Дарина

– Себя не жалеешь, хоть о сынишке подумай. Кем вырастит без матери, да с пьющим отцом? Образумься и отворотись от печали, мужичина ты бестолковый! – говорили ему деревенские, видя, как безысходно упивается не на шутку здоровый детина.

Водили его в церковь, отговаривали от пьянства, заставляли окаянного молится, но всё без толку. Ну и шепнул ему тогда кто-то на ушко, что к Маре, мол, нужно сходить в соседнюю деревню вместе с ребёнком. Показать малыша, упасть в ноги к старухе, попросить за Данилку, она и отговорит от горя утраты да пристрастия к пьянству. Кто уж был тем советчиком, никому не ведомо, словно бы в пьяном бреду нашептали неизвестные.

Ну и на следующий день вместе с Данилкой поехал Пахом в соседнюю деревню, нашёл дом, где жила Мара, да и зашёл в низкую избу. Старуха сидела в углу, обрамлённая живым огнём, играющим на пропитанных салом нитях свечей и пряла пряжу.

Упал на дырявые коленки Пахом, вперёд поставил сынишку:

– Помоги, бабушка, не могу без жены ни дня прожить в трезвом уме и памяти. Зовёт она меня к себе в мир нави и нежити. Чуть ещё миг пройдёт и решусь на непоправимое! Да ведь Данилку не хочу сироткой оставить. Страшные мысли иной раз голову пьяную посещают – с собой забрать его к Клавдии. Чтобы там на том свете, вместе были, радовались, как и здесь наяву прежде.

– Что же ты от меня хочешь, неприкаянный?

– Избавления, бабушка. Ослабь цепи любви прошлой, не позволь ошейнику горя затянуться на шее моей ради отрока.

– Ну ка, иди сюда, – поманила Данилку старуха. – Какой красивый мальчик, свежий на личико и чистый в помыслах. Простодушный как пёс на привязи. Так и быть. Ради него избавлю тебя от муки сердечной. Но взамен попрошу схоронить меня, старую бабку, после того, как всевышний остановит ходики моего времени. Договорились, конюх?

– Как повелишь, бабушка, всё сделаю, чтоб избавиться от тёмного наваждения!

– Не любят меня здешние, сторонятся, слухи распускают о службе дьяволу. Не верь им, касатик. Одинокие крест свой несут не на шее, а в сердце. А я за это носочки узорчатые свяжу для твоего сына озорливого, пусть памятует старую бабушку, когда время придёт ей преставиться.

И с тех пор, отбило желание у Пахома прикасаться к выпивке. Стал он как прежде жить с заботой о сыне, и в любви к лошадкам. А к жене на могилку ходил, да грустил в меру, без лишней печали и усердия.

Как и полагалось, добрый нрав мужика не позволил забыть оказанной помощи. Стал навещать он старуху в соседней деревне, да помогать ей по хозяйству вместе с Данилкой. А когда говорили ему, что знается она с нечистою, то Пахом лишь отмахивался, отвечая, мол, всё то домыслы от невежества народного.

Именно он нашёл мёртвую, привезя старухе с утра молока козьего да хлеба ржаного. Мара сидела всё так же за прялкой в мрачном углу под потолком с паутиной, склонив мертвецки голову. Свечи не горели, а на столе лежали красивые узорчатые носочки, связанные точь-в-точь по ноге Данилки.

– Помятай бабушку, – протянул он их глупому сынишке да пошёл к соседям сообщить о прискорбной вести.

***

Когда местные обставили смерть считавшейся ведьмой Мары и отправили Пахома в последний путь закопать усопшую, строго настрого указав, как и где это сделать, любопытная Даринка, встревоженная влюблённым взглядом Данилки побежала вслед за телегой, то и дело прячась в высокой траве, да за стволами деревьев, чтобы понравившийся ей мальчишка не видел, как она следит за повозкой. Фёдор с Христиной не усмотрели за дочкой, позволив той пуститься по следу за гробом с мёртвой старухой, вопреки деревенскому поверью.

Так она добежала до места где остановилась телега, обогнув местное кладбище и выкатившись в широкое поле густого бурьяна, выходящее прямиком к болотистой тёмной речушке, не пользующейся у жителей деревни почётом. Пока Пахом выкапывал могилу, Данилка побежал к берегу реки, сказав отцу, что покидает камушки в воду. За ним незаметно последовала и Даринка.

Там они впервые и встретились, на берегу неспешно бегущей тёмной речки.

– Ты кто? – спросила Даринка.

– Данила.

– А я Дарина, ты не из нашей деревни, что вы тут делаете?

– Мы с папой хороним бабушку, она нас вылечила.

– Она была ведьма.

– Это неправда, папа мне говорил, что люди её страшились, потому что она одна жила. А ты зачем за нами следила, если бабушка Мара ведьма, не боишься, что ли?

– Никого я не боюсь, у меня собака есть Умник, она защитит от любой ведьмы.

– На, вот, тебе, – сказал вдруг Данилка и достал из-за пояса узорчатые носочки.

– Какие красивые, – удивилась Даринка, рассматривая неожиданный подарок, после чего обняла Данилку и поцеловала прямо в губы, как учила в знак благодарности поступать маменька.

Мальчишка растаял как снежный ком под лучами весеннего солнца, щёки его покраснели, а губы растянулись в широченной улыбке, обнажая ряды ровных молочных зубиков. Впервые его поцеловала девочка, к тому же такая красивая и отважная.

– Данилка! – позвал его Пахом, мальчуган собрался с духом, поцеловал в ответ девочку и пустился прочь на зов отца.

***

Прибежав домой и забравшись на сундук, где спала, Даринка натянула подаренные носочки на ноги, и в то же мгновение за окном прокричал большой чёрный ворон, а перед девочкой из пустоты проявился образ старухи Мары, прочитавшей сухими губами заклятие:

– Обнимите узорчатые носочки детские ноженьки, приведите их потаёнными тропками к Маре, никому не рассказывая о тайном пути светлой душеньки.

Голова Даринки закружилась, и она упала в обморок под безудержный лай за окном Умника.

На следующий день, когда Фёдор с Христиной трудились в огороде, Даринка почувствовала непреодолимое желание вернуться к дому мёртвой старухи. С учётом родительского наказания не бегать к дому Мары, девочка украдкой, чтобы её, ни дай Бог, никто из деревенских не увидел, прокралась к низкой избе. Двери и окна жилища ведьмы жители наглухо заколотили досками, а на дверь повесили большой чугунный замок, так что в дом не было никакой возможности пробраться.

На крыльце, на перилах Дарина увидела большого чёрного ворона, сверлившего её взглядом, и как будто давно ожидавшего незваного гостя. Пернатый спрыгнул на землю посмотрел на девочку и пошёл обходить дом вдоль завалинки, увлекая за собой ребёнка. Позади избы виднелась чёрная довольно большая дырка, проделанная для вентиляции. Дырка была достаточно широкой, чтобы девочка могла пролезть. Ворон прыгнул в пугающую темноту отверстия, и Дарина пригнувшись на корячках поползла следом.

Собирая ладошками землю и обтирая тельцем прогнившие доски, она, спустя мгновение, вылезла из дырки в подполе прямо во мрак низкой избы. Поднявшись на ноги и отряхнув коленочки, Дарина огляделась по сторонам. Ворон запрыгнул на подоконник. В углу сидела Мара и ногой давила на педаль прялки, крутя скрипящее колесо и выводя морщинистыми пальцами шерстяную нить. Слабый свет от мерцающих свечек пугающе озарял её контуры, бросая жуткую тень на стены дома.

– Подойди поближе, малыш, я тебя не вижу, – прокряхтела Мара, и Дарина, повинуясь словам, подошла к старухе.

Мара наклонилась к девочке, рассматривая в темноте милое личико, после чего удивлённо спросила:

– Как тебя звать, девочка? Я ждала в гости мальчика.

– Дарина, – ответила малышка и показала рукой на ворона, – я шла за ним.

Старуха опустила глаза и увидела на ногах девочки связанные ею носочки.

– Откуда они у тебя?

– Данила подарил.

– Ну что же, милая, значит так тому и быть. Идём ко мне, я научу тебя прясть и вязать узорчатые красивые вещи, точь-в-точь как носочки, что на твоих белых ноженьках.

Дарина взяла протянутую старухой шерсть и принялась подушечками пальцев отщипывать маленькие кусочки, подавая на веретено, пока Мара нажимала педаль прялки, крутя колесо.

– А чья это шерсть, бабушка?

– Собачья, – ответила старуха и спросила: – у тебя есть собака?

– Умник, он меня защищает от злых людей. А вы же умерли, бабушка? Я вас в гробу видела на тележке в поле у речки, где вас закопали в землицу.

– Разве мёртвые разговаривают с маленькими девочками?

– Нет.