«Каштановый год»

– А давай, посидим где-нибудь? Отметим это дело! Тут кафе есть недалеко, вполне приличное кафе! – и осёкся. Он заметил слабую усмешку на её губах – не поверила. Ему захотелось объясниться: решительно объясниться. Сказать ей, что та история с утренней опохмелкой досадное недоразумение, что он по натуре далеко не тот, за кого она его приняла. Нет, он не алкаш, не бомж, он нормальный мужчина, разве что подвержен некоторым слабостям. Одна из них, это верно, неумение пить, неумение вовремя остановиться. Он заглянул ей в глаза и наряду с насмешливостью, прочитал крайнюю степень безразличия. Желание объясняться пропало.

Её опять позвали. Совсем не вовремя.

– Иди, уж, ухажёр!

– Так я дождусь. До какого часу работаешь?

Вопрос остался без внимания. Она выпроводила его за территорию и закрыла замок.

Строгая!

4.

Чернышев нагнал её через две улицы от универмага. Он это сделал с умыслом, чтоб не компрометировать её. Он надеялся, что проявленная им предусмотрительность не останется без её внимания, тронет её. Дескать, смотри, какой я догадливый! Людмила предпочла не заметить его находчивости. Не сказать, что его появление обрадовало её. Она смерила его недоумевающим взглядом.

Время клонилось к четырём часам дня. Потеплело. Крещенские морозы шли на спад. Небо, воздух, крыши домов – всё дышало незримо подступающей весной. Наверное, это ощущение было преждевременным, но оно было таким желанным и уместным после холодов, которые простояли почти неделю. Не радоваться белому зимнему дню, не вдыхать эти новые, будто ожившие запахи, не наслаждаться вдруг пробудившимся новым явлениям в природе было невозможно.

Пакет оставался при нём. Вот только пухлость пакета заметно убавилась. Да и глаза Чернышева подозрительно ярко блестели. Водочный перегар она не уловила, видимо, Чернышев хорошо закусывал.

– Вы, что за мной следили?

– Следить – занятие скудоумных, а я вычислил. Перед самым обедом заглянул в ваш магазин, представился сантехником из местного жэу, якобы с ревизией отопления. Морозы-то вон, какие стоят!

– Всех местных сантехников мы знаем в лицо. Они часто к нам заглядывают, особенно с утра.

– Так я с одним из них и заглянул к вам. С Тарасовым.

– Это, который старый такой? У него одна бровь белая! – Людмила с интересом посмотрела на Чернышева.

– Да с ним. Душевный старик. А бровь это у него от ожога кипятком. Ещё по молодости. За бутылку согласился подыграть мне.

– И к чему такая одержимая находчивость?

– У меня сегодня, действительно, день рождения, и почему-бы мне не провести его с вами.

– Вы ещё скажите, как в кино – с понравившейся женщиной!

Людмила как-бы увидела себя со стороны; на голову ниже рослого крепкого мужчины, в грубых на войлочной основе, пусть и тёплых, сапогах; в чёрном объёмном пуховике, купленном ещё лет десять назад, уже давно вышедшем из моды, устаревшем только потому, что выглядело, будто из старого забытого всеми фильма. А на голове! Господи, что у неё голове?! Почти такая же вязаная шапочка, как и у этого… как же его фамилия?! Фамилию она не вспомнила, а вот имя, да – Женя! Точно Женя! Почему она запомнила его имя?! Когда-то, много лет назад у неё был парень, которого тоже звали Женей. Грустное воспоминание. И неуместное.

Они встали у регулируемого пешеходного перехода. Чернышев покрутил головой и отчего-то оживился:

– Надо же! Судя по всему, мы соседи. Во – о – он, видите кирпичную пятиэтажку? Это мой дом. Третий подъезд!

Людмила промолчала.

– Людмила, вы по-прежнему игнорируете моё предложение? Создаётся такое впечатление, что моё присутствие вас если не утомляет, то и особой радости не приносит.

Чернышев нарочито заговорил в шутливом тоне, рассчитывая на то, что это принесёт ему определённые дивиденды: Людмила обязана была растаять и пересмотреть свою молчаливую отстранённость. Во всяком случае, на это надеялся Чернышев.

– Послушайте, как вас зовут? – Брыкину юмор Чернышева не тронул.

– Евгений! Евгений Чернышев. Можно Женя.

– Хорошо. Так вот Женя! Я отработала в отличие от некоторых почти полный рабочий день, следовательно, устала, голодна, и спешу домой, чтобы заняться домашними делами.

– Извините, я что-то не подумал. Вы одна живёте? Ну, в смысле…. – и он замялся. Спрашивать замужем ли она – глупо; оба прекрасно поняли в первый же день знакомства, что оба свободны. Как поняли? Он, к примеру, по её взгляду. Ему вдруг вспомнился герой фильма «Москва слезам не верит», который, не особо-то углубляясь в женскую психологию, озвучил незамысловатую формулу: у незамужних женщин взгляд на мужчин оценивающий. Вот Людмила и смотрела на него оценивающе. И ещё с осуждением, чем с макушкой выдала себя. Замужние женщины на таких мужчин совсем не смотрят. Даже с пренебрежением не смотрят; много чести для таких мужчин. А то, что он не женат, это было понятно и без слов. Достаточно было не только взглянуть на него, но и поговорить.

Он потом весь вечер того дня и всю ночь мучился, не находя покоя. Вспоминалось прошлое, вспоминалась жизнь, та жизнь, которая иногда возвращалась к нему во снах, напоминала о себе, будоражила нервы и сердце. Два дня он страдал, а потом пришло желание оправдаться, показать себя в несколько ином в более презентабельном и благородном виде. Потому и пришёл к универмагу. Не случайно же?

Заработал пешеходный транзит. Людской поток мгновенно подхватил их и понёс. Разговаривать не представлялось возможным, нужно было быстро переходить широкополосную дорогу. Когда толпа поредела, Чернышев спросил: «Выходит, вы отказываетесь составить мне компанию и общими усилиями отметить мой день рождения. У меня, кстати, сегодня юбилей!»

Да, ему, Евгению Чернышеву сегодня пятьдесят лет. В, общем-то, ничем не примечательный день, ему казался необыкновенным. Он и хотел его провести соответствующим образом.

Сегодня утром, он был полон решимости! Он сегодня многое вспоминал из той, прошлой жизни. И какое-то отрадное, отчасти давно забытое чувство шевельнулось в нём. Чернышев все эти дни не пил, выглядел, как ему казалось, свежо. Он прихорашивался перед зеркалом, он готовился к тому, что Людмила примет его приглашение, они посидят в недорогом кафе, куда он иногда захаживал. Хозяин кафе знал Чернышева, знали Чернышева и сотрудники кафе, – разрешали ему приносить спиртное с собой. Ради такого события он достал давно не извлекаемый из недр шкафа костюм. Сколько же он его не одевал? Лет семь, поди. Он дожил до такой черты, что уже и забыл, что у него есть костюм. Кстати, неплохой костюм: тёмно-синего цвета, очень красивый.

Кафе, так кафе! Пусть даже и дорого, пусть он, потом почти неделю будет жить впроголодь в ожидании пенсии. Ничего, перебьётся на картошке и макаронах! Впервой что ли? Главное, чтобы согласилась. Он горел этим желанием провести с ней вечер. Про то, что Людмила может отказаться, он не подумал. Он был уверен, что согласится. А собственно, отчего родилась в нём такая уверенность? Наверное, от того, что её давно никто не приглашал на ужин. Если, вообще кто-нибудь приглашал. Да ещё в кафе! Он надеялся, нет, он был уверен, что его предложение вызовет в ней бурю эмоций, и она согласиться. Он погладил белую рубашку, надел костюм, посмотрел на себя в зеркало…. И понял, что костюм только всё испортит. Больно он в нём какой-то неестественный, чужой.

– Поздравляю! Во-первых, у меня нет подарка; во-вторых, я не одета для подобающего мероприятия; в-третьих, у меня напрочь отсутствует настроение. Согласитесь, что нет смысла, отмечает такой знаменательный день с человеком, у которого нет настроения. Немного удивлена, что у вас не нашлось ни одного более близкого человека, чем я, для празднования юбилейного дня рождения – Людмила перешла на грубость, это не было защитной реакцией, скорее всего это было желание и впрямь избавиться от него.

Она напомнила про близких людей, и ему стало как-то неуютно и грустно. Действительно, что он к ней привязался со своей распирающей радостью. Ну, день рождения и день рождения, ей-то с чего радоваться? Хорошо, что хоть в последнюю минуту костюм передумал одевать? Клоунаду устроил бы тут!

Волна благодушного настроения вызванного алкоголем ослабла.

Он стянул вязаную шапочку: от волнения бросило в жар. Под шапочкой, оказывается, скрывались густые тёмно-русые волосы. При такой-то шевелюре и борода смотрелась куда как приятнее, и лицо, неожиданно помолодевшее, в целом выглядело симпатичнее. Она, пожалуй, впервые взглянула на него без пренебрежения и впервые поймала себя на мысли, что доведись им познакомиться при других обстоятельствах, она на него не исключено смотрела бы другими глазами.

Чернышев не заметил, как в расстроенных чувствах расстегнул молнию пуховика. Мелькнул снежный отворот рубашки. Костюм вернул на плечики, а белоснежную рубашку всё-таки одел. Зря, что ли так тщательно гладил? Проходящая мимо женщина с интересом посмотрела на них. Нет, не на них, и Людмила это заметила, а на Женю.

Людмила внезапно остановилась и сказала подчёркнуто холодно:

– Я надеюсь, вы не будете провожать меня помимо моего желания?

Чернышев беспомощно огляделся по сторонам, без всякой надежды напомнил про недопитую бутылку вина и про заказанный столик. Людмила пожала плечами, вроде как посочувствовала: