– То есть, как, не было?
Следователь вытащил из стола какие-то бумаги и стал просматривать их.
– Вот, – протянул он Пете листок, – разве это не ты писал? «Вовка пошёл к тем кустам, потому что его очередь была». А вот это? – Милиционер показал другую бумажку.
– Что это?
– Это показания вашей учительницы, из которых видно, что сдавая сочинение, ты сказал ей, что не успел написать про Вовку.
– А я этого и не отрицаю.
– Ну слава Богу, хоть чуть-чуть сдвинулись с мёртвой точки!
– С какой точки? – не понял Сапожников.
– Раз ты не успел написать про Вовку, то расскажи мне о нём сейчас.
– На самом деле, Вовка потерял свой ботинок, и весь отряд искал его.
– И?
– Что, и?
– Дальше что было?
– Ничего. Ботинок нашли в канаве. Вовка надел его и мы пошли в лагерь.
– И всё?
– И всё.
По лбу следователя стекал холодный пот. Он понимал, что ребёнок просто водит его за нос.
– Хорошо, – вдруг сказал он, – пойдём пообедаем, а то на голодный желудок мы не договоримся.
– У меня с собой денег нет.
– Я угощаю. Ты что любишь?
Следователь встал из-за стола и вывел подростка из кабинета. Положив руку ему на плечо, будто это был не допрашиваемый, а приятель. Он шёл с Петей по коридору и обсуждал с ним меню предстоящего обеда.
На самом деле, милиционер прервал свою беседу не из-за голода. Тайм-аут понадобился потому, что он зашёл в тупик, и не знал, как разговорить паренька.
Когда он очутился не в школьном буфете, а в столовой управления внутренних дел, у паренька разбежались глаза. Ему захотелось попробовать всё, что едят настоящие сыщики. Милиционер широким жестом руки показал на блюда с выражением лица, которое можно было понять только как: «выбирай, что хочешь!». Следователь не учёл очень важного обстоятельства: в подростковом возрасте юноши не едят, а сметают всё, что им положат. Довольный Петя с двумя подносами пошёл устраиваться за освободившимся столом, а следователь достал кошелёк, чтобы расплатиться с кассиром. По мере того, как кассирша нажимала на кнопки, лицо милиционера мрачнело. Наконец женский пальчик нажал на самую большую кнопку, и кассирша приготовилась огласить приговор.
– Тихо! Я всё понял, – прошептал следователь.
– Что? – не поняла кассирша.
– У меня с собой столько нет, – прошептал милиционер. – Можно я завтра принесу?
Кассирша наклонилась к милиционеру и почему-то тоже перешла на шёпот.
– Завтра нельзя, я вечером должна сдать кассу.
– Ну, тогда вечером.
– Хорошо, только не обманите, а то у меня неприятности будут.
После обеда настроение у подростка улучшилось, чего нельзя было сказать про следователя. Он слушал любую болтовню подростка и больше не наседал на него.
– …вот я и толкую, – говорил Сапожников, – про Вовку я не могу сказать ничего, потому что я про него ещё не придумал.
– Так возьми и придумай, – вдруг предложил милиционер.
– Я так не могу. Мне нужна бумага и ручка.
На стол перед Петей легла толстая пачка бумаги.
– А вот тебе и ручка, – сказал следователь.
Петя вопросительно посмотрел на него.
– Ну, что ещё?
– А ещё нужно чтобы мне никто не мешал.
– Сколько тебе нужно времени?
– Часа два.
Милиционер посмотрел на часы и облегчённо вздохнул. Двух часов было вполне достаточно, чтобы сгонять домой, взять деньги и рассчитаться с кассиршей.
– Я отведу тебя в соседнюю комнату, где ты всё подробно напишешь.
– Нет, мне здесь удобно.
– В таком случае я уйду на два часа, а тебя оставлю здесь.
Сапожников кивнул головой.
– Но мне придётся тебя закрыть на ключ, – добавил следователь.
– Это даже лучше. Меня хоть никто не будет отвлекать.
С вязи с расследованием дела о похищении ребёнка Андрея Андреевича, что называется, заклинило. Действительно, мальчик нашёлся через два дня. Кроме звонка начальника лагеря в дежурную часть, никаких заявлений в милицию не поступало. Надо было просто закрыть это дело в связи с отсутствием события преступления. Какое же может быть преступление, если ребёнок зашёл ночью по малой нужде за кустик, испугался темноты и потерялся? Несчастный случай – только и всего. Даже на несчастный не тянет – в конечном итоге, ребёнок нашёлся. Следователя насторожило то, что мальчик нашёлся возле проходной лагеря, то есть за пять километров от места происшествия. Складывалось такое впечатление, будто ребёнка подбросили. Пройти назад от палаток до лагеря он не мог, так как этот район прочёсывали местные военные, милиция и сотрудники лагеря. Ещё следователя поразило то, что ребёнок был чем-то очень сильно напуган. Конечно, потерявшись ночью в лесу, любой ребёнок мог напугаться, но, во-первых, не такой уж Володя был и ребёнок – правильнее сказать, подросток, а во-вторых, ночной лес не смог бы напугать до такой степени даже самого трусливого ребёнка, а мальчик был не робкого десятка, это следователь выяснил.
Стоило только Андрею Андреевичу задать мальчику вопрос о его похищении, как тот начинал бледнеть и трястись от страха. Для того, чтобы разобраться в этом деле и не вспугнуть преступников, следователь стал изучать окружение потерпевшего. В школу он решил не обращаться из соображений конспирации. Всю необходимую информацию он получал из РОНО. Именно РОНО выяснило для следователя состав семьи мальчика и род занятий его родителей. Мать и отец Володи работали вместе на трикотажной фабрике. Отец был директором, а мать – главным бухгалтером. Семейственность на государственном предприятии явно противоречила действующему законодательству. Чутьё следователя подсказывало, что именно в профессиональной деятельности родителей надо искать разгадку, но те, как назло, не давали никакой информации. Порою казалось, что они сами не хотят, чтобы нашли похитителей их сына. Одна надежда оставалась только на самого Володю, но он как воды в рот набрал. Андрей Андреевич обращался даже к начальству, чтобы оно санкционировало наблюдение за родителями мальчика, но полковник, вместо того, чтобы помочь, так отругал его, что больше следователь даже не помышлял об этом. Более того, с каждым днём следствие по этому делу приносило неприятностей всё больше и больше. Ни одного свидетеля, ни одного доказательства – будто сговорились все.