– Ничего особенного. – Большаков с законной гордостью глянул на собственный хронометр. – Какая-то штамповка в железном корпусе. Делов-то.
– Штамповка… – Майора аж скрючило от хохота. – Ой, не могу! Ну, ты и знаток! Вот это видел? – продемонстрировал собственные часы.
– Ну.
– Гну! Made in Швейцария, чтоб ты знал. Стоит, к сведению некоторых знатоков, как пар десять твоих «Ориентов».
– Ого.
– Точно, именно так. А у Витечки часики – самая настоящая «Омега», да в платиновом, чтоб ты знал, корпусе! Ценой – как пар пятнадцать моих или два ведра твоих, роскошных.
– Да ладно!
– Мамой клянусь. В Союзе знающие люди за такие штук сто советских денег отслюнявят не глядя. И еще спасибо скажут.
– Твою мать, – ошарашенно пролепетал старлей.
– Исключительно тонко подмечено, – ухмыльнулся Никита. – Хватит и на шикарный кооператив в столице или домик у моря, и на долгую сытую жизнь. Учись, студент. – Майор сделал пару богатырских глотков из стакана и тут же долил.
– А ты-то откуда знаешь?
– Я-то? – Закурил. – Откуда надо. У тестя… – Замялся. – В общем, за слова отвечаю. Ну, что скажешь?
– Клара, – ответил словами пошлого анекдота Большаков. – Я… ею, – и тоже освежился. Даже вкуса не почувствовал.
* * *
– Вот, значит, как. – Полковник в задумчивости отстучал пальцами по столу что-то, отдаленно напоминающее «позорный» пионерский марш. – «Омега» в платиновом корпусе… Аванс получается или даже полная оплата за труды праведные. Лихо его юаровцы захомутали.
– Теперь понятно, – донеслось из угла, – почему его, сердечного, так скрутило вчера поутру.
– А Поздняков, получается, со штатниками подружился, – наябедничал старлей.
– Дела… – с грустью усмехнулся полковник. – Самый настоящий хохляцкий партизанский отряд. С предателями. И даже еще круче.
Был он, что называется, в теме: в армию в ту великую войну не попал по возрасту, но все равно как следует повоевал. В партизанском отряде у Сабурова. С двенадцати мальчишеских лет. В разведке, конечно же.
– Дела. – Большаков качнул головой и тут же зашипел от боли. – Что делать-то будем?
– Отдохни часок-другой, – прозвучало в ответ. – А я схожу пообщаюсь с капитаном. По-свойски. Коллеги все-таки.
Глава шестнадцатая
– Ну, как ты?
– Уже лучше, – с умеренной бодростью отозвался Большаков.
К обеду боль действительно немного стихла, только голова слегка потрескивала, как тот арбуз, когда его проверяют на спелость.
– А раз так, давай работать.
– В смысле?
– Для начала обрисую тебе обстановку, как ее вижу. – Полковник с силой провел ладонями по нежно-землистого цвета лицу, отчего то на минуту порозовело. – Произошло ЧП: командир войсковой части подполковник Прохоров встал на путь предательства. Вступил, понимаешь, в контакт со спецслужбами ЮАР и выдал им схему охраны совершенно секретного военного объекта. За что получил вознаграждение в виде эксклюзивных, – произнес со смаком, – часов швейцарского производства стоимостью около ста пятидесяти тысяч долларов США.
– А…
– А сотрудник особого отдела капитан Поздняков морально ни разу не перерождался. Напротив, до последнего мгновения жизни был верен Родине и присяге. Это он, Коля, настоятельно посоветовал тебе внести изменения в охрану объекта со стороны воды и не докладывать об этом подполковнику.
– Почему не докладывать?
– А подозревал он его в чем-то таком или просто не был на сто процентов уверен. – Вздохнул. – Вот такова официальная версия всего произошедшего. Понятно?
– В общем и целом, – кивнул Большаков. – Только почему до последнего мгновения? Разве с ним что-то произошло?
– Пока нет, но в самое ближайшее время… – Полковник тяжко вздохнул. – В общем, не убережем мы капитана. Погибнет, сердцем чувствую, причем страшно.
– А кто его? – обалдел старший лейтенант.
– Как это кто? Вы с Максимычем, – кивнул тот в сторону ловко управляющегося с изрядных размеров бутербродом как бы старшего лейтенанта. – А после, – достал из тумбочки Polaroid, очень похожий на тот, что был у сэра Бенедикта, – все хорошенько зафиксируете. Чтоб смотрелось.
– Разве так можно?
– Именно так и никак иначе. – Полковник попил водички. – Сам посуди, может ли быть такое, что и командир, и ответственный за контрразведывательное обеспечение сотрудник особого отдела вдруг взяли и одновременно продались оба со всеми потрохами иностранным разведкам? Причем разным. Лично я в такое верю с трудом. Именно поэтому ничего такого и не произошло.
– Совсем?
– Почти. – Помолчал. – Предательство имело место, но в одном только случае: со стороны подполковника Прохорова. В чем тот и призна?ется, когда увидит, что произошло с героем-особистом.
– А иначе никак?
– Иначе, Коля, совсем никак. Потому что уверенность у нас в предательстве этой сладкой парочки имеется, а доказательств – хрен.
– А очная ставка?
– Его слово против твоего. Никитин твой, сам понимаешь, свидетелем не считается. Ничего твой прапор толком не разглядел, и показания его основываются исключительно на том, что Поздняков, – очень нехороший человек. Так что поверят, зуб даю, не тебе. И светит тебе, дружище, казенный дом, если чего не хуже, а Юру, вполне возможно, еще и наградят. За бдительность и отвагу.
– И что же делать? – Николаю сделалось по-настоящему грустно.
– То, что я сказал. С Поздняковым, как ты уже понял, каши не сваришь, поэтому давить надо на Прохорова. Колоть его до глубокой задницы, в противном случае в Союзе он от всего тут же отопрется. Парень крученый. И хлопотать за него начнут, есть кому.
– А с Поздняковым…
– Сделаете все, как надо. И нечего мне тут краснеть и стесняться, как семиклассница на сносях. Не было здесь предателей среди сотрудников КГБ, и точка! Только героически павший на боевом посту капитан. И вообще тебя сюда прислали для защиты от врагов внешних, а нас с напарником – внутренних. Так что давай работать.
– Есть работать, – вздохнув, кивнул Большаков.
Глава семнадцатая