Он тотчас пришел и к другому заключению: должно быть, она и впрямь о железяках знает.
Руна отвела пластины.
– Ну вот…
Сигурд всадил нож в мякоть. Подул на дымящийся кусок, сцарапнул ногтем прилипшие хвоинки и впился зубами.
Сочно и мягко. Злобный чхарь! Он жадно зачавкал.
Руна взялась за второй кусок, но тут же качнула головой и медленно повалилась на хвою.
Сигурд не стал ее поднимать. Он с аппетитом жевал мясо, искоса поглядывая на албианку. Ему казалось, что сквозь исцарапанную крышку он различает вздрагивание подкожного сосуда на шее, темной рядом с белоснежными волосами.
– Ну, – сказал, доев. – Хватит, что ли?
Албианка не ответила.
Сигурд обхватил колени, уставился в землю. Жажда отомстить железякам изводила его. Вместе с тем чутье подсказывало: прежде надо найти новое укрытие, нужна община, никто в этом мире не живет в одиночку. Да только он твердо знал: общину искать не станет. Он будет кочевать по лесам и убивать железяк. Пускай рабыня его всему научит.
– Вставай! – решительно приказал он и, повернувшись, тряхнул ее за плечо.
Руна не шевелилась.
Он ухватил ее за ремень, откинул назад. Темное пятно на тунике расползлось по всему боку.
«Чхарь бы его… – ругнулся в мыслях. – Нельзя, чтоб сдохла…»
Умей он сожалеть о своих ошибках, чему так часто учил Мерло, наверняка, признался бы себе, что поступил худо, но Сигурд на такую мягкотелость не был способен.
Он наклонился над порезанным боком, пытаясь сообразить, сколько еще протянет албианка с такой раной. Под соснами слишком темно, чтобы толком разобраться. Он повернул ее, подтащил к стволу и прислонил так, чтобы голова держалась прямо. Болтавшиеся на нитях пластины вложил ей в ладони.
Руна сидела с закрытыми глазами, но, судя по искаженному лицу, все же была в сознании.
– Вставай! – рявкнул Сигурд.
«Дохлячка», – подумал он и вспомнил, как дядя Огин говорил, что иногда албы мрут даже от небольших ран. Отсталая раса. Коли бы не их долбаное оружие, бигемы давно бы отобрали у белобрысых их пещеры.
Нельзя вот так вот лежать. Как говорится: дай боли волю, полежав, да помрешь.
Казалось, что рабыня и впрямь скоро отдаст концы. Он несильно ткнул ее кулаком в плечо. Руна застонала, повалилась набок. Он подхватил ее, усадил прямо. Тьфу! Что теперь с ней делать?
В общине не было лекаря, как в большинстве бигемовских общин. Ванг Юм умел зашивать раны нитями, он сам крутил их из косульих кишок. Мерло Джикер иной раз отвары делал, а еще протирал порезы брагой, настоянной на чистотеле. О тонкостях всех этих лекарских дел Сигурд не имел ни малейшего представления.
Наклонившись к Руне, он попытался вытащить из-под ремня толстую тунику, но ремень сидел слишком плотно. Тогда он надорвал края разреза. Все внутри было покрыто темным сгустком, но рана почти уже не кровоточила. Не так уж и много крови потеряла албианка, чтобы в обморок падать.
«Ей надо попить», – подумал он и огляделся: что бы такое найти вместо посудины. Встал, бестолково потоптался на месте. Ничего не оставалось, как тащить албианку к воде.
Наколов на нож несколько кусков мяса, Сигурд взвалил рабыню на плечо и пошагал к склону. Спустившись к реке, бросил нож с мясом на камни, опустил Руну и, запрокинув ей голову, чтобы просунуть руку к лицу, побрызгал на губы водой. Зачерпнул воды в ладонь, поднес ей ко рту.
– Ну.
Не открывая глаз, она глотнула, потом еще несколько раз, пока не закашлялась.
– Ну, – повторил он. – Не валяй дурня.
Она больше не могла пить, ей было тяжело дышать. Тогда он отпустил ее и, осторожно приподняв крышку, напился сам.
– Здесь еще мясо, – сказал, обернувшись. – Зажарь себе… ешь. Полегчает.
– Нет… – слабо отозвалась она, ощупывая камни позади себя.
– Не ложись! Нельзя. Надо обратно в лес. Когда про железяк скажешь?
– Уходи, – пробормотала она, задыхаясь. – У меня нет сил…
– Чего? Эй, как их убивать, ты!
– Нет… не могу… – лицо ее стало белым, как луна. – Оставь… отнеси… к каньону… Большое Поселение…
– Что за дела!
Она явно бредила.
«Пожрать ей надо», – упрямо решил он.
– Эй, ты! Придумывай, ну! Ты – албианка.
Она беззвучно шевелила губами.
– Эй! Я не намерен никуда идти. Надо быть тут, в лесу.
Она покачала головой.
– Я не уйду, – повторил он. – Вот как помрешь, тады и свалю.
– Запах… – пробормотала Руна. На лбу ее заблестели мелкие капельки пота. – Кабанина… это ты… Сигурд…
– Чего?
– Ты охотник… верно говорили… ты – лучший… надо в каньон…
Она несколько раз надрывисто вздохнула, ресницы дрогнули, глаза остались закрыты.
– В каньон… – пробормотала снова и притихла.
Он поддерживал ее за спину, не зная, что делать. Чего это она сказала? Сигурд – лучший охотник? Вот как, стало быть…
Хе-хе! Каково… Ни одна баба еще не говорила такого. Лучший охотник! Да такого никто ему не говорил. Разве только дядя Огин.