Альманах «Бесконечная история»

– Но откуда Вы узнали эту историю, Такеши-сан?

– Я тогда работал в полиции. Мы получили письмо от Юми, которое она написала и бросила в почтовый ящик незадолго до гибели. В письме она написала, что на месте пожарища, в котором погиб ее отец, в тот же вечер нашла вакидзаси. Это натолкнуло ее на мысль. Потом был убит священник, которого наняла мать, чтобы он изгнал дух Рю из их семьи. Потом Химико и Сора. А дальше… – Такеши достал из-за пазухи свернутый лист бумаги и стал читать:

«…Вечером же мы с Йоко сели за стол и она принялась мне рассказывать о том, что планирует жить здесь вместе со мной и с Рю. При этом она все время смотрела в пустое место за столом, где он якобы сейчас сидел. Но на этом месте никого не было. Я испугалась, что сестра сошла с ума и попыталась выбежать в сад, но там было так много змей, что мне пришлось вернуться. Я поняла, что мне не уйти, и стала говорить с сестрой. Я поняла, что сестра моя больна и оттого мне опасно находиться с ней рядом. Сказавшись, что лучше бы мне было закончить учебу в Университете Токио, я добилась разрешения поехать в наш дом в Эдо, куда сейчас и отбываю, а Вас прошу только об одном – позаботьтесь о сестре. Неизвестно, каких бед она еще натворит, оставшись одна в этом треклятом доме…»

Свеча Такеши потухла сама – но мы еще долго сидели, словно прикованные к своим стульям.

Николай Романов

1993

Война окончена – мятежники снова стали нашими согражданами.

Генерал Улисс Грант

Я убрал пустую бутылку под стол, и мы налегли на салатик.

Колян молотил зубами громче, чем верещало радио. Да, хомячить и трепаться у него природный талант. Если и слопает меньше, чем обычно, то наплетёт с три короба, это уж точно. Фантазёр, как из песни. Стрижка под ноль. Машину водить не умеет. Тучный или худой, добрый или не очень – в зависимости от времени года. Вот я его, собственно, и представил.

По правую руку от меня сидел Сержант. Нет, он не в звании, даже рядом не ходил. Где он, и где армия? Уж я-то его знаю, с первого класса вместе лазили по дворам и стройкам. А Сержантом называли потому, что Сергей. Это я ещё в школе придумал. Сам он здоровый, как бык, и спокойный, как тюлень. Авторитет приобретал в любой компании, как только появлялся. Стоял, как Маниту, и сурово молчал. Малознакомые товарищи сразу проявляли уважение к загадочной фигуре и держались стороной.

Мы, кстати, у него на кухне и сидели. А женщин с детьми в комнату отправили. А, нет, стоп. Они же на даче. Наши половины на даче, точно. И телефоны мы предусмотрительно вырубили. Не дали бы они нам так славно зарядиться. Впрочем, мы ещё не зарядились. Только начали.

Короче, стол с закусками мы делили на троих. Я, Колян и Сержант. Вроде понятно всех описал, не запутаетесь. Для полного состава не хватало Шурика. Но Шурику, кстати, хватало и без нас. Ему только на пользу пропустить пару встреч. Вот уж кто из нас неудержимый. Большой, добрый и хороший. О нём и говорим.

– Шурика давно видел? – спрашиваю.

– О, кстати, – Колян оживился. – Шурик. Звонил мне недели две назад. Прощался опять – всё как в кино. Я, значит, сплю, вдруг трезвон на весь дом. Я ему – даров, сто лет, всё такое, когда уже увидимся? А он – нет, братан, больше никогда.

Сержант многозначительно хрустнул второй пробкой, горлышко звякнуло по бортам рюмок.

– Сколько? – перебил он Коляна. Тот-то всё время по половине опрокидывал. Утверждал, что принципиально.

– Всё, – мой друг внимательно смотрел, чтобы прозрачный уровень остановился ровно посерёдке.

– Всё не влезет, – лаконично ответил Сержант и взглянул на меня.

– Насыпай, краёв что ли не видно? – я без предрассудков.

– Вот, – продолжил Колян. – Говорит, что жизнь подошла к финалу, и он решился. Звонит мне, типа, правду рассказать, чтоб люди потом узнали. Мол, у него ружьё, полный багажник водки, и мчится он на Кремль, прорываться будет. Но, говорит, скорее всего не прорвётся. Думает, что ОМОН его на подходе застрелит.

– На своей «Волге» поехал? – спросил Серёга.

– Да. На ней. Наверно. Не суть. Я его, понятно, стараюсь вразумить. Мало ли что в голову посреди ночи приходит? Вдруг и правда рванул куда-нибудь. Пропадёт, надо тормозить парня. Минут сорок я его останавливал и пытался назад развернуть. Увещевал, просил, объяснял, детство вспоминали. А тот, ни в какую – всё, Кремль за поворотом, сейчас стрельба будет! Лечу, говорит, под двести! Навстречу судьбе.

– На «Волге»? Под двести? – уточнил Сержант.

– Ну, он её сам собирал, может и под триста разогнать. Хотя, вряд ли. Ну вот, сижу я, значит, провожу психотренинг, спасаю жизнь друга, а этот перец мне вдруг – «Колян, какой ты хороший. Люблю вас, братья. Ладно, никуда не поеду». Я чуть трубку не уронил, он, оказывается, даже из дома не выходил! Накушался в хлам, пригрезилось что-то в ночи, он и позвонил потрепаться. Захватчик, блин.

– Да, – говорю. – Что ты Шурика не знаешь? За то и любим. А кто не чудит?

– А я вообще-то политику не очень, – углубил тему Сержант. – Депутаты, коммунисты, демократы… В девяностых задолбали. Толку ноль от всей этой политики.

– Не, была у меня одна интересная история с политикой… – Колян добавил в пустую пиалу домашних солёных грибов из литровой банки. Лена, Серёгина супруга, отлично их закатывала. На столе полно её кулинарных чудес. Мы сами только картошки отварили, да зелень помыли. Остальное – её чудеса.

Мы обновили ёмкости, и он продолжил.

– Заканчивался девяносто третий год. Да, хорошо помню – мне шестнадцать, уже совсем большой, бросаю курить и весь такой в ожидании взрослых жизни. «Свит секстин», как в песне. Помните, что с политикой и прочими телевизорами творилось? Да всё то же, что и сейчас. С одного бока – Грузия с Абхазией, осетины с ингушами, Карабах. Жесть сплошная. Люди мрут, а из ящика – ля-ля-фа, лимбо-бимбо и упала шляпа.

– Не, я в то время «Сектор» слушал, – говорю.

– Во, оно самое. Как там у классика? «Мы согласны жить в общагах, нам не надо ни хрена, И любой мы жизни рады, только б не пришла война». Но имели мы и «нихрена», и войну со всех сторон. Что с другого бока подгорало? Чехия? Пардон, Чехословакия? С Югославией.

– И Ангола, – сурово добавил Сержант.

– Да, – задумался Колян. – И Ангола тоже. Ангола, Никарагуа, там всегда неспокойно. Так вот, помните тему с Белым домом, танками, захватом телецентра в Останкино? Так вот, я там был. Прям в гуще событий. Такое сейчас расскажу – волосы дыбом встанут. Вон – у меня аж мурашки по коже, как от любимой песни. Сейчас мяска добавлю и расскажу.

– Валяй.

– Не помню, в каком я тогда классе учился. Одиннадцатилетку же вводили, все через год перескакивали. Из пятого в седьмой, например. Хотя, это, в принципе, не важно. В школу я всё равно не часто захаживал. Гораздо веселее гулялось по городу. Бродил днём и ночью по центру столицы, как по парку аттракционов. Городок бурлил, на каждом шагу сплошные митинги и демонстрации. В киосках пестрели плакаты с голыми бабами; панки, как обычно, куда-то шли по плану; бабки размахивали журналами «Огонёк», как хоругвями.

Деловые люди, конечно, хватку не ослабили – капусту в конторах рубили. Но основной электорат шарился в рабочее время по улицам. Горячие сердца в очередной раз требовали перемен на свою задницу. Куда ни глянь – у все беда и нет денег. Дамы среднего возраста на сплошном нерве. Мужики такие серьёзные, с правдой жизни в глазах. Проходя мимо, могли и плечом ткнуть. И зыркнуть так предупредительно, типа «чувак, не сокращайся». Понятная философия, театр мимики и жестов.

Сейчас так не митингуют, чтоб с душой, с надрывом. А тогда граждане рвались в последний бой. Небитым домашним аналитикам ещё не предложили главные способы выпускать пар – диван, интернет и анонимность, вот они и повылазили с кухонь на белый свет. Всё, типа, сухо и комфортно, а ты такой смелый, на амбразуру рвёшься, герой.

Самая серьёзная буза собиралась возле Белого дома. На Краснопресненской набережной распрекрасной Москвы-реки. Дом Советов, или как там его называли. Пару лет назад тут президент вещал с башни танка. «Дорогие рассеяне» были довольны. Но воды утекло немало. Демос продолжал мариноваться в информационном безумии. Что ни новость – средневековое мракобесие. Появилась оккультная мантра – «да-да-нет-да», прорисовался новый тип героя в виде мрачных, но привлекательных солдатиков РНЕ. Не помню, чего они хотели, но по городу шагали внушительно, с пониманием.

Вот у этого самого Белого дома все недовольные и собрались. Обстановка, конечно, была сложная и накалённая. Кто-то где-то засел, кто-то что-то оцепил, баррикады, защитники. Каждый второй, если не Робеспьер, то Гаврош уж точно. Требовали отставок, реформ, предлагали вопрос с Америкой срочно решить.

Тут бы ещё про Беловежское соглашение вспомнить и договор о сокращении стратегических наступательных вооружений, но мы так глубоко не полезем. Понятно и так, кругом враги.

Внутри Отчизны ещё хуже – конфликт, «поимаишь», законодательной и исполнительной власти. Знать бы ещё, что это вообще такое. Но явно не шутки – верхушка нашей многострадальной «одной шестой» попёрла против президента. Тело вооружилось против головы, а что прикажите думать нам, инфузориям?

Скажем прямо – среди рядовых граждан мало кто понимал, что происходит. Суть в чём? Никакой ясности на горизонте нет, но каждый был железно уверен в обратном. И горел желанием действовать. Нездоровое веселье творилось.

Вот с такой кашей в голове я и прогуливался в самой гуще событий, у многострадальных ступеней Белого дома. Милиционеры, помню, рядами куда-то перемещались, что-то перекрывали. Горожане бетонные блоки таскали, что твои египтяне. Баррикады строили. Солидные усатые товарищи ждали войска и составляли какие-то списки. Меня аж дважды записали.

А в целом, солнышко светило, ветерок октябрьский бодрил, и настроение мне улыбалось. Допинг закончился, но оставалось полбутылки разведённой порошковой запивки. Я важно расхаживал, попивал клубничный ароматизатор и взглядом энтомолога созерцал апофеоз свободы в отдельно взятом микрорайоне. Тёплое бежевое пальто грело всё, что нужно, а пачка LM в кармане доверительно сообщала, что всё не так уж плохо.

Людей собралось море. Тысячи, если не больше. На футбол столько не ходит. И все, как волна, в одном настроении. В одном порыве.

Я прям по минутам хронологию того дня не помню. Но хорошо помню, что это самое общее настроение, одновременно менялось. Двое поднимали крик, а через минуту орали сотни. Трое побежали куда-нибудь, глядишь, весь табун ломанулся. Ну, а если учесть, что орали и бегали вокруг постоянно, то картина готова. Ну и я, хоть и сам по себе, но в целом – как все, чё.

К полудню оптимизм как-то пошёл на спад. А нездоровой бодрости заметно прибавилось. Слух пробрался, что к нам с Октябрьской площади подкрепление идёт. Что народ, как лавина, всё на пути сносит, камнями швыряется, у милиции щиты да дубинки отнимает. А где-то даже и автобусы захватили. Я ещё подумал, где они столько камней в городе нашли?

Как и положено, нашлись те, кто усомнился. Мол, это не поддержка, а наступление. Что мэрию захватили и какую-то гостиницу. И так ничего не понятно, а тут вообще караул – чем меньше ясности, тем больше эмоций. А мобильников тогда, понятное дело, не было. Никаких тебе звонков, контактов и поисковиков. Никто не подскажет, что на самом деле в мире происходит.

Когда раздались первые хлопки, контингент дюже напрягся. Я-то ещё не служил, но многие вокруг, по ходу, были в теме. Объяснили. Хлопки, мол, не хлопки, а выстрелы. Одиночные, очереди, и даже можно определить, что конкретно работает – автомат, пистолет, а то и БТРовский пулемёт. Прибавилось людей в военной форме. Замелькала в руках милицейская экипировка и оружие.