Глава 2
В мае 1627 года, сдав воеводство своему приемнику Дмитрию Трубецкому, князь Юрий Сулешов стал готовиться к своему возвращению в Москву, как вдруг он узнаёт о подготовленном заговоре против него. Сулешов, узнав имя главаря бунта, велел схватить и заковать в цепи, а с его казаками, отправленными в засаду, разобраться на месте.
Наконец, усиленный отряд стрельцов и казаков отправился в далёкий путь из Тобольска в Москву. Дорога была бесконечно длинная, но вот вскоре появилась Тюмень, и на смену тобольским казакам для сопровождения царского обоза прибыл тюменский конный отряд. А утром в Москву выдвинулся соединённый отряд в том же порядке. Впереди шли конные тюменские казаки, за ними следовал возок князя Сулешова, за ним – обозные телеги с государственной казной, а сзади двигалась московская стрелецкая охрана. Среди стрельцов, предвкушавших скорое возвращение в Москву, ехали на конях десятник Пётр Бекетов и его приятель Максим Урусов. Они весело переговаривались, как вдруг обоз остановился, и стрельцы стали оглядываться по сторонам. К княжескому возку прискакал атаман казаков, и что-то сказал князю. И сразу прозвучала команда:
– Трогай!
А стрельцам:
– Готовьсь!
И отряд двинулся в путь, и как только спустился в ложбину, сразу послышались из леса крики казаков, атаковавших обоз. Стрельцы сразу окружили княжеский возок и обоз и сделали первый залп. Нападавшие заговорщики смешались и, не видя подмоги со стороны тюменских казаков, дружно побежали в лес, где их уже поджидали стрельцы десятника Петра Бекетова, которые преградили их бегство. Казаки, побросав сабли, сдались.
К возку князя Сулешова привели пленных заговорщиков и те понуро отвечали:
– Мы тюменские и посланы пограбить обоз.
Князь брезгливо посмотрел на них и велел:
– Вот, дураки! Высечь их и вести в Москву на дознание.
И посмотрев на Бекетова, он похвалил:
– А ты Пётр, молодец. Вовремя отрезал бунтарей от леса. Хвалю!
«Ну вот, вся слава досталась Петру, – подумал Урасов, стоящий со стрельцами, рядом с Бекетовым, – Везёт же ему».
Отряд продолжил свой путь, но после стычки в лесу стрельцы сразу притихли и стали чаще оглядываться по сторонам. Урасов, ехавший с Бекетовым, спросил его:
– Как это у тебя здорово получилось? Сумел пленить бунтарей.
– Я знал о заговоре. Мы же с тобой по приказу Сулешова арестовали главного заговорщика пеших тюменских казаков, атамана Рязанова. Не помнишь разве?
– И что?
– А то, что тюменские казаки взбунтовались, и грозились поквитаться с воеводой.
– Из-за чего бунт? – поинтересовался Урасов.
– От того, что тобольский воевода Сулешов был суров с разбойными казаками. Он лишил их незаконных льгот и лёгкой наживы. Вот за это атаман Рязанов решил отомстить воеводе и расправиться с ним, поэтому на пути в Москву устроил засаду из своих казаков. Но атаман тюменских конных казаков выдал Рязанова и мы с тобой его арестовали, а с засадой пришлось разбираться на лесной дороге, и как знаешь, неплохо вышло.
– Да, ловко у тебя получилось, – удивился Урасов. – Какой же ты удачливый, Петька.
В начале августа князь Юрий Сулешов с отрядом стрельцов прибыл в Москву, а 22 августа уже присутствовал у государева стола. В то же время Максим Урасов пригласил своего друга Петра Бекетова в родительский дом потрапезничать. Когда приятели уселись за стол, то в гостиную вошла с подносом красивая девица, и Пётр опешил.
– Ты что язык проглотил? – рассмеялся Максим. – Это моя сестра Даша.
– Я же её видел с тобой в толпе, когда искал свиток отца, – вспомнил Пётр.
– Конечно, помню. Ты тогда зарделся, как свёкла, – развеселился Максим, и тихо сказал другу, – и я сразу понял, что тебе приглянулась моя сестрёнка.
Пётр опять стушевался и представился:
– Десятник Пётр Бекетов, дружу с твоим братом.
– Вижу, вы дружки, – заулыбалась Дарья.
Неожиданно Максим поднялся из-за стола и обратился к отцу:
– За столом скучно, позволь нам батя искупаться.
– И я с вами! – вскричала Дарья.
– Идите уж, – рассмеялся отец Урусова. – Эх, молодость!
Они спустились с обрыва и оказались на берегу Москвы-реки. Если друзья сразу бросились в воду и поплыли, то Дарья, подняв подол платья, только ходила по мелководью и разглядывала рыбок. Максим вышел из реки и стал брызгаться. Дарья стала убегать, а брат кричал:
– Напросилась с нами, а сама только ноги замочила.
– Мне и так хорошо, – отвечала сестра. – Не брызгайся, я и так уже вся мокрая.
Они сидели на берегу и уплетали, взятую с собой, булку хлеба. Пётр незаметно смотрел на Дашу и любовался её веснушками, но, поймав быстрый взгляд её голубых глаз, отводил свой. Дарье эта игра понравилась, и она засмеялась:
– Посмотри на меня. Ха, ха! Максим, ты видишь, он отводит свой взгляд. Боится!
– Ну, чего ты дуришь, – упрекал сестру Максим, – он смущается, а ты за своё. Пойдёмте лучше на торг и там возьмём горячих калачей.
– Бежим! – первая крикнула Дарья, и они помчались на торговую площадь к Фроловским воротам Кремля.
На торге было шумно и не протолкнуться. Взяв по румяному калачу, «троица» прислонилась к телеге с товарами и услышала распрю между мужиками.
– Зря ты ругаешься, – корил мужик с окладистой бородой. – Тебе бы к попу, враз тебя исправит.
– Это ещё кто?
– Знаешь, Фрол, я ведь с Нижегородской волости прибыл с товаром. Так вот в храме нашей деревни Лопатищи проповедует поп. К нему идут богомольцы со всех сторон, и с ними происходят чудеса. Он их стыдит, уличает за разные пороки, а народ всё равно к нему валом валит.
– Видно зело праведный, – ответил мужик. – Я, пожалуй, с тобой поеду к этому попу. Пусть меня выправит!
– Максим, – вдруг вскричала Дарья, – я тоже хочу к праведному попу.
– Это далеко, – ответил Максим, дожёвывая свой калач, – недели две топать.
– Я бы с тобой пошёл, – сказал Пётр, – но мы на государевой службе.
– Эх, вы вояки, – вдруг вскипела Дарья. – Вам бы только грабить сибирских иноверцев. И не жаль вам сдирать с них последние соболиные шкурки на утеху царю?
– Но, но. Успокойся, мы государевы слуги, и собираем ясак, то бишь натуральный налог с подданных царя.