Белый царь – Иван Грозный. Книга 1

– Они непременно выведут отряд, чтобы нанести неожиданный, как считает их мурза, удар по нам, так?

– Так.

– Но неожиданным-то удар у татар не получится.

– И что? – продолжал задавать один и тот же вопрос Григорий.

– Да то, что мы сами можем устроить засаду татарам.

– Эка хватил! – удивился даже Муха. – Это как же так?

– Надо подумать, а пока медленно идти дальше. Тебе же, Филимон, надо отправить Гордея обратно к татарскому посту. Пусть он схватит этого старшего и сразу даст какой-то знак, махнет саблей, к примеру. Сейчас же отправь пару человек к лощине. То, что ты уверен в Шляге, хорошо, но надо точно знать, что табун на месте, да и Игнатий тоже. Этим людям быть при конях, чтобы подогнали их, куда будет потребно.

– А чего с татарином делать, который в канаве сидит? Удавить его?

– Я же сказал, схватить. Тот, кого пошлешь на пост, должен на их языке говорить. Найдется такой?

– У нас почти все, кроме самых молодых, по-татарски болтают.

– Твой человек должен связать того татарина, допросить его, узнать, откуда и сколько людей поведет мурза на наш отряд. Выведать все, что только можно, не слишком усердствуя в пытках. Особо спросить, сколько ханских отрядов гуляют вокруг города, по степи, вдоль рек, в лесу. Где у них разбиты лагеря? Как расскажет, что знает, пусть твой ратник тащит татарина к реке и догоняет отряд. Мы заберем басурманина с собой на обратном пути, как только разделаемся с отрядом мурзы. Может, и еще пленных возьмем, как повезет! С ними наши воеводы отдельно поговорят, по-свойски.

– Ну ты даешь, княжич! – с нескрываемым изумлением, смешанным с восхищением, воскликнул Филимон Муха. – Молодой, да ранний, как я погляжу. Отчаянный, весь в отца. Это надо ж такое придумать! Ты только поразмысли хорошенько, перед тем как затеять под стенами Казани кровавую игру с татарами. Да не ошибись. Слишком дорого это нам обойдется.

– Ты ступай, Филимон, и делай, что сказано. Я хорошо подумаю. Если что, то и мне придется вместе с вами смерть от татар принимать, хоть и красную, но лютую. А я пока не собираюсь помирать, меня невеста на Москве ждет.

– Да! – проговорил Муха. – Ургины такие, что старший князь, что младший. А про невесту твою мы знаем. Считай, весь посад только о том и говорил перед походом.

Филимон Муха пошел обратно. Дмитрий махнул рукой, и отряд, остановившийся на мгновение, но не нарушивший походный порядок, продолжил путь. Теперь уже ратники шли в неизвестность, ибо никто, кроме Господа Бога, не мог знать, что произойдет дальше.

В это время нукер Ильяс стремился исполнить приказ. Он, петляя, как заяц, бежал к лощине, поддерживая колчан со стрелами.

Игнатий Шляга следил за табуном, но по лощине не ходил. Он понимал, что татары могли заметить отряд, увидеть остановку разведчиков, скопление коней у затона. Они могли попытаться воспользоваться моментом и увести табун. Посему Игнатий, человек опытный, постоянно держал коней в поле зрения. Он поднялся по пологому склону и залег меж двух кустов.

Шляга сразу увидел татарина, приближавшегося к лощине, и подумал: «Вот и дорогой гостюшка! А почему один? Может, татары видели, что с табуном остался только я? Хорошо, встретим молодца как подобает, по русскому обычаю».

Игнатий достал из-за пояса нож, огляделся и затаился меж кустов. Он следил за приближением врага.

Ильяс добежал до балки и пополз к лощине. Он разглядел кусты на гребне и решил выбраться к правому из них, самому близкому. Лощина оттуда была хорошо видна. Нукер быстро дополз до намеченного места, приготовил лук, достал стрелу, наложил ее на тетиву. Потом Ильяс снял мисюрку, чтобы остаться незамеченным, и выглянул из-за гребня.

Кони стояли внизу, у реки, связанные между собой. А вот сторожа при них не было. Это удивило татарина. Он снова высунулся из-за гребня и опять никого не увидел.

– Шайтан!.. – только и проговорил он, как предчувствие угрозы, вдруг вспыхнувшее в нем, заставило нукера резко обернуться.

Ильяс и крикнуть не успел, как нож Шляги распорол ему горло. На землю из безобразной, широкой, смертельной раны толчками хлынула черная кровь. Тело задергалось в предсмертных судорогах. Кони почуяли беду, заржали, но тут же умолкли.

Игнатий осмотрелся, вытер нож и засунул его за пояс.

Тело, все еще дергавшееся, он подтащил к ближайшей канаве, бросил в нее и проговорил:

– Вот так, пес шелудивый. Получил, что хотел. Сполна. Шлягу надумал взять? Дурак! Тьфу, собака!

Игнатий вернулся на прежнее место, в кусты. Татары поймут, что их лучник попал в засаду. Они могут прислать сюда других своих людишек. Не успокоятся. Так что ему следовало оставаться начеку. Шляга погладил бороду, потрепал бармицу на шлеме и продолжил внимательно осматривать подходы к лощине, теперь не только от города, но и со стороны Казанки.

Гордей Степанов, посланный на захват старшего татарского сторожевого поста, пошел не напрямую, а в обход. К канаве, где сидел Галим, он подобрался от крепостных стен.

Галим, напрягая зрение, смотрел в сторону лощины. Оттуда вот-вот должен появиться табун, захваченный Ильясом. У крепостных стен его встретят люди мурзы Юнуса. Но кони не появлялись. Видимо, русские крепко связали меж собой лошадей, и Ильясу приходилось перерезать веревки.

Галим услышал сзади какой-то шорох и обернулся. Никого. Наверное, полевая мышь пробежала рядом. Он отложил в сторону изогнутую саблю – клыч, почесал жидкую бороденку и хотел вернуться к наблюдению за лощиной. Но тут огромная тень закрыла канаву, и в глазах татарина вспыхнули тысячи искр.

Это Гордей Степанов запрыгнул в канаву и с ходу ударил старшего сторожевого поста пудовым кулаком в переносицу. Татарин охнул и завалился на спину. Гордей достал веревку, связал пленника, приподнялся над краем канавы и махнул саблей, подавая условный знак в отряд. Потом он влепил татарину пощечину. Тот очнулся, дернулся, но понял, что связан, и затих.

Степанов склонился над ним и сказал по-русски:

– Что, собака, попался?

Галим что-то быстро залепетал на родном языке.

– Заткнись, – уже по-татарски приказал Гордей.

Старший поста замолчал.

– Коли, паскудник, хочешь жить, то должен ответить на мои вопросы. – Гордей достал нож. – Иначе я тебе сталь под кольчугу в живот всажу, чтобы подыхал мучительно и долго. Будешь говорить, псина?

Галим утвердительно закивал лысой головой, с которой слетела мисюрка. Он плохо видел, так как его глаза заплыли от удара в переносицу, но слышал страшного, здоровенного русского ратника очень хорошо.

– Да, я буду говорить. Спрашивай, что хочешь узнать.

Гордей выведал у старшего поста все, что требовалось, стянул с него ичиги, сделал из вонючей портянки кляп и плотно забил его в рот пленнику. Затем он взвалил татарина на себя, пригнулся и побежал к реке.

В это же время со стороны, куда ушел отряд, к лощине приближались двое. Конюх заметил их и подумал поначалу, что это татары. Вскоре он узнал своих, но из укрытия не вышел.

К лощине подошли Матвей Гроза и Иван Булгак, отправленные сюда Мухой, и посмотрели вниз.

Потом Гроза проговорил:

– Что-то не видать нашего Шляги! Не утащил ли его басурман?

– Нет, – сказал Булгак. – Тот татарин должен был табун увести. Но Игната и вправду нет.

– А вот я вас!.. – раздался за их спинами хриплый голос.

Ратники резко обернулись, отскочили друг от друга и выхватив сабли.

Шляга, который зашел за спины товарищей, усмехнулся и спросил:

– И зачем сабельки вытащили? Если бы не я, а татарин сзади подошел, то лежали бы вы, ребята, со стрелами в груди.

– Тьфу на тебя, – проговорил Гроза. – Напугал. Да как тихо подошел-то! А если бы я рубанул тебя?