– Собираюсь, – решив, что еще одна чашка кофе перед выездом не помешает, Илья включил чайник.
– И оденься по форме, – дружеская веселость из генеральского голоса куда-то улетучилась, – мне надо, чтобы ты хотя бы внешне на следователя был похож.
Полчаса спустя Лунин уже сидел на переднем пассажирском сиденье черной Тойоты «Камри». Откинув спинку сиденья и закрыв глаза, Илья попытался было изобразить спящего, но водитель служебной машины на правах гостеприимного хозяина тут же затеял с пассажиром, по его мнению, обязательный и не имеющий права прекращаться до самого конца поездки, разговор. Из-за чрезмерной, навязчивой болтливости Саенко в управлении его недолюбливали, хотя, по странной прихоти руководства, ему и досталась самая новая из разъездных машин.
– Ты посмотри, посмотри на него, дурака, – заклокотало от возмущения над левым лунинским ухом. – Вот скажи мне, какой человек в здравом уме себе на машину такие номера вешать будет?
С усилием приоткрыв глаза, Илья взглянул на объект праведного гнева. Новенький черный внедорожник Лексус с номерным знаком Х001СС занимал добрую половину узкой подъездной дорожки.
– Ну купил человек номер, что такого? – не понял возмущения водителя Лунин, – Если есть деньги, пусть тратит. Тебе-то что?
– Купил? – только пристегнутый ремень безопасности не позволил Саенко взвиться под потолок. – Что он купил? Лучше бы он мозгов себе купил хоть немного. Я такой номер и бесплатно себе ни в жизнь не повешу.
– Плохой номер? – Илья вновь закрыл глаза. – Ноль ноль первый. Тысяч пятьдесят, наверное, стоит. А может и все сто.
– Да ты не на цифры, ты на буквы смотри, – горячился Саенко. – Что у него написано?
– Что? – не открывая глаз, переспросил Лунин.
– Ха! Эс! Эс! Понимаешь? Хаэсэс! Да еще ноль ноль первый. Первый хаэсэс на районе, вот он кто, получается. Тьфу, аж говорить противно!
– Коля, давай поспим, – жалобно попросил Илья, у которого от лингвистических изысканий водителя вновь разболелась голова, – давай поспим, Коля. Хорошо ведь будет.
– Лунин, вот ты звание новое получил, а ума так и не нажил, – окрысился в ответ Саенко, – Как я тебе за рулем посплю? Я, в отличии от тебя, при деле. Глаза сомкнуть не могу.
– Сомкни хотя бы рот, Коля, – Илья посильнее откинул спинку сиденья и, скрестив на груди руки, тут же провалился в глубокий, но, к сожалению, не долгий сон.
– Вылезай, приехали, – ткнул его локтем в бок Саенко.
В качестве моральной компенсации за пропавший выходной в кабинете Хованского Илью ждал теплый прием.
– Господин подполковник, – выскочив из кресла, Дмитрий Романович устремился навстречу подчиненному, – рад. Несказанно рад, что вы нас посетили. Чай, кофе, коньячку?
– Лучше бы чаю, – попросил Лунин, – с лимончиком, а то от меня и так, как из винной бочки прет.
– Можно подумать, ты ее нюхал, бочку эту, – хмыкнул Хованский, доставая откуда-то из-под стола бутылку. – Накатить тебе надо Илюша, грамм сто. Сейчас ведь от тебя вчерашним перегаром прет, а так будет коньяком пахнуть. Разница принципиальная. В таком звании как у тебя уже пора нюансы улавливать.
– Тогда коньяка, – не стал спорить с начальством Лунин, – и чая. С лимоном, если можно.
– Можно, Илюша, для тебя все можно, – провозгласил Хованский и тут же сделал звонок секретарше. – Светик, организуй господину подполковнику чаю с лимончиком. Да, господину генералу тоже организуй.
Сделав глоток, Лунин понял, что похмелиться стоило еще утром и идея растворить шипучие таблетки обезболивающего в и без того шипучем шампанском, возможно, была не так уж плоха.
– Я ведь чего тебя позвал, – откинувшись на спинку кресла Дмитрий Романович на мгновение застыл, а затем, насладившись выдержанным старательными французами десятилетним коньяком и выдержанной лично им, по счастью, более короткой театральной паузой, продолжил, – у нас нарисовалось одно дельце. Дельце, я бы так сказал, с одной стороны весьма деликатное, работать по нему надо без лишнего шума, а с другой стороны, Илюша, если ты это дело потянешь, то репутация твоя в области взлетит до максимально возможного, я бы даже назвал это, губернаторского уровня.
– Что, у нас губернатора убили? – чувствуя серьезность момента, Лунин залпом допил остатки коньяка.
– Типун тебе на язык, – закашлялся Хованский. – Пусть живет в свое удовольствие. Мужик он нормальный, да и дела у меня с ним кой-какие.
Дмитрий Романович причмокнул от удовольствия губами и многозначительно подмигнул Лунину, который ни одного из значений данного подмигивания так и не понял.
– В общем, неважно. Сергиевич жив, здоров и слава богу. Но в целом, Лунин, мыслишь ты в правильном направлении. Вчера вечером, пока ты тут напивался, убили Фильченко.
Убедившись, что коньяка в бокале уже не оставалось, и помянуть Фильченко не представляется возможным, Лунин простодушно полюбопытствовал:
– А кто это?
– Эх, ты, деревня, – незлобиво попенял ему Хованский, – таких людей знать надо. Фильченко – заместитель губернатора по дорожному строительству. Был, пока не помер. Сказать по правде, его и так через две недели должны были с почетом на пенсию проводить, а теперь в другое место провожать придется. Тоже, конечно, с почетом, но, сам понимаешь, тосты будут другие.
Услышав про тосты, Лунин машинально покосился в сторону стоящей на столе пузатой бутылки.
– Угомонись, – перехватил его взгляд Хованский, – от офицера коньяком должно пахнуть ненавязчиво, как духами от женщины. Послушай лучше диспозицию всего этого безобразия. Фильченко живет за городом, в коттеджном поселке Журавли. Из членов семьи у него имеется жена, которая младше его лет на двадцать, – генерал открыл лежащую перед ним на столе папку для документов и сверился с записями. – Вру! На двадцать три года она его младше.
– А сколько было усопшему? – заинтересовался Лунин.
– Усопшему, – усмехнулся Хованский, – усопшему пару месяцев назад исполнилось шестьдесят семь.
– Ага, значит супруге его, – Илья беззвучно зашевелил губами, производя сложные вычисления.
– Слушай, Лунин, ты точно после вчерашнего соображать можешь? – Хованский нахмурился и спрятал бутылку куда-то под стол. – Сорок четыре его жене. Точнее, уже вдове. Кроме нее на момент смерти Фильченко в доме ошивались двое его детей от первого брака и двое от второго.
– И сколько их всего? – приподнял бровь Лунин.
– Три брака, четверо детей, – Хованский предпочел разом ответить на оба возможных варианта вопроса. – Хотя, дети, это понятие условное. Старшенькие брат с сестрой им уже под сорок, а младшенькие, тоже, кстати, мальчик и девочка, ему тридцать два, ей двадцать девять.
– И что, они все живут в одном доме?
– Нет, своих отпрысков папаша жильем обеспечил, – Дмитрий Романович вновь уткнулся в папку, – один сын здесь, в Среднегорске живет, еще один в Москве, ну а девочки предпочли культурную столицу. Обе в Питере.
Дверь кабинета скрипнула и на пороге появилась Светочка с подносом в руках, на котором стояли уже хорошо знакомые Лунину стаканы в серебряных подстаканниках.
– Тогда по какому поводу все собрались в одном месте? – задал вопрос Илья дождавшись, когда Светочка вновь покинет кабинет.
– Повод у них один может быть. Так захотела папина левая нога. Фильченко приспичило в кругу семьи отметить десять лет брака с последней женой.
– Не уверен, что дети от идеи были в восторге.
– Не уверен, что вообще кто-то был в восторге, – согласился Хованский. – Взять по итогу, старик, я думаю, тоже не в восторге остался.
Захлопнув папку, генерал толкнул в направлении Лунина, и та плавно заскользила по полированной поверхности стола.
– Держи, посмотришь по дороге. Да, кроме этой семейки в доме было еще двое. Муж с женой. Они, вроде как, у Фильченко уже лет пять работают, помогают по хозяйству. Живут там же, на территории, в домике для прислуги.
– А что, охраны никакой не было? – удивился Илья.
– Нет. Там такой поселок упакованный, периметр хорошо охраняется, так что свою охрану мало кто держит, хотя публика там солидная. В этих Журавлях половину конечно пересажать надо, – Хованский усмехнулся, – но другая половина за соседей заступается. Областной прокурор, кстати, тоже там ночует. В общем, Илья, надо с этим делом аккуратно разобраться, понять кто старичка прибил.
– А его прибили?