Чернокнижник

– Петя, ты же дружишь с вашим отличником? Неужели он тебе не может помочь?

– Ты кого имеешь в виду? – не понял Петя.

– А кого мне иметь в виду? Конечно, твоего полного тёзку – он у вас один круглый отличник.

– Отличник он, действительно, круглый, но я бы не назвал его другом.

– Какая разница? Во всяком случае, вы не враги. Неужели ты не можешь попросить его научить тебя писать сочинение?

– Я даже не знаю, как это сделать…

– Я решу этот вопрос, – неожиданно сказал отец.

– Как решишь? У нас же больше не остаётся денег?

– Это моё дело. Я сказал, что решу этот вопрос, значит, я его решу.

Глава 3

Однофамильцу и тёзке Пети Сапожникова, тоже Пете и, естественно, Сапожникову, как и почти всем ученикам того времени, тоже повесили ярлык. Правда, ярлык тот был совершенно другого качества. Петя был любимчиком. Как он им стал, мальчик не помнил. Он просто привык к своему статусу и уверовал в свою исключительность. Бывало, ученик пыхтит, старается у доски, а выдавить из себя кроме тройки ничего не может. Тогда учитель вызывает Петю, чтобы остальным урок преподать.

– А я ничего не учил, – ответит Петя, то ли потому, что ему захотелось покапризничать, то ли для того, чтобы показать всему классу свой уникальный статус.

– Да быть такого не может?! Вспомни…

И учитель вместо ученика начинал отвечать урок.

– Ну, вспомнил?

Ученик утвердительно кивал головой.

– А ты говоришь, что урока не знаешь! Давай дневник.

Петя подавал дневник и садился на место. Он даже не открывал его, чтобы посмотреть отметку. А зачем, разве и так не ясно? Зато одноклассники после урока окружали Петю и требовали показать отметку.

– Нет, вы только посмотрите, – возмущались они, – опять пятёрка!

– А вы сколько хотели? – самодовольно спрашивал Петя.

Вполне понятно, что прозвищем, которым наградил его коллектив, было «Везунчик».

Однако не стоит думать, что Везунчик получал свои пятёрки просто так. Он, как гладиатор, сражался за свой статус и защищал его, как тигрица защищает своих малышей в момент опасности. Горе тому, кто хоть чуть-чуть, случайно, невзначай прикасался к этой святыне – он тут же становился врагом. И никакие смягчающие обстоятельства тогда не имели значения. Приговор выносился незамедлительно и не имел срока давности.

Однажды в класс пришёл новенький. Учитель математики имел неосторожность перед всем классом похвалить нового ученика и поставить его в пример. К сожалению, новый фаворит продержался не долго: на первой же контрольной он получил неуд за грязь, которую развёл в тетради. Ой, как он возмущался, как доказывал, что эта грязь не его! Все только смеялись над ним. Действительно, ну не учитель же навёл эту грязь в тетрадке ученика? Учитель, конечно, не наводил, однако читатель наверняка уже заподозрил кого-то, кроме учителя. Заподозрил, и оказался прав. Но что может читатель? Он же не в классе и даже не в школе: сидит, читает книжечку в своё удовольствие, и ему абсолютно наплевать, что у новенького и по физике грязь, и по литературе, а по английскому из тетрадки целый лист пропал, и вышло так, что вроде ученик вообще никакой контрольной не делал – только число и заглавие написал. Тут, ясное дело, кроме единицы надеяться больше не на что. Больше всего всех раздражало, что новенький нагло врёт. Смотрит на учителя своими круглыми ангельскими глазами и нагло заявляет, что лист из его тетради кто-то вырвал. Нет, вы только подумайте – ляпнет такое, стоит и ждёт, чтобы учитель, вроде как, оправдался перед ним. Однако оправдываться перед таким, естественно, никто не будет. Прилепили новенькому ярлык, и дело с концом. Вскоре он не только за контрольные, но и за устные ответы неуды стал получать. Проучился ученик полгода, забрали его родители, да и перевели в другую школу. На том всё дело и закончилось.

Дело закончилось, да только не для Везунчика. Однажды староста класса задержался в школе. По каким делам он допоздна просидел в школе, уже никто не знает, но, возвращаясь домой, он заметил, что в учительской кто-то есть. Староста заглянул в дверь и увидел Везунчика, который рылся в тетрадях. На следующий день староста при всём классе рассказал о случившемся.

– У него ключ от учительской есть, – говорил он. – А мы не верили новенькому, когда он говорил, что ему кто-то лист из тетрадки вырвал.

– А ты видел его в лицо? – спросил старосту кто-то.

– Нет, он ко мне спиной стоял. Но мне кажется, что это был… – староста посмотрел на Везунчика.

– Если кажется, креститься надо, – оборвал его тот. – Если есть доказательства – выкладывай, а если нет, то помалкивай себе в тряпочку. Если каждый будет говорить, что ему кажется, можно представить, что у нас начнётся.

Звонок прервал разговор. После уроков эта тема больше не поднималась, а на следующий день староста не пришёл в школу. Произошёл несчастный случай – мальчик упал с лестницы и повредил позвоночник. Старостой класса выбрали Везунчика.

Надо признаться, что мир, окружающий нас, основан не на принципах справедливости. Действительно, одному – всё, другому – ничего. Такую картину можно наблюдать повсюду. Вот и в нашем случае: можешь себе хоть лоб от усердия разбить, всё равно сливки достанутся Везунчику. Тут уж ничего не поделаешь, на то он и Везунчик.

В Союзе в те времена был в моде мотоцикл «Ява». Старые машины: Урал, Восток, Юпитер, тоже, конечно, были хорошие, но ни в какое сравнение с Явой не шли. Красного цвета, с никелированным топливным баком, весь гладкий и мягкий! Одно слово – импорт. Где его покупали, никто не знал, в магазинах таких мотоциклов не продавали, но, когда эта машина появлялась на улице, вокруг неё сразу же собиралась огромная толпа, и кто-то очень сведущий рассказывал об удивительных возможностях нового мотоцикла.

Одним из немногих счастливых обладателей этой чудо-машины был отец Чернокнижника. Папа привёз его из загранкомандировки и держал в гараже. Пользовался отец им очень редко: во-первых, потому что всей семьёй на нём не поедешь, а во-вторых, потому что отец вскоре купил «Москвич», который был покрыт славой не меньшей, чем «Ява».

Вскоре отцовские загранкомандировки закончились, и автомобиль с мотоциклом стояли в гараже, напоминая семье о том, что не только нужда была покровительницей семейной жизни, были и светлые дни, когда семья, не считая денег, отдыхала, что называется, на полную катушку.

Когда всё валилось из рук, когда у отца от отчаяния и безысходности играли желваки, мать брала супруга за руку и отводила в гараж. Там открывалась бутылочка, и супруги, забыв о неприятностях, смотрели на Яву с Москвичом и вспоминали самые счастливые дни своей жизни.

– А помнишь, Миша, как мы на мотоцикле в Таллинн ездили?

– Мы тогда разбили палатку у телевышки, – уточнял отец.

– Все ходили и смотрели на наш мотоцикл.

– Они не могли понять, почему на иностранном мотоцикле наши номера.

Далее шли воспоминания о Москвиче, о путешествиях и приключениях, без которых никогда не обходилось. Настроение улучшалось, и невзгоды не казались уже такими страшными.

Иногда отец выгонял свой Москвич из гаража и катал всю семью за городом. Тут была и рыбалка, и вылазки за грибами, и просто езда с ветерком. Это обычно происходило после получки или премии.

После прогулок Москвич с Явой тщательно мылись и терпеливо ждали новой поездки.

– Папа, а для чего ты мотоцикл моешь, – спрашивал Петя, – мы же на нём не катались?

– Техника должна всегда содержаться в чистоте, – отвечал отец.

Мать обнимала сына за плечо и шептала ему в ухо:

– Пускай моет. Это ему доставляет удовольствие. Мне кажется, что он свои машины больше жены любит.

– Не больше, конечно, – ответит отец, услышав слова жены, – но техника, как и женщина, любит ласку и чистоту.

В последний школьный год эта семейная традиция была нарушена. Всё время и все средства были направлены на достижение одной единственной задачи – поступления сына в ВУЗ.

После занятий Петя, наспех запихнув что-нибудь в рот, бежал к репетитору, потом бегом домой, домашние задания, поздний ужин и отбой. Такой бешеный темп, казалось, невозможно было выдержать, но человек, как известно, привыкает ко всему. Сын привык, что видит родителей только утром, а родители смирились, что погладить по головке своего сыночка можно только спящего.

Однажды, во время короткого утреннего общения за завтраком, отец сказал:

– С сегодняшнего дня у тебя прибавляются занятия по русскому и литературе.