеном полу с рассохшимися скрипучими половицами, по которым они катались, потеряв счет времени. Вспомнил молодое упругое тело и ненасытные девичьи губы, воспламенился от нетерпения жены и собственных воспоминаний и схватил ее за бедра. Ноющая боль в руке усилилась, но от этого он еще больше распалился.

Благодаря ли удовлетворенному желанию и последующей заботе мужа или благодаря собственным душевным усилиям, так или иначе, но Ларке удалось справиться с собой и отвлечься от внутреннего дьявольского зова. Общение между ними пришло в норму. Они искупались перед дорогой, немного отдохнули и засобирались в Фигерас.

За рулем такси сидел немолодой водитель и внимательно слушал радио. Когда они сели в машину, он сухо поздоровался. Ларка кивнула ему в зеркало, и они тронулись.

Ларка достала из сумки брошюру, собираясь готовить мужа к экскурсии по музею и наметив для себя роль гида. Но ей мешал громкий тараторящий голос, доносящийся из радиоприемника.

– Дим, скажи ему, чтобы выключил приемник, – попросила она.

– Радио выключи, – сказал Дмитрий Владимирович, наклонившись к водителю.

– Apagar la radio? – догадался таксист. – No hay problemas[7 - Выключить радио?! Нет проблем (исп.).], – сказал он и с неохотой выключил приемник.

– Спасибо, – поблагодарила Ларка.

Водитель повернулся к ней и, будто бы передразнивая, воскликнул:

– Спасиба?! – и спросил, едва ли не с радостью: – Ruso? Rusia?

– Русо, русо, – подтвердила Ларка, – из России.

Лицо водителя странным образом преобразилось, он включил радио и принялся оживленно им что-то говорить, показывая рукой на работающий радиоприемник и повторяя: «Моску, Моску». Его настойчивость была удивительна и необъяснима. Кроме того, что он говорил им что-то о Москве, они ничего не понимали, и через минуту, оставив свои попытки, он выключил приемник. От них не укрылось его явное возбуждение. Было видно, что он недоволен тем, что не может слушать радио, и тем, что ему не удалось ничего объяснить пассажирам.

– Может быть, футбол? Наши с ними играют. Они же чокнутые на футболе, – предположил Дмитрий Владимирович.

Ларка пожала плечами и приступила к чтению брошюры с многочисленными закладками и разноцветными метками на полях.

– Сальвадор Дали родился в 1904 году и умер в 1989-м, – с энтузиазмом начала Ларка. – Один из самых известных представителей сюрреализма. Сюрреализм – это такое направление в искусстве, что-то почти нереальное, в общем – фантазии…

Сначала они ехали в плотном потоке машин вдоль побережья, минуя курортные места, затем свернули в сторону от моря, вглубь полуострова, и вырвались на свободу. Придорожные городки стали встречаться реже, уступая место сельскому пейзажу. За окном чередовались аккуратные домики с терракотовыми черепичными крышами, убранные ровные поля, виноградники, апельсиновые и оливковые рощи.

Дмитрий Владимирович бесцельно смотрел в окно и жену не слушал, он отдыхал. Ему удалось избежать утреннего кризиса, и теперь он набирался сил для преодоления следующего; он был уверен в том, что все сегодня повторится.

На выезде на главную трассу они остановились, чтобы заплатить за проезд. Он отвлекся от своих мыслей. Ларка продолжала читать:

– Это, пожалуй, самая известная картина периода творчества Дали, который можно обозначить его же словами: «Сюрреализм – это я».

Переворачивая страницу, она посмотрела на мужа.

– Извини, пропустил. О какой картине речь? – вовремя сориентировался он.

Он давно привык к тому, что в отпуске Ларка пичкала его суррогатом знаний, а после, по приезде домой, делилась этими же обрывочными сведениями в их с Ларкой компаниях, что часто получалось у нее навязчиво и не к месту. Бессистемное, от отпуска к отпуску, но, как казалось со стороны, увлеченное чтение ею карманных брошюр по искусству раздражало его. Но он не подавал вида. Последнее время он даже стал подыгрывать ей в этом, боясь ее срывов.

Ларка показала ему репродукцию картины.

– Вот она, «Постоянство памяти», со странными часами. Ты ее наверняка где-нибудь уже видел.