Масло на потолке

Мойка пола представляла собой так называемую пенную вечеринку – это когда несколько брусков мыла крошатся в ведро с водой, и взбивается пена. Я не помню, чем мы крошили мыло – ножей у нас точно не было, значит, вероятно, бляхами от ремней. Спросите, как можно крошить мыло? Всё очень просто! Мыло Слонёнок было таким сухим, что крошить его можно было чуть ли не руками. Нам выдавали специально мыло для ПХД? Нет, мы использовали своё личное. Пена из ведра, точнее вёдер, выливалась на пол, заполняя всё пространство. Спустя некоторое время, в течении которого пена должна была впитать в себя грязь, пену собирали обратно в вёдра и выливали в туалет в очки. «Водолеи» топтали пол в умывальне и туалете, что провоцировало дополнительные ругань и конфликты… В общем, уборка в казарме – это жуткое событие, в котором я всегда старался не участвовать.

Первые дни в восьмой роте были наполнены занятиями по строевой подготовке на плацу, лекциям (на них мы учили устав) и «рабочками». Рабочка – это выполнение личным составом разного рода работ: подметание листвы, выщип травы и одуванчиков (так называемая операция «Гусь»), перенос каких-либо грузов и тому подобные логичные или нелогичные, полезные или бесполезные занятия.

На «лекциях» нам под запись (у всех были блокнотики) диктовали звания и фамилии наших командиров (командир отделения, заместитель командира взвода, командир взвода, командир роты, командир батальона и так дальше). Также мы записали иерархию воинских званий: рядовой (пустые погоны), ефрейтор (одна полоска на погонах), младший сержант (две полоски), сержант (три полоски), старший сержант (одна широкая полоска), старшина (широкая полоска и узкая), прапорщик (две маленькие звезды вдоль погон), старший прапорщик (три маленькие звезды вдоль погон), младший лейтенант (одна звезда), лейтенант (две звезды поперек погон), старший лейтенант (три звезды, расположенные треугольником), капитан (четыре звезды буквой «Т»), майор (одна большая звезда), подполковник (две большие звезды поперёк погон), полковник (три большие звезды, расположенные треугольником), генерал-майор (одна огромная звезда), генерал-лейтенант (две огромные звезды), генерал-полковник (три огромные звезды) и генерал армии (одна огроменная сверхновая звезда).

Строевая подготовка включала в себя многочасовые тренировки на плацу. Мы отрабатывали шаг, учились «тянуть носочки», приучались слышать барабан и счёт командира (раз, раз, раз, два, три), изучали команды. Маршировать по жаре в берцах на голодный желудок с пересохшим от жажды горлом – это, конечно, не самое приятное занятие, но, сказать по правде, в армии и так ничего приятного не наблюдалось.

Утром мы натирали берцы гуталином, брились и делали кантики на шее. По вечерам подшивались. Эта процедура состояла из следующих этапов:

(РАЗ) Отодрать от воротника старую подшиву.

(ДВА) Постирать её в раковине со Слонёнком.

(ТРИ) Сложить ткань в тонкую полоску.

(ЧЕТЫРЕ) Погладить её утюгом.

(ПЯТЬ) Пришить подшиву к воротнику.

Количество стежков сверху, снизу и по бокам было регламентированным (использовались исключительно белые нитки). Существовали какие-то правила относительно количества слоев в подшиве, а также был единственно верный способ складывания ткани. Иногда я не гладил подшиву, пришивая её мокрой, или же «гладил» путём тёрки в натянутом виде о дужку кровати или любой другой предмет с прямыми углами (стол, табурет, подоконник). В некоторые дни я не стирал подшиву вовсе, переворачивая её на изнаночную сторону (изнанка всегда оставалась чистой).

Дело в том, что времени у нас практически не было. У каждой раковины стояло по несколько человек (они одновременно пользовались одним краном), а очереди на глажку всегда были огромными. Утюги же часто портили подшиву, окрашивая её в рыжий цвет. Иголок вечно не хватало, они ломались, поэтому мы занимали их друг у друга. С нитками ситуация обстояла не намного лучше. Вообще, иголки, нитки, подшивочная ткань должны была периодически выдаваться. К примеру, ткань, я думаю, подлежала выдаче каждый день, но только не в нашей части. В учебке не было даже туалетной бумаги! На помощь приходили книги из ленинской комнаты (не зря же говорят: «Книга – лучший друг человека»).

Думаю, стоит рассказать о моих сослуживцах (сейчас речь пойдёт о солдатах с моего взвода – с военнослужащими других взводов я не имел особых контактов). Помню одного шалопая, выглядевшего как наркозависимый ребёнок. Он был невысоким и белобрысым с очень странным голосом и манерами. Приведу лишь одну его фразу: «Мне мама сказала всех в армии слушаться, вот я и слушаюсь». Всё это говорил он на полном серьёзе с отстранённой непонимающей улыбкой от уха до уха. Странный тип…

Внешним видом выделялись два солдата. Они обладали идеальными телами в плане пропорций мышц, симметрии на лицах и общей эстетики. Один был смуглым и, насколько я помню, был простым «качком». У второго была обычная бледная кожа, татуировка на спине (какие-то иероглифы) и внешность модели или актёра, по которому вздыхают все девушки планеты. И да, он был каратистом.

Помню, один раз наш взвод стоял в казарме. Нам, как всегда на таких построениях, рассказывали «сказочки» о том, какие мы «пидарасы», «конченые ублюдки», «уёбища» и «апатичные флегмы». В тот раз Буратино (наш заместитель командира взвода) абсолютно не к месту стал кричать: «Не смотрите, что я такой маленький и гашёный! Я вас всех ушатаю! И не с такими справлялись! Если вы даже с нами справитесь, то офицеров не вывезете!». После этой «устрашающей» триады он ударил Каратиста кулаком в грудь и заявил: «Хотел бы я иметь такое тело как у тебя!». Помню фразу и самого Каратиста (она была произнесена в совсем другой раз и в совсем другой обстановке): «Я привык, что в колледже ко мне обращаются по имени и отчеству, а тут я пидор».

В моём взводе также числился неприятный Школьник с чувством собственного величия, а ещё Альберт, который был чересчур в себе уверен (однако, его уверенность имела свои корни в отсутствии интеллекта). Помню, как эти двое стирали форму Чёрного. Альберта постоянно бил «чёрный властелин», а тот, очевидно, не зная, как поступать в подобных ситуациях, лишь с непониманием смотрел на сержанта.

Также во взводе числился невысокий Спортсмен, выглядевший немного нерусским. Он и Качок были нормальными, отзывчивыми, очевидно, порядочными и добрыми людьми. Остальные мне были настолько чужды, что просто стоять рядом с ними мне было неприятно.

Проиллюстрирую примером. Однажды, это было очередное построение в казарме (поблизости сержантов не было – мы стояли одни), я стоял в первой шеренге и, в определённый момент, почувствовал шлепок по ягодице. Я был поражен и оскорблён до глубины души, поэтому развернувшись высказал всё, что думал о стоявших позади солдатах.

Следует понимать, что сержанты постоянно нас «качали» (приказывали выполнять физические упражнения). Причиной «кача» могло послужить всё что угодно: разговор в строю, неправильный ответ, медлительность кого-то из нас и любая другая причина, а также её отсутствие (в армии широко распространены коллективные «наказания» – то есть из-за одного дурачка всё отделение, взвод или рота могли заниматься «спортом»). Иными словами шлепок, равно как и моя реплика в ответ, могли привести к очень печальным последствиям для ВСЕХ.

Однако, физические упражнения применялись не только в качестве наказания. Помню, как мы учили обязанности солдата в позе «полтора». Эта поза получается в процессе выполнения отжиманий от пола или приседаний. Наша рота «обожала» приседания. Сержант командовал: «Начинаем приседать на счёт! Раз!», – мы сгибаем ноги в коленях и опускаемся вниз. «Два!», – мы распрямляем ноги и оказываемся в первоначальном положении. «Раз! Два! Раз! Два! Раз! Два! Раз! Полтора!», – мы замираем в промежуточной позе, в которой колени согнуты под углом в 90 градусов. В таком положении бёдра оказываются параллельны полу, а сам человек выглядит словно сидящим на табурете (однако, руки при этом вытянуты перед собой).

В такой позе мы проводили ровно столько времени, сколько было необходимо, чтобы у всех на лицах выступал пот, лица краснели, колени начинали дрожать, а руки трястись. Кто-то не выдерживал – его сержанты пинали или били кулаками. Иногда в руках мы держали табуретки, а табуретки в нашей казарме были металлическими и по-настоящему тяжелыми…

Обязанности солдата (матроса) из Устава внутренней службы Вооруженных Сил Российской Федерации

160. Солдат (матрос) в мирное и военное время отвечает: за точное и своевременное исполнение возложенных на него обязанностей, поставленных ему задач и соблюдение при этом требований безопасности военной службы, а также за исправное состояние своего оружия, вверенной ему военной техники и сохранность выданного ему имущества. Он подчиняется командиру отделения.

161. Солдат (матрос) обязан:

глубоко сознавать свой долг воина Вооруженных Сил, образцово исполнять обязанности военной службы и соблюдать правила внутреннего порядка, овладевать всем, чему обучают командиры (начальники);

знать должности, воинские звания и фамилии своих прямых начальников до командира дивизии включительно;

оказывать уважение командирам (начальникам) и старшим, уважать честь и достоинство товарищей по службе, соблюдать правила воинской вежливости, поведения, ношения военной формы одежды и выполнения воинского приветствия;

заботиться о сохранении своего здоровья, повседневно закаливать себя, совершенствовать свою физическую подготовку, соблюдать правила личной и общественной гигиены;

в совершенстве знать и иметь всегда исправные, обслуженные, готовые к бою оружие и военную технику;

соблюдать требования безопасности военной службы на занятиях, стрельбах, учениях, при обращении с оружием и техникой, несении службы в суточном наряде и в других случаях;

знать нормативные правовые акты Российской Федерации, нормы международного гуманитарного права в пределах установленного для солдат (матросов) правового минимума, Кодекс поведения военнослужащего Вооруженных Сил – участника боевых действий, а также соответствующие международно признанным средствам опознавания знаки различия и сигналы;

аккуратно носить обмундирование, своевременно производить его текущий ремонт, ежедневно чистить и хранить в определенном для этого месте;

при необходимости отлучиться спросить на это разрешение у командира отделения, а после возвращения доложить ему о прибытии;

при нахождении вне расположения полка вести себя с достоинством и честью, не совершать административных правонарушений, не допускать недостойных поступков по отношению к гражданскому населению.

162. За образцовое исполнение обязанностей военной службы, успехи в боевой подготовке и примерную воинскую дисциплину солдату может быть присвоено воинское звание ефрейтора, а матросу – старшего матроса.

Ефрейтор (старший матрос) обязан помогать командиру отделения в обучении и воспитании солдат (матросов).

Этот текст мы произносили вслух, вторя одному из сержантов или солдату, которого старослужащие назначили читать Устав. Как вы понимаете, это далеко не зарифмованные стихотворные строки. Выучить такой объём текста наизусть особенно в такой неспокойной обстановке для многих, если не для всех, было невыполнимой задачей. По окончании «слушания», сержант спрашивал случайную «мартышку» (почему-то такое обращение к солдатам было очень распространённым). Мартышка, разумеется, запиналась на каком-либо слове, и весь взвод начинал учить обязанности заново в тех самых «волшебных» полтора.

Также напишу отдельно про заправку спальных мест. По утрам, после возвращения с зарядки, мы застилали койки и деревянными колотушками («официально» такое приспособление называется «отбива») отбивали матрасы и одеяла. Цель отбивки заключалась в придании постелям состояния идеальной гладкости. Всё усложнялось тем, что койки были пружинными и многие провисли уже лет эдак двадцать назад (состояние матрасов было соответствующим). Сержанты проверяли заправку ниткой, натягивая её по уровню постелей. Если где-то нитка выявляла бугры или ямы, то койка «взрывалась» (сержант скидывал матрас с постельными принадлежностями на пол), а может и все спальные места поблизости. После этого сержанты давали пару минут времени, а мы как угорелые застилали постели вновь, колотили матрасы и надеялись на лучшее…

Как вы можете догадаться, меня абсолютно не устраивала обстановка в роте. Кому понравится обращаться на «Вы» к наглой малолетке, окончившей (или не окончивший) ПТУ? Кому понравится, что тебя в любой момент могут пнуть, ударить или обозвать последними словами? Кому понравится, лежать ночью и ждать, когда тебя поднимут и начнут «качать»? Плюсом телефоны солдат разбивались, путем бросания их об пол. Зарядные устройства разрывались и разламывались. Личные вещи отбирались.

К примеру, Прыщавый забрал мой бритвенный станок со сменными лезвиями с формулировкой «не положено», а «положены» были одноразовые станки. Но где их взять? Пару дней я брал станки у других. Затем, в один из дней, тот самый Прыщавый засобирался идти в магазин (тогда-то я и узнал, что на территории части осуществляется торговля) и спросил кому что купить. Сержанту все стали заказывать расчески и носовые платки (каждый солдат обязан был всегда иметь при себе расчёску, завернутую в белый носовой платок, который в свою очередь был завёрнут в запаянный полиэтиленовый пакет), пишущие ручки, блокноты, бритвенные станки, нитки и иголки. Он составил своими каракулями список покупок, взял деньги и через полчаса выдал заказы. Разумеется, сержант всё напутал, ни о каких сдачах и речи ни шло, но у меня появился станок!

Свои личные вещи мы хранили… Угадайте где?! Неправильно! Мы хранили их на полу, под кроватями! Зубные щётки, пасты, мыло всё лежало просто на полу (у меня был пакет, но некоторым повезло не так сильно).

В любом случае бытовые трудности были ничто по сравнению с постоянными избиениями и моральными унижениями. У меня имелся телефон Nokia 2690, и я хотел на его камеру заснять сержантские бесчинства. Разумеется, это надо было сделать незаметно. В противном случае пострадали бы мы оба (телефон, я полагаю, погиб бы первым).

Я продумывал план съёмки, сидя в туалете, так как это было единственное место, где можно было остаться наедине и поразмышлять. Телефон был белым, что привлекло бы внимание, поэтому я планировал снять заднюю крышку и засунуть аппарат в берцы так, чтобы камера торчала наружу (чёрный цвет внутренностей телефона слился бы с чёрным цветом ботинок). Конечно, сложно было подгадать момент и пришлось бы очень близко подходить к сержантам (разрешение камеры было всего 0,3 мегапикселя), также и с телефоном имелись проблемы – аккумулятор был разряжен. Возможности его зарядить не было по причине, о которой уже писал ранее – отсутствие электророзеток. Равно, как и времени. Оставить телефон один в той же бытовке было крайне рисковой затеей – его могли украсть сослуживцы или забрать (сломать) сержанты.

Стоит отметить, что у подавляющего большинства солдат (и сержантов) были самые обычные кнопочные телефоны без камеры и интернета (мой же телефон, хоть и выглядел как обычный кнопочный, был оснащён камерой и доступом в сеть).

Съёмка преступлений сержантов всё откладывалась, а скоро я попал в санчасть. В роте был санитарный инструктор (обычный солдат моего призыва, назначенный командованием на эту должность), у которого можно было в отведённое для этого время (обычно утром) взять градусник и измерить температуру. Если столбик ртути переваливал за отметку в тридцать семь градусов, то фельдшер (второе «имя» санинструктора) отводил солдата в санчасть на врачебный осмотр.

В один из дней я почувствовал себя очень плохо (вообще, моё недомогание, я уже писал об этом, началось в первый же день пребывания в части) и вместе с другими больными отправился в медпункт (моя температура значительно превышала норму, думаю речь шла о тридцати восьми градусах минимум).

Санчасть (раз)

Из казармы мы направились в противоположном от санчасти направлении (медики переехали из ветхозаветного строения в современное, с так называемым «евроремонтом», здание). Первым делом нас осмотрел врач (это был высокий болезненно худой мужчина с капитанскими погонами). Результаты осмотра подтвердили моё болезненное состояние, и меня оставили в стационаре.

Больничные палаты располагались на втором этаже здания, а сами больные располагались в кубриках (маленьких комнатах или палатах). В каждой палате было по четыре кровати (по четыре нормальные деревянные кровати с большими матрацами!), четыре стула, две тумбочки, одно пластиковое окно и, о чудо чудное, по восемь электророзеток! Розетки располагались непосредственно у кроватей, но немного ниже уровня матрасов. Это означало, что можно заряжать телефон, но со стороны этого не будет видно!

Мне выдали синюю больничную форму (разумеется, не по размеру), я переоделся и лёг. В стационаре разрешалось лежать на кроватях! В казарме же даже садиться на койки было нельзя за исключением сон-часа (после обеда в течении сорока – шестидесяти минут был тихий-час). Представьте мои чувства! Лето, отличнейшая погода, интересное место с красивой и необычной архитектурой, река рядом, так и хочется выйти, погулять, всё обследовать, но я должен был укладываться спать! Днём! Было обидно до невозможности! Попав в часть, я потерял всяческую свободу (покинуть казарму я не мог даже в так называемое «личное время»).