Дело всей жизни. Неопубликованное

В связи со все усложнявшимися задачами отпора врагу ЦК партии снова возвращается к вопросу о стратегическом руководстве. 10 июля Ставка Главного командования преобразуется в Ставку Верховного командования Вооруженными Силами Союза ССР, а 8 августа – в Ставку Верховного Главнокомандования Вооруженных Сил СССР. Ее председателем становится И. В. Сталин. 19 июля он назначается народным комиссаром обороны, а 8 августа – Верховным Главнокомандующим Вооруженными Силами СССР.

Членами Ставки Верховного командования были назначены В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, С. К. Тимошенко, Г. К. Жуков, Б. М. Шапошников, С. М. Буденный. В этом составе она оставалась почти до конца войны. Ставка превратилась в достаточно централизованный и гибкий орган руководства вооруженной борьбой.

Были также внесены изменения в структуру Наркомата обороны и Генерального штаба. Характер перестройки также подсказывали интересы конкретного и оперативного руководства военными действиями, помощи фронтам.

Сошлюсь хотя бы на такой факт. С самого начала войны Генеральный штаб испытывал затруднения из-за постоянной потери каналов связи с фронтами и армиями. Трудно было и войскам без связи со Ставкой, Генштабом. Наркомат связи шел нам навстречу, но он должен был обслуживать потребности всей страны, а потому бывало, что наши нужды не всегда немедленно удовлетворялись. Когда доложили об этом ЦК партии, И. В. Сталин сказал:

– Если нарком Пересыпкин плохо помогает вам, тогда есть смысл назначить его по совместительству начальником Управления связи Наркомата обороны.

Так и сделали. Это сразу позволило привлечь для руководства фронтами и армиями все возможные средства связи страны и значительную часть лучших специалистов наркомата для обслуживания линий связи Вооруженных Сил. Дело решительно изменилось, и связь перестала быть у нас проблемой.

Тогда же было создано Главное управление формирования и укомплектования войск Красной Армии (Главупраформ).

В конце июля реорганизуется служба тыла. Было создано Главное управление тыла (штаб, управление военных сообщений, автодорожное управление). Начальником тыла был назначен популярный в Вооруженных Силах и опытнейший хозяйственник генерал А. В. Хрулев. Ряд управлений Наркомата обороны преобразуются в главные. Восстанавливается должность начальника артиллерии Красной Армии, им был назначен генерал Н. Н. Воронов. Перестройка произошла в видах Вооруженных Сил.

В результате реорганизации центрального аппарата, осуществленной летом и осенью 1941 года, улучшилось руководство Вооруженными Силами, их строительством и обеспечением. Освобождение Генерального штаба от непосредственного участия в укомплектовании и формировании войск Красной Армии, от управления тылом Вооруженных Сил (за ним оставалось лишь право контроля) позволило ему сосредоточить основное внимание на оказании Верховному Главнокомандованию всемерной помощи в решении оперативно-стратегических вопросов. Но это вызвало ряд проблем, на которых я остановлюсь дальше.

Организационная перестройка коснулась и действующей армии. Генеральному штабу пришлось провести работу по разукрупнению фронтов. Это было вызвано рядом обстоятельств, в том числе увеличением размаха вооруженной борьбы и появлением новых операционных направлений. Требовалось сделать фронтовое управление более гибким, оперативным. Война усложнила руководство военными действиями, и мы должны были в соответствии с этим перестраиваться. Работа по разукрупнению фронтов велась в течение всей второй половины 1941 года.

Ставка и Генштаб были также вынуждены пойти на такую временную меру, как упразднение корпусного звена. Мы решились на это потому, что не могли быстро восполнить потери командных кадров. Создалось такое положение, когда на корпусное управление не хватало людей, в результате чего оно оставалось сильно недоукомплектованным и не могло выполнять своих функций, эффективно руководить частями и соединениями. К исходу 1941 года было сохранено лишь 6 корпусных управлений, за счет высвободившихся командиров и политработников укомплектовали частично армейские штабы и дивизионное управление.

Пришлось пересматривать и организационную структуру дивизий. Ограниченные в то время материальные ресурсы вынудили нас пойти на снижение их огневых средств – сократилось количество орудий, огнеметов, пулеметов. Мы с сожалением приняли такое решение, но другого выхода не было. В то время народное хозяйство не могло дать столько оружия, боевой техники, боеприпасов, сколько требовал фронт. Учитывая реальные возможности, Ставка и Генштаб корректировали организационную структуру дивизий.

Принимая такие решения, мы надеялись, что это временная мера и что ограниченность материальных средств ведения войны будет компенсирована высоким морально-политическим подъемом в Вооруженных Силах, и быстрым приобретением командными кадрами опыта ведения боевых действий. Вместе с тем мы надеялись, что так продолжаться будет недолго, и организационная структура корпусного и дивизионного звена будет пересмотрена.

Надо заметить, что первоначальные неудачи Красной Армии показали некоторых командиров в невыгодном свете. Они оказались неспособными в той сложнейшей обстановке руководить войсками по-новому, быстро овладеть искусством ведения современной войны, оставались в плену старых представлений. Не все сумели быстро перестроиться. Сталин же исходил из того, что, если боевые действия развиваются не так, как нужно, значит, необходимо срочно произвести замену руководителя. Перемещения касались всего аппарата Наркомата обороны, Генерального штаба и руководства войсками. Однако такое отношение к кадрам в первые месяцы войны далеко не всегда давало положительные результаты.

Хочу несколько подробнее остановиться на работе Ставки. Это намерение вызвано многочисленными просьбами, высказанными авторами писем ко мне, а также тем, что в нашей литературе, как мне кажется, недостаточно четко освещена эта тема.

Некоторые товарищи настойчиво просят у меня фотоснимки хотя бы одного из заседаний Ставки. Мой ответ, что таких снимков вообще не существует, что их не было, вызывает недоумение.

Итак, была ли Ставка постоянно действующим органом при Верховном Главнокомандующем? Да. Была. Но при этом надо представить себе, что работа ее строилась по-особому. Верховный Главнокомандующий для выработки того или иного оперативно-стратегического решения или для рассмотрения других важных проблем, касающихся ведения вооруженной борьбы, вызывал к себе ответственных лиц, имевших непосредственное отношение к рассматриваемому вопросу (тут могли быть члены и не члены Ставки), и здесь принимались необходимые решения, которые тотчас же и оформлялись в виде директив, приказов или отдельных распоряжений Ставки. Понимать под Ставкой орган, постоянно заседавший в буквальном смысле слова при Верховном Главнокомандующем в том составе, в каком он был утвержден, нельзя. Ведь большинство из ее членов выполняли одновременно ответственные обязанности, часто находясь далеко за пределами Москвы, главным образом на фронте. Но вот что было постоянно: каждый из членов Ставки держал с Верховным Главнокомандующим связь. Сталин знал, сколь важна деятельность членов Ставки по их основной должности, а поэтому не считал возможным и необходимым собирать всех их в полном составе, а периодически вызывал отдельных членов Ставки, командующих войсками и членов военных советов фронтов для выработки, рассмотрения или утверждения того или иного решения, касающегося руководства боевой деятельностью Вооруженных Сил на данном этапе борьбы.

За более чем 30-месячный период моей работы в должности начальника Генерального штаба, а в дальнейшем и в бытность членом Ставки она полностью в утвержденном ее составе при Верховном Главнокомандующем ни разу не собиралась. На протяжении всей войны стратегические решения, направляемые в войска в виде директив Ставки, рассматривались Политбюро ЦК нашей партии и Государственным Комитетом Обороны, всецело осуществлявшими руководство вооруженной борьбой и деятельностью тыла страны, с привлечением в каждом отдельном случае необходимых для данной цели ответственных военных и гражданских работников. Подробнее я остановлюсь на этом в главе о Генеральном штабе.

Как правило, предварительная наметка стратегического решения и плана его осуществления вырабатывалась у Верховного Главнокомандующего в узком кругу лиц. Обычно это были некоторые из членов Политбюро ЦК и ГКО, а из военных – заместитель Верховного Главнокомандующего, начальник Генерального штаба и его первый заместитель. Нередко эта работа требовала нескольких суток. В ходе ее Верховный Главнокомандующий, как правило, вел беседы, получая необходимые справки и советы по разрабатываемым вопросам, с командующими и членами военных советов соответствующих фронтов, с ответственными работниками Наркомата обороны, с наркомами и, особенно, руководившими той или иной отраслью военной промышленности. Огромная работа в тот период проводилась ответственными работниками Генерального штаба и Наркомата обороны. В результате всестороннего обсуждения принималось решение, и утверждался план его проведения, отрабатывались соответствующие директивы фронтам, и назначался день встречи в Ставке с командующими, привлекаемыми к реализации намеченных операций.

На этой встрече происходило окончательное уточнение плана, устанавливались сроки проведения операций, подписывалась директива Ставки, отправляемая фронтам. Теперь наступал самый ответственный период – подготовка войск к осуществлению задуманного плана и обеспечение их всем необходимым для этого в установленные сроки.

Так работала Ставка при подготовке большинства крупных стратегических операций фронтов. Но иногда, в зависимости от обстановки, допускались и отступления от этого порядка. Так, в ряде случаев Верховный Главнокомандующий и Генеральный штаб, будучи крайне ограничены временем, вынуждены были согласовывать все вопросы с командующими фронтами по телефону. Отступления были, но незыблемым оставалось одно: при выработке стратегических планов и при решении крупнейших экономических проблем Политбюро ЦК партии, руководство Вооруженными Силами всегда опирались на коллективный разум. Вот почему принимаемые Верховным Главнокомандованием и коллективно вырабатываемые стратегические решения, как правило, всегда отвечали конкретной, складывающейся на фронтах обстановке, а требования, предъявляемые к исполнителям, были реальными, потому правильно воспринимались и исполнялись командованием и войсками.

Вернусь, однако, к лету 1941 года.

В конце июня Главное командование попыталось использовать выдвигаемые из глубины страны стратегические резервы для развертывания их на рубежах рек Западная Двина и Днепр. Однако подвижные крупные группировки врага опередили нас.

К середине июля 1941 года в условиях крайне напряженной обстановки войскам Красной Армии удалось временно стабилизировать фронт. Как и прежде, главным направлением на советско-германском фронте оставалось Центральное. На этом направлении Ставка Верховного Главнокомандования создала новый стратегический фронт обороны путем выдвижения армий из своих резервов, но и он уступал врагу: по людям – в 2 раза, по орудиям и минометам – в 2 раза, по самолетам – в 2 раза, а по танкам соотношение было 4 к 1 в пользу противника.

Первые два месяца войны я выполнял обязанности только в Генштабе. В разгар Смоленского сражения, 30 июля, чтобы надежнее прикрыть направление на Москву и создать здесь более глубокую оборону, Ставка образовала Резервный фронт. Его командующим стал Г. К. Жуков, начальником штаба фронта – генерал-майор П. И. Ляпин, которого 10 августа сменил генерал-майор А. Ф. Анисов.

Начальником Генерального штаба в ночь на 30 июля был назначен Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников. И. В. Сталин предпочел использовать командный опыт Г. К. Жукова непосредственно в войсках. Во главе всего штабного аппарата встал тот, кто в те месяцы мог, пожалуй, лучше, чем кто-либо, обеспечить бесперебойное и организованное его функционирование. В тот момент Ставка располагала данными, что на Северо-Западном направлении враг, где его наступление, хотя и с большим трудом, было временно приостановлено, спешно готовит с целью овладения Ленинградом три ударные группировки: одну – для наступления через Копорское плато, вторую – в районе Луги для удара вдоль шоссе Луга – Ленинград, третью – северо-западнее Шимска для наступления на новгородско-чудовском направлении.

30 июля для рассмотрения мероприятий, проводимых по усилению обороны Ленинграда, в Ставку вызвали главкома Северо-Западного направления К. Е. Ворошилова и члена военного совета А. А. Жданова. В обсуждении вопроса принимал участие и Б. М. Шапошников. По возвращении из Ставки в Генштаб (это было около 4 часов утра 31 июля) Борис Михайлович объявил мне, что в Ставке среди других вопросов стоял вопрос об усилении аппарата командования Северо-Западного направления и что Ворошилов по окончании заседания предложил назначить меня на должность начальника штаба. Б. М. Шапошников поинтересовался моим мнением. Я совершенно искренне считал, что если Климента Ефремовича не удовлетворял в этой должности такой способный, всесторонне подготовленный оперативный работник, как М. В. Захаров, то уж я, безусловно, вряд ли ему подойду. Б. М. Шапошников предупредил меня, что вечером Ставка вновь будет заниматься Северо-Западным направлением и что, видимо, вопрос о моем назначении будет решен. Он рекомендовал использовать оставшееся время для более детального изучения оперативной обстановки на этом направлении.

Весь день я просидел, погрузившись в карты и бумаги. А глубокой ночью Борис Михайлович, вернувшись из Кремля, ознакомил меня с новым решением Ставки: я назначался начальником Оперативного управления и заместителем начальника Генштаба.

1 августа я приступил к исполнению этих обязанностей. Ставка и Генштаб помещались тогда на Кировской улице, откуда быстро и легко можно было во время бомбежки перебраться на станцию метро «Кировская», закрытую для пассажиров. От вагонной колеи ее зал отгородили и разделили на несколько частей. Важнейшими из них являлись помещения для И. В. Сталина, генштабистов и связистов.

Как-то очередная воздушная тревога застала меня во время переговоров с Юго-Западным фронтом как раз возле подземного телеграфа. Мне срочно потребовалось подняться наверх, чтобы захватить с собой некоторые документы. Возле лифта я встретил членов ГКО во главе с И. В. Сталиным. Поравнявшись со мной, Сталин, показывая на меня шедшему рядом с ним В. М. Молотову и улыбаясь, сказал:

– А, вот он где, все неприятности – от него, – а затем, здороваясь со мной, спросил: – Где же вы изволили все это время прятаться от нас? И куда вы идете, ведь объявлена воздушная тревога?

Я ответил, что работаю по-прежнему в Генеральном штабе и иду захватить необходимые материалы, после чего возвращусь…

Эта встреча произошла до моего назначения начальником Оперативного управления и заместителем начальника Генштаба. С февраля 1940 года до этой встречи я не имел возможности видеть И. В. Сталина.

С начала августа 1941 года я, сопровождая Б. М. Шапошникова, ежедневно, а иногда и по нескольку раз в сутки, бывал у Верховного Главнокомандующего. В августовские и сентябрьские дни 1941 года эти встречи, как правило, происходили в Кремле, в кабинете И. В. Сталина. Одним из основных вопросов, который тогда решался, было формирование и место сосредоточения наших главных резервов. В первой половине августа Верховное Главнокомандование и Генеральный штаб после того, как были сорваны отчаянные попытки врага овладеть Москвой лобовым ударом с ходу, полагали, что и в дальнейшем его усилия преимущественно будут направлены на захват Москвы. При этом считалось наиболее вероятным, что противник на сей раз нанесет фланговые удары мощными танковыми группировками в обход главных сил Западного фронта и самой Москвы, с севера – через Калинин, с юга – из района Брянска, через Орел и Тулу. Поэтому в августе Ставка продолжала уделять основное внимание Центральному направлению.

История сохранила нам имена героев, которые первыми приняли на себя удар фашистских полчищ. Называть их не буду, они известны, но подчеркну, что их были тысячи и они внесли достойный вклад в нашу, тогда еще казавшуюся далекой, победу.

Несмотря на тяжелые неудачи, наша армия боролась, наносила врагу чувствительные удары. Он терпел потери в людях, причем терял свои наиболее опытные офицерские кадры и наиболее подготовленных солдат.

Мы в то время говорили о себе больше в критическом духе и не всегда обращали должное внимание на то, какое мужество и отвагу проявляли советские воины в борьбе с врагом, о чем писала пресса. Но, как теперь стало известно, таких фактов было намного больше, чем о них сообщалось. Достаточно указать на героическую защиту Брестской крепости, Либавы, Могилева, Лужской оборонительной полосы и другие. Так что начало войны было не только периодом, когда наша армия переживала неудачи. Она в те дни проявила и волю к борьбе, стойкость, героизм. Собственно, иначе и не могло быть: в Великой Отечественной войне слились воедино национальные и социальные задачи, и борьба за победу стала делом чести каждого воина, каждого труженика.

Трудности руководства ходом боевых действий осложнялись вначале тем, что Ставка и Генштаб не всегда имели точное представление о том, что происходило в приграничной полосе: связь с войсками нередко нарушалась. Уже к 25 июня передовые части противника углубились на 120–130, а затем и на 250 км… К середине июля Красная Армия оставила Латвию, Литву, Молдавию, часть Эстонии, Белоруссии и Правобережной Украины. Но недешево дались врагу эти успехи. Даже заниженные цифры потерь официальных немецких источников показывали 92 тыс. убитых и раненых за три недели войны, а к концу августа сухопутные войска вермахта потеряли свыше 441 тыс. человек. Немецкие войска потеряли половину своих танков и около 1,3 тыс. самолетов уже к середине июля 1941 года.

Центральный Комитет партии и Советское правительство не скрывали от народа правду и призывали его напрячь все силы на борьбу с коварным врагом. Принимались срочные меры по преодолению ошибок и просчетов, мобилизации советского народа на священную войну.

Из оборонительных сражений советских войск, проведенных летом и осенью 1941 года, особое место занимает Смоленское сражение. Наряду с упорным сопротивлением, оказанным врагу в районе Луги, и героической борьбой советских войск на Юго-Западном направлении, оно положило начало срыву «молниеносной войны» против Советского Союза, заставило врага вносить коррективы в пресловутый план «Барбаросса».

Смоленское сражение продолжалось два месяца и включало в себя целую серию ожесточенных операций, проходивших с переменным успехом для обеих сторон, и явившихся отличнейшей, правда крайне дорогой, школой отработки военного мастерства для советского бойца и командира, ценной школой для советского командования, до Верховного Главнокомандования включительно, в организации современного боя со столь упорным, сильным и опытным врагом, в управлении войсками в ходе ожесточенной, часто менявшей свои формы борьбы.

Верховное Главнокомандование и Генеральный штаб внимательно следили за ходом Смоленского сражения и оказывали всемерную помощь в руководстве им командованию фронтом. Особенно памятны ожесточенные бои, которые успешно вела почти в течение двух недель с войсками 46-го и 24-го моторизованных корпусов 2-й немецкой танковой группы окруженная в городе Могилеве часть соединений 13-й армии фронта во главе с командиром 61-го корпуса генералом Ф. А. Бакуниным. А разве могут быть забыты героические действия войск 16-й армии генерала М. Ф. Лукина в борьбе непосредственно за город Смоленск!

Полностью выполнить план Ставки войскам Западного фронта не удалось, и Смоленск пришлось оставить. Основные группировки врага, действовавшие на московском направлении, были изрядно измотаны. Задержка наступления врага на главном – московском направлении, явилась для нас крупным стратегическим успехом. Советское командование получило дополнительное время, как для создания новых мощных резервов, так и для укрепления Москвы.

В гитлеровской ставке начались серьезные дискуссии о необходимости изменения всего замысла кампании. Директивой от 30 июля фашистское командование вынуждено было остановить наступление группы армий «Центр» на Москву. Несколько позже 2-я танковая группа и 2-я армия группы армий «Центр» были повернуты на юг.

Это решение Гитлера и верховного главнокомандования вооруженных сил фашистской Германии (ОКБ) вовсе не свидетельствовало, что они отказываются от взятия Москвы. Они хотели закрепиться на юге, высвободить значительные силы, а потом пойти на советскую столицу.

В результате обстановка на Юго-Западном направлении усложнилась. Во всей полосе Юго-Западного и Южного фронтов шли ожесточенные оборонительные бои. На правом крыле Юго-Западного фронта 5-я и 37-я, армии, отражая отчаянное стремление фашистов овладеть Киевом, упорной обороной и непрерывными контратаками и контрударами сковали на участке Коростень – Киев 6-ю немецкую армию и часть сил 1-й танковой группы. На левом крыле фронта противник продолжал наступление в направлении Днепропетровска и Запорожья, тесня войска 6-й и 12-й армий. 2 августа главным силам 1-й танковой группы фашистов, совместно с войсками 17-й армии, удалось перехватить наши коммуникации, а затем в районе Умани окружить 6-ю и 12-ю армии. Тяжелая обстановка складывалась и на Южном фронте.

Ставка Верховного Главнокомандования вынуждена была чуть ли не ежечасно заниматься ходом событий на Юго-Западном направлении. Вечером 4 августа при обсуждении в Ставке фронтовой обстановки я получил указание вызвать к телеграфному аппарату для переговоров командующего Юго-Западным фронтом генерал-полковника М. П. Кирпоноса и члена военного совета Н. С. Хрущева. Телеграфная переговорная для обслуживания Ставки в Кремле находилась в непосредственной близости от рабочей комнаты А. Н. Поскребышева – личного секретаря И. В. Сталина. Рядом с нею была комната библиотеки И. В. Сталина, которой пользовались мы, работники Генштаба, при отработке документов в Кремле. При телеграфных переговорах с фронтами в Кремле непосредственная работа на аппарате «Бодр» возлагалась на одного из лучших специалистов этого дела в Генштабе воентехника 2-го ранга А. М. Викулова. В упомянутый вечер переговоры с М. П. Кирпоносом и Н. С. Хрущевым шли в присутствии некоторых членов ГКО и Б. М. Шапошникова.

И. В. Сталин начал их с вопроса о целесообразности создания военного совета при главкоме Юго-Западного направления и о включении в него Н. С. Хрущева. Затем он спросил, кого, по их мнению, назначить в таком случае членами военных советов Юго-Западного и Южного фронтов. Назвал он при этом Л. Р. Корниеца и М. А. Бурмистенко. Затем И. В. Сталин подчеркнул, что ни в коем случае нельзя допускать, чтобы немецкие войска перешли на левый берег Днепра, и потребовал от них совместно с главнокомандующим этим направлением С. М. Буденным и командующим Южным фронтом И. В. Тюленевым теперь же наметить план создания крепкой оборонительной линии, проходящей приблизительно от Херсона и Каховки через Кривой Рог, Кременчуг и далее, на север, по Днепру, включая район Киева на правом берегу Днепра.

– Если эта примерная линия обороны будет всеми вами одобрена, – говорил И. В. Сталин, – нужно теперь же начать бешеную работу по организации линии обороны и удержанию ее во что бы то ни стало. Хорошо было бы в этих целях теперь же подвести к этой оборонительной линии новые дивизии с тыла, устроить артиллерийскую оборону, устроить окопы и основательно зарыться в землю. В этом случае вы могли бы принять на этой линии отходящие усталые войска, дать им оправиться, выспаться, а на смену держать свежие части (имелись в виду не только новые стрелковые дивизии, но и новые кавалерийские дивизии в пешем строю).

Кирпонос и Хрущев доложили, что ими приняты все меры к тому, чтобы не позволить противнику взять Киев. Они попросили пополнения людьми и вооружением, чтобы восстановить существующие дивизии, согласились с предложением Сталина об организации нового оборонительного рубежа и пообещали немедленно приступить к его отработке. К 12 часам 5 августа они должны были представить Ставке свои окончательные соображения в связи с этим. Одновременно они доложили, что главнокомандующий Юго-Западного направления дал им задание оказать помощь войскам 6-й и 12-й армий и с утра 6 августа нанести удар из района Корсунь в направлении Звенигородки и Умани.