Затяжной конфликт. Роман

– Значит, у нас ни одного святого? – вздохнул Максим.

– Почему нет? Над конницей Архистратига верховенствует Егорий Победоносец. Да и Дева обещалась из своей Галлии к нему в отряд прибыть, коли Антихрист на Руси объявится. И другие святые есть.

– Но как же так? Святые в раю должны быть.

Самозванец терпеливо объяснил:

– Кого живые святым почитают, то покойным без интересу. А что до Жанны и Егория, так они воины. Не могут блаженны сны сниться тому, на ком кровь есть.

Максим огорчился: получалось, Антихрист в выигрыше – он-то мог набирать свою армию из ада, а там, конечно, от желающих воскреснуть отбоя нет. Но опять вышла ошибка. Самозванец объяснил, что обитателей ада Черный Рыцарь не жаловал: кто в прежней жизни нагадил, может и в новой напакостить.

– А в войско просились, это всенепременно. Хоть бы к кому пойти жаждали, да мало кого из них взяли.

Выяснилось, что обе армии отказали Герострату, Малюте Скуратову, Джеку Потрошителю, Гитлеру. Сталина Черный Рыцарь отверг сразу, а Архистратиг долго сомневался. Однако в конце концов и он счел за лучшее обойтись без генералиссимуса, измученного снами о том, как его убивают ледорубом, пытают в подвалах Лубянки, морят голодом в украинском селе, гноят на Колыме.

– Без пользы в семинарии учился, – назидательно заключил Самозванец. – Не уразумел урок про жизнь неправедную и куда от оной дорога лежит.

– Так на кой черт было их воскрешать и переговоры с ними вести?! – возмутился Максим.

– Не поминай имя врага рода человеческого, – укорил Самозванец. – А воскрешения им не было. Оные беседы в ином мире свершались.

– Как так? Во сне, что ли?!

Григорий пояснил аналогией: это вроде едешь в карете с попутчиком и в полудреме с ним разговариваешь. То ты его слышишь, то нет, и он так же: бывает, ответит по делу, а случается, невпопад.

Было немало и других разговоров с Самозванцем, да большинство забылось. А жаль. Может, теперь, когда и вправду настал Апокалипсис, что-то из услышанного оказалось бы полезным.

3. Обустройство лагеря

Первые прибывшие. Торфяное озеро. Подозрительный кабан. Ночное дежурство. Возведение укреплений.

В лесу цвела разнообразная флора, отвратительно зудела мелкая кровососущая фауна. Помимо комаров, порхали туда-сюда озабоченные ангелы. Встречались и люди – скорее всего, воскрешенные. Максим пару раз попытался спросить про воеводу, но вразумительного ответа не получил. Оставалось полагаться на собственный интеллект. Отследив маршруты движения местного народа, он прикинул направление на командирскую палатку и двинулся туда. Расчеты не подвели: через пару минут он вышел на поляну, где пересекались все течения. Воевода был тут: бурно жестикулируя, беседовал с человеком в серебристых латах. Увидев Максима, махнул: «Я сейчас».

Максим ждал, копил раздражение. Ангелы, как огромные стрекозы, залетали в палатку и вылетали из нее. Вероятно, внутри находился сам Архистратиг со своим штабом. Время от времени оттуда доносились певучие слова на незнакомом языке. Наконец Самозванец окончил разговор и подошел к Максиму.

– Прибыл? Славно! А мы, вишь, с Егорием столковались о взаимных действиях. Вся сотня в сборе?

– Откуда ей быть в сборе, если ничего не сообщили! – зло сказал Максим.

Воевода сокрушенно развел руками:

– Извиняй. Не пашут ваши пчелы. – Так он называл сотовые телефоны. – И пошты нету. Что тут изладишь? Tertium non datur[5 - Третьего не дано (лат.) (формулировка одного из законов логики).].

Максим достал свой айфон. Ни сотовая, ни спутниковая связь не работала. Попробовал перезагрузить – не помогло.

– Тут что, экранирует что-нибудь?

– Это уж ты на ясность выводи. Мне и то непонятно, как эти ваши измышления раньше служили.

– Ну, хорошо. А послать ангела нельзя было?

– Они страсть как не любят в город летать. Слишком ими увлекаются. Мальчишки шугают, камнями в них кидают. Да и не подвластны они мне.

– Ладно, – смилостивился Максим. – Цепочку предупреждения я запустил, скоро начнут прибывать.

По его мнению, теперь Григорию следовало сказать что-нибудь одобрительное. Желательно, в развернутой форме, пространно и торжественно. Тот, однако, ограничился констатацией:

– Молодец! А то враг уже зачинает безобразить. Давеча крыс наслал. Здоровенны, смердящи – насилу отбились. Ну, мы тоже не оплошали: отрядили голубей, они на черных налетели и, покуда те прорюхали их потурить, всех обгадили.

– Это ладно, но почему место не то, что обещали?

– Архистратиг же не Господь Бог. Может и ошибиться.

– Что ж Господь Бог ему не подсказал?

– Не богохульствуй, – одернул Самозванец. – Осмотрись-ка лучше в своих пределах. Твоя сотня станет супротив сиротливого дерева на поле. Видел, когда подъезжал? Вот и займись рекогносцировкой, – ввернул он ученое слово.

Максим отправился к опушке. Когда подходил к дороге, услышал музыку, становившуюся всё громче. К лесу подкатил «Ленд Ровер», мигающий огнями и вопящий динамиками, установленными на крыше: прибыла рок-группа «Конец света». Чтобы черный внедорожник не вводил никого в заблуждение, его украшал добрый десяток белых лент, а к верхнему багажнику была привязана целая простыня.

Машина съехала на прогалину и остановилась рядом с джипом телевидения. Из нее высыпали музыканты: трое парней и две девушки. Тотчас чудесным образом материализовались видеооператор с камерой, мужик с мохнатым микрофоном на длинном шесте и телекорреспондент – наверное, тот самый Алексей, к которому безуспешно взывал утренний диктор. Лидер рок-группы – Азамат Кесаев, кучерявый красавец-осетин с трехдневной щетиной – стал давать интервью. Одна из девушек подбежала, одернула на нем кольчугу. Он поблагодарил снисходительным кивком головы. Серьезно его девицы обхаживают, не в первый раз отметил Максим.

Оттуда, где он стоял, мало что было слышно: динамики продолжали голосить. Всё же удалось понять, что у Азамата грандиозные планы. После конца света он собирался давать концерты по всему миру, а группу назвать «С того света». Корреспондент млел, микрофон у мужика подрагивал от смеха, а оператор невозмутимо снимал. По окончании интервью телевизионщики исчезли так же необъяснимо, как появились. Азамат залез в машину и выключил музыку.

К «Концу света» в Дружине относились уважительно: немалая часть снаряжения была закуплена на деньги с их благотворительных концертов. Да и держались ребята по-свойски, не выпендривались. На строительстве оборонительных сооружений развлекали народ своими песнями и даже сами поучаствовали в земляных работах.

Не успел Максим насмотреться на рок-музыкантов, как прикатил Борис на своей «Ниве». Вылез из машины мрачный, бормоча что-то неразборчивое. Видимо, у него, как у многих людей, ведущих одиночный и преимущественно ночной образ жизни, выработалась привычка разговаривать вслух с самим собой. Этот человек казался не по годам серьезным. Держался отстраненно. Никогда не матерился, но в случае чего мог одним взглядом выразить то, на что другому не хватило бы всего богатства русской обсценной лексики. Часто пускался в заумные рассуждения, непонятные, кажется, даже ему самому. Одно слово – математик. Бог весть, какие умствования привели его в Дружину.

Потирая отбитые на ухабах задницы, из машины выбрались безлошадные пассажиры: могучий Федя, изящный Петя, пучеглазый Лёха и Серёга – оболтус лет двадцати, недавно демобилизовавшийся. Как-то на учениях он рассказывал, что родители пытались спасти его от призыва, насильно запихнув в институт, однако он слинял с первого же курса. «Чем пять лет разными науками мучиться, так уж лучше типа в армии год отслужить. Да и для здоровья полезнее». Он охотно делился своими взглядами на правильное мироустройство: кавказцев, калмыков и азиатов без виз не пускать, а виз не давать ни под каким видом, чтобы в Москве духу их не было! Кто-то ему напомнил, что пока еще Калмыкия – часть России, и Серега отрезал: «Вот и сидели бы в своей калмыцкой России, а в нашу не совались».

Свое политическое кредо он проповедовал с настырностью Катона Старшего. Или Младшего – кто его знает! Максим поначалу пытался вести с ним воспитательные беседы, но не преуспел и плюнул на всю эту дурь – следствие комплекса провинциала, ненароком попавшего в столицу. Серега родился в Дербенте, дагестанском городке, славящемся на весь мир своими коньяками сомнительного качества. При рождении ему дали имя Сармат. Он не скрывал, что отец у него – наполовину аварец, наполовину ингуш, а у матери – таджикские, азербайджанские и, кажется, молдавские корни. Когда ему было двенадцать лет, семья от полной безнадеги перебралась с Кавказа – тогда еще российского – в Москву. Он сменил имя и, как он объяснял, «стал русским и, натурально, православным», хотя крещен не был, Библию не читал и в церковь не ходил.

– Куда-то типа приехали, – сообщил Серега. – А Славка здесь?

– Едет, – успокоил его Максим, прислушавшись к донесшемуся со стороны поля отвратительному скрежету, который мог издавать только Славкин «Козел».

Так и оказалось: прибыл Слава-козлодой. Первым выскочил из своего чудо-мобиля, набитого пассажирами сверх всякой меры; засияла на солнце голова, выбритая до блеска для маскировки ранней лысины. Выпорхнули медсестры Аллочка и Даша, приписанные к сотне Максима. Вслед за ними вылезли четыре бойца в полном снаряжении. Последними появились Анна Михайловна и подросток лет четырнадцати-пятнадцати в камуфляже и бандане с символикой «Конца света». Предупреждая вопрос Максима, Слава объяснил:

– Это племянник, Сашка. Напросился, стервец. Я ничего сделать не мог. Пристал, как сопля к носу. Я ему: «нельзя, рано», а он не унимается. Вот и пришлось взять. Да ничего, он шустрый. И в секции фехтования занимается.

– Сколько лет? – жестко спросил Максим.

– Восемнадцать, – торопливо ответил мальчишка.

– Я спрашиваю, сколько лет. – Максим обернулся к Славе. – Без вранья.

– Пятнадцать. Через три недели исполняется. Я правду говорю: ничего не мог с ним поделать. Пристал, понимаешь…

– Понимаю. Ну что, отправить тебя с ним вместе обратно?