– А то. Может, господа потренироваться хотят?
– А, что у тебя и рапиры есть?
– А как им не быть! – ответил кузнец и подмигнул.
Он вновь ушел и вернулся с двумя рапирами.
– Я не собираюсь фехтовать в доме, – проговорил Сашков, пытаясь почувствовать, как хорошо сидит в его руке рапира.
– Согласен, – поддержал его Меншиков.
Втроем они вышли во двор. Солнце уже давно поднялось и с огромным рвением вступило в свои права, согревая Землю теплом.
Приятели скинули мундиры, повесив их на кол, торчавший около крыльца. Оставшись в камзолах и белоснежных рубашках, встали в позицию, так чтобы солнечные лучи не мешали не одному из них.
Стройный и жилистый Федор Меншиков, при его метре восемьдесят, имел преимущество в росте, перед Сашковым. К тому же он обладал уверенностью и тем опытом, который приобрел за месяц, проведенный в Ла-Рошели.
У Сашкова такого опыта не было, но глаза его порой зажигались огнем, который лихорадочным румянцем играл на его скулах.
С рапирой в руках Федор, загоревшись таким увлекательным делом, преображался из простого изобретателя в проверенного боями воина. Каждый удар он сопровождал советом или упреком, но стремительность и пыл Александра иногда торжествовали, и Федька получал добрый удар прямо в грудь.
Емельян пожирал глазами поединок, считая удары, наносимые острием рапиры.
Когда же приятели закончили поединок, он сказал:
– Александр попал семь раз, Федор – десять. Но по схватке видно, что господин Меншиков более опытен, чем Буйносов.
– Бой на рапирах дело не легкое, – выпалил Федька, – а, Александр больше любит драться на шпагах, чем на рапирах.
Приятели подошли к колу, сняли с него свои мундиры, и, не надевая, прошли в дом, где сели за заждавшийся стол. Который ломился от яств, что было не удивительно, раз работа кузнеца приносила ему деньги.
– Вы бы грибочков, грибочков попробовали, – проговорил Емельян, пододвигая к дворянам плошку с солеными лисичками.
– Вот я тебя Емельян хочу спросить, – начал Меншиков, зачерпнул деревянной ложкой грибов и поднес ко рту, – а дети-то у тебя где?
– Старшой сын, женился да на восток подался, к Демидовым, а младшенький тот на другом берегу реки поселился, металл для меня варит. А живу я с женой да дочкой. Вы уж чувствуйте себя у меня, как дома. А мне нужно вас покинуть, – неожиданно прервался кузнец, – сами понимаете работа.
Поднялся из-за стола. Снял с вбитого в стену медного гвоздя, кожаный фартук и ушел.
– Ну, что делать будем? – полюбопытствовал Сашков.
– Для начала пообедаем, – проговорил Меншиков, закидывая в рот деревянной ложкой грибочки. – Эх, где тут у него капуста.
Та оказалась на столе рядом с огурчиками. Федька пальчиками прихватил чуть-чуть и закинул в рот.
– Обалдеть, – прошептал он, – Санек, ты попробуй. Это ведь – класс!
Закончив трапезу, вышли во двор. Теперь у приятелей появилась возможность взглянуть на дом. Как и у всех в городе он небольшой. Рядом с ним сарай, баня, а чуть поодаль кузница. Из трубы, над ней валил густой черный дым. Доносился стук молота.
– Пойдем, взглянем, – предложил Федор.
Сашков не возражал. Они подошли к открытым воротам в кузницу и заглянули внутрь. В дальнем углу вовсю работал горн. Молодой парень, явно подмастерье, качал что есть силы меха, стараясь поддерживать горение углей. Второй паренек держал длинными клещами заготовку, поворачивая ее, после каждого удара кувалдой. Емельян молотил на славу, одновременно наблюдая за цветом металла. На всех трое были обнажены по пояс, из одежды на них были кожаные штаны, сапоги и фартук. Когда заготовка начала остывать, он прекратил наносить удары, поставил кувалду на пол, и приказал помощнику бросить ее в горн.
– Вот так, господа, мы и живем, – проговорил он, вытирая вспотевшие руки.
– Мы тут попрощаться пришли, – проговорил неуверенно Федька, – пора нам. Напоследок хотим воеводу еще посетить. Емельян не подскажешь, как до него дойти, ведь мы не помним, как вчера от него к тебе попали.
– Что, верно, то верно, – проговорил кузнец, вытер рукой выступивший пот, – вы вчера оба никакие были, как это еще вас Яшка, денщик воеводский довел. Выйдете из дома и идите на право. На шестом повороте поверните налево и вскоре увидите монастырь, ну, а там сами дом уж найдете.
В это время парнишка выхватил из углей заготовку и положил на наковальню. Емельян ловко подхватил кувалду и начал наносить удар за ударом. Приятели еще минуты две смотрели, как работает кузнец и лишь, потом направились к воротам.
Они шли, как велел кузнец. Иногда останавливались. Сашков несколько раз доставал фотоаппарат и фотографировал. Если бы сейчас кто-то увидел их. Интересно, а что было бы? Меншиков не удержался и уговорил того сделать фотографию и монастыря и усадьбы князя Нарышкина, понимая что в будущем дома градоначальника этого периода истории города просто не останется.
Рассчитывали добраться до машины за час, но на это ушло куда больше времени. На память, кроме монет этого периода у них больше ничего не осталось, а вот впечатления. Меншиков даже начал сожалеть, что с кузнецом ему больше не удастся встретиться.
Осень 201.. года. Череповец.
Зеленая «Газель», проехав мимо памятника основателям города Феодосию и Афанасию, сделав круг вокруг Соборной горки, выехала на Советский проспект.
– Ну, а теперь куда? – спросил Сашков, разглядывая карту.
– В Санкт-Петербург, конечно. Кстати когда ты овладел умением фехтовать?
– В юности я ходил в фехтовальный клуб.
– Не знал, – признался Федор. Задумался и, улыбнувшись, произнес: – Значит, в восемнадцатом веке мы с тобой не пропадем.
Сейчас решили проехать по проспекту до конца, мимо тюрьмы, отчего пока добрались Кирилловского шоссе, слегка поплутали. Зато когда добрались до моста над железнодорожными путями, Федька облегченно вздохнул и прибавил газа.
Они выехали на трассу Вологда – Санкт-Петербург и Сашков позволил себе задремать. Меншиков взглянул на него и улыбнулся. Позади них оставалось прокопченное небо Череповца.
VI
Осень 201.. года. Санкт-Петербург.
Весь вечер и ночь моросил дождь. Утром он закончился, но погода навеивала меланхолию и вгоняла в депрессию. Если бы под рукой был пистолет, Сашков точно бы застрелился, тем паче здесь в номере «Англитера», где когда-то покончил с жизнью народный поэт Сергей Есенин. Но ничего такого сейчас у него не было. Пистолеты Меншикова были оставлены в газели, а сам приятель куда-то свалил, ни сказав, ни слова. Александр сначала смотрел местное телевидение, но потом просто не выдержал. Подошел к окну и вот уже около час, облокотившись на подоконник, и разглядывал город. Санкт-Петербург, даже не смотря, что небеса были окутаны непроницаемыми серыми облаками, жил своей привычной жизнью.
Внизу у памятника Николаю I праздно гуляли туристы. Фотографировались, слушали экскурсовода и о чем-то спорили. В основном это были иностранцы. Это нетрудно было понять по поведению. Русские обычно так себя не ведут. Несколько, наиболее отчаянных бизнесменов пытались продать им свой товар, основную часть, которого составляли в основном матрешки, с портретами бывших советских руководителей, да буденовки. При желании у них можно было обнаружить сувенирные тарелочками с символами города, оловянную миниатюру, головные уборы бескозырки да комплекты батареек к фотоаппаратам. Пока Сашков стоял у окна и любовался всей этой осеней суетой, народ, прохладную погоду, старался насладиться красотами города, и к памятнику то и дело подъезжали экскурсии.
По скверу, находящимся между памятником Николаю I и Исаакиевским собором, держа в руках сложенные зонты, куда-то спешили петербуржцы.
Возле самого собора десятки желающих, создав очередь, пытались попасть на экскурсию в храм. Те, кому уже повезло, не спеша поднимались на колоннаду по узкому металлическому настилу. В воздухе кружили чайки. Неожиданно для себя Сашков вспомнил маленькую красную книжку Фоменко и Насовского. Те утверждали, что на самом деле государя московского звали не Петр, а Исаак. В это Александр, как-то не верил, и даже решил, спросить об этом Меншикова, ведь тот один раз все же побывал при дворе Императора.
Федька ввалился в номер гостиницы с криками:
– Санек! У меня все готово. Мне удалось найти в городе такое место, где мы смогли бы совершить переход.
– А разве есть? – удивился Александр.