Стрижка осуществлялась в бытовой комнате (весь её пол был устлан волосами). Стригли мы друг друга машинкой сами. Кстати, стриглись все и «волосатые», и уже подстриженные (к примеру, моей «несколькодневной» давности стрижки налысо не хватило, чтобы соответствовать «уставу»). После обрития я побежал в комнату для умывания, так как перхоть была просто ужасной!
Вообще, стригли мы (и нас) зачастую грубо и неаккуратно, срезая родинки и оставляя клочки волос. Дело в спешке (нам дали пять минут на подстрижку всех), в неопытности «парикмахеров» и в неисправном состоянии машинок (их было две или, вообще, одна).
Во время осмотра внешнего вида сержанты смеялись над нами. Одного солдата даже вывели и задали вопрос строю: «Кто его стриг?» (этот бедолага был весь в кровоподтеках и антеннах невыбритых волос на голове). В нём я с изумлением узнал своего «клиента» и, сделав шаг из строя, получил свою порцию шуток и насмешек (правда, были они на удивление беззлобными).
Вообще, все в этой казарме стояли в очередях. Очередь на стрижку, очередь в туалете, в бытовке (комната бытового обслуживания с утюгами и гладильными досками), в месте для чистки обуви и очередь к каждой из доступных электророзеток. Всего розеток было штук восемь, но свободных от подключенных к ним машинок, утюгов и тому подобных устройств две или три (напомню, солдат в роте девяносто, не считая недосержантов).
Все передвижения по расположению осуществлялись либо бегом, либо быстрым шагом. Сержанты не стесняясь пинали каждого проходящего мимо, били руками или просто прикрикивали матом. Я был поражен покорности солдат своего призыва – никто не отвечал на удары, оскорбления, угрозы. Все молчали и терпели, опустив глаза.
Так как этаж делили две роты, то одновременно в одном помещении находилось двести человек! Наша команда была самой последней или одной из последних, так как весенний призыв, начинаясь 1 апреля (День дурака, кстати), заканчивается 15 июля (а календарь показывал 9 или 10 июля). Наша же служба началась 6 июля в тот момент, как мы сели в ночь с пятого на шестое число в поезд до Новосибирска. Судя по всему, нами закрыли бреши в ротах (всего в части было девять учебных рот), доведя личный состав в каждой до положенных ста человек.
Я стал свидетелем, как Беззубый прикопался к новобранцу с восточной внешностью. Сержант более чем резонно утверждал, что русским солдатам приходится несладко, когда в ротах есть кавказцы, поэтому «великий уравнитель» собирался «отделать» салагу по полной. Однако, более чем резонно солдат уточнил, что он таджик, а не кавказец.
Вообще, дурная слава в российской армии принадлежит в первую очередь дагестанцам, чеченцам (из Чечни призыва нет, но можно быть чеченцем, и не проживая в Чеченской республике), якутам, тувинцам. Эти призывники зачастую не выполняют приказы, нарушают законы и устав Вооруженных Сил. Большинство из них понимает лишь силу и могут выполнять обязанности военнослужащего только после предварительного избиения офицерами, старослужащими или своим же призывом. Иначе эти малые и не очень народы начинают насаждать в подразделении животные правила, включающие в себя: насилие, драки, унижения, сексуальные домогательства, шантажи, угрозы, кражи, воровство и прочий букет прелестей, свойственный невежественным и необразованным людям.
Разумеется, никакой прямой связи между национальностью и поведением нет. Зато есть связь между поведением и образованием, уровнем культуры и воспитанием. Если какие-то призывники росли в удалённом малонаселенном селе, где нет никаких атрибутов власти российского государства (полиция, прокуратура, суд и тому подобных), то они, как правило, не понимают последствий своего поведения и преступных действий. Они, оказываясь среди так называемых «цивилизованных людей», ошибочно воспринимают их вежливость и тактичность, как слабость, тут же начиная предпринимать попытки воспользоваться этими «недостатками». Эти недосолдаты не понимают своей цели пребывания в рядах армии, не понимают ответственности за свои действия, и, как правило, кончается это гауптвахтами, дисциплинарными батальонами (дисбат или дизель в разговорной речи), тюрьмой, а также травмами, увечьями, самоубийствами (доведениями до самоубийств), убийствами (доведениями до убийств), инвалидностью и сломанными судьбами.
Избежать печальных последствий можно, подбирая личный состав с примерно одинаковым уровнем образования, воспитания и схожим жизненным опытом. Так, выпускники высших учебных заведений в любом случае понимают слова и могут выполнять свои должностные обязанности без особого контроля. Выпускники школ (в частности, из отдаленных сел), если факт посещения и факт реальной учёбы остаётся под огромным знаком вопрос, могут понимать лишь угрозы и физическое принуждение (также они нуждаются в тотальном контроле).
Как вы понимаете, физическое насилие вообще и в отношении военнослужащих со стороны командиров в частности является незаконным (и не применяется повсеместно и регулярно). Поэтому и совершается огромное количество преступлений, основанных на непонимании, различии в определении базовых понятий и принципов, разнице менталитетов, религий, разницы в возрасте и уровне культуры. К примеру, то же самое наличие высшего образования подразумевает, что человек взрослее (умнее и спокойнее) на четыре – шесть лет, чем выпускник школы. Такие люди на самом деле могут служить. Другие же зачастую нуждаются в банальном воспитании и обучении нормам приличия.
Повторюсь, хотя теоретически нет связи между национальностью и поведением человека, всё же любой служивший в советской или российской армии отлично знает, что практическая связь есть. Отрицать это глупо и преступно.
Бездействие Министерства обороны и командования на местах приводят к таким трагедиям, как случай рядового Рамиля Шамсутдинова. Солдата-срочника систематически морально унижали, лишали сна (ставя в наряды вне очереди), применяли физическое насилие и угрозы, связанные с лишением чести и достоинства. Стоит отметить, что этим занимались русские, вероятно, псевдоверующие псевдоправославные «люди». Так как у них самих не было своей чести и достоинства, то и уважать чужие честь и достоинство, особенно какого-то срочника (беззащитного и бесправного, по их мнению) они не собирались. Это СТАНДАРТНАЯ ситуация для многих воинских частей в России.
Однако, стоит отметить, что свои экстремальные формы неуставные взаимоотношения принимают в печально известном Забайкальском военном округе (город Чита является столицей Забайкальского края, и именно над призывниками, отправляющимися туда служить, подшучивали на сборном пункте). Эта тенденция идёт со времён СССР и распространяется на Восточный военный округ. Именно в этих частях в советском союзе была самая лютая, жестокая, бесчеловечная дедовщина, идиотское землячество и тотальная неуставщина, в которую были вовлечены военнослужащие всех званий и должностей.
Причиной, по которой все преступления, смерти, травмы, самоубийства маскируются под несчастные случаи является круговая порука. Никто из офицеров, контрактников и срочников не смеет говорить правду. Последние по причине запугивания. В случае реальных разбирательств солдатам затыкают рот, угрожая «случайной» смертью, или «случайным» переводом в какую-нибудь «чёрную» роту, состоящую из дагестанцев. Причём последним (дагестанцам) может быть дан прямой приказ (или намёк) избить или надругаться над вновь прибывшим.
Случай Рамиля уникален тем, что он не стал дожидаться, когда его убьют или сделают инвалидом, а защитил свою жизнь и здоровье, отстоял свою честь и достоинство. 25 октября 2019 во время несения караула им были расстреляны восемь военнослужащих, в числе которых были непосредственно участвующие в издевательствах (трагедия произошла в посёлке Горный Забайкальского края). Стоит отметить, что данные военнослужащие издевались не над одним Рамилем, а над всеми солдатами, которые имели несчастье попасть к этим преступникам в подчинение. Однако, только Рамиль нашёл в себе силы (в первую очередь моральные) дать отпор агрессорам.
Ситуация, если смотреть на неё со стороны (не имея опыта прохождения срочной службы в звании рядового в ВС РФ) выглядит странной и неоднозначной: «Почему парень не обратился к начальству за помощью, а сразу схватился за автомат?», «Почему он застрелил людей, которые непосредственно не участвовали в издевательствах?» и «Почему Рамиль стрелял в лежачих и беззащитных?». Точный ответ может дать сам Рамиль, я же могу лишь предполагать. На первый вопрос, ответить можно так: «Начальство участвовало в беззаконии, покровительствовало, поощряло или было инициатором нарушений». Ответ на второй вопрос: «Невиновные были свидетелями нарушений, но не предпринимали никаких мер для их предотвращения, тем самым лишь поощряя и усугубляя ситуацию с Рамилем и его сослуживцами». Третий ответ: «Убитые люди сами поступали с Рамилем жестоко и хладнокровно – какое же отношение к себе они ожидали и заслужили?».
Возможно, ответы жесткие и категоричные, возможно, даже я сам нахожу их такими, но других ответов нет. Жестокость (обусловленная безнаказанностью) недалёких людей, которым по халатности вышестоящего командования была дана власть над другими, не могла породить ничего кроме жестокости в ответ. Безусловно, правильным и законным разрешением ситуации стало бы обращение в военную прокуратуру. Это возможно, когда тебе разрешено пользоваться телефоном, когда он у тебя есть (а не украден, как это было у Рамиля), когда у тебя есть свобода в действиях и передвижениях. Также важным является наличие доказательств. Необходимо понимать, что получить правдивые свидетельские показания на суде может быть крайне сложно или даже невозможно.
В любом случае у этого инцидента системные причины, связанные со слабой развитостью региона, средневековыми порядками в армии и «разношёрстным» личным составом.
«Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идёт на бой.»
«Фауст» Иоганн Вольфганг фон Гёте
Если человек не готов отстаивать свои права с боем, то всегда найдутся люди (в военной форме или без неё), которые будут пытаться лишить тебя жизни и свободы. К сожалению, со времен Гёте мало что изменилось (особенно в Забайкалье).
Однако, основная линия повествования возвращает нас в Приволжье. После подготовки обмундирования и внешнего вида восьмая рота отправилась на вечернее построение. Это грандиозное ежедневное представление, проводимое на плацу при участии таких звёзд как: начальник штаба части, заместители командира части и сам командир («созвёздие» целиком можно было увидеть, может быть, разве что на праздниках типа 23 февраля или 9 мая).
В тот день для меня всё было в новинку. Я не понимал, что происходит, зачем, и кто там стоит вдали на противоположном конце плаца (у меня совсем неидеальное зрение – лиц и погон было не разглядеть).
Наши же сержанты постоянно пинали нас по ногам, окрикивали и материли. Почему-то они полагали, что ничего объяснять, показывать и подсказывать нам не нужно – мы и так всё должны знать, уметь и понимать. Любое наше незнание старослужащие принимали настолько близко к сердцу, словно мы оскорбляли их честь и достоинство, и только физическая расправа над нами могла восстановить их душевное равновесие. Разумеется, я утрирую, никакого достоинства и никакой чести у «сержантов» не было (было лишь желание поиздеваться, которое они облекали в форму соблюдения устава и исполнения своих должностных обязанностей). Однако, кавычки в предыдущем предложении я поставил не по причине отсутствия уважения к этим персонажам. Их погоны были пустыми, как и у нас. Приказа о присвоении им званий младших сержантов ещё не было…
Перед отбоем «сержанты» провели у нас телесный осмотр, бурно обсуждая кто какой кому поставил синяк. Вообще, такие осмотры нужны для выявления (и предотвращения) неуставных взаимоотношений между военнослужащими, связанных с физическим насилием, и проводятся утром и вечером. Всё правильно, всё логично, но, во-первых, всегда стараются бить так и в такие места, чтобы следов на теле не осталось, во-вторых, проверку на синяки проводят те, кто эти синяки и ставит.
После телесного осмотра мы несколько раз раздевались и одевались на счёт (это стандартная практика для восьмой роты). В российской армии существует стандарт в сорок пять секунд. За это время нужно проснуться, спрыгнуть с кровати, набросить на себя одежду, всунуть ноги в берцы и вбежать в строй, на ходу заправляясь и завязывая шнурки. Отбой выглядит немного иначе, менее драматично. Из строя нужно добежать до койки, скинуть одежду и берцы с себя, поставить берцы под табурет, китель, брюки и кепку определённым образом свернуть и положить на табурет, откинуть одеяло, прыгнуть в кровать, накрыться одеялом и уснуть (или сделать вид что уснул – главное не издавать никаких звуков). В перерывах между командами «Рота, отбой 45 секунд!» и «Рота, подъём 45 секунд!» зачастую проводятся «спортивные» занятия, которые заключаются в бесконечных приседаниях и отжиманиях на счёт.
Утром «тренировки» повторились, а сразу после них началась зарядка. Зарядку, как ни странно, проводили два офицера, которые были одеты в армейские спортивные сине-красные костюмы и обуты в кроссовки (мы же были в брюках, берцах и с голым торсом). Началось всё с пробежки. От казармы мы побежали в сторону плаца, затем наш маршрут повторил контуры огромного штаба, мы миновали клуб, по левую руку оставили основной КПП и второй КПП (за его воротами располагался «офицерский городок»), пробежали мимо ангаров с техникой, вдоль забора и пустыря, затем опять какие-то ангары, столовая, кафе и спортивный городок, как завершающий пункт утренней «экскурсии» по части.
Лишь впоследствии я узнал значения всех объектов и в одном из первых писем, отправленных домой, нарисовал карту части. Однако, к моменту окончания службы, моя карта была бы раза в три подробнее и включала в себя следующие объекты: баня, теннисный корт, спортивный зал, бассейн, казарма первого батальона, казарма второго батальона (на её четвёртом этаже размещался батальон обеспечения учебного процесса и рота материально-технического обеспечения), казарма третьего батальона, пустующая казарма, стадион, спортгородок, клуб (в отдельной пристройке квартировался оркестр), музей, штаб (в здании которого располагались также военная полиция, библиотека и учебные аудитории), типография, столовая, тир, полигон, учебные корпуса, ангары с военной техникой, старая медсанчасть, новая медсанчасть, курилки, магазин, кафе, КПП главное, КПП второе, плац, караульное помещение, склад обмундирования, склад боеприпасов, холодные каптёрки, домик швеи, футбольное поле, пожарная служба, автопарк и пустырь.
Разумеется, нам никто не проводил ознакомительных экскурсий – все объекты на территории части я постепенно открывал для себя сам. Эти открытия для меня были воистину чудесными и приносили настоящую радость…
Вернёмся к зарядке. Какую-то часть маршрута мы продвигались на четвереньках, другую – крокодилами в парах (один солдат держит ноги другого на весу, в то время как первый перебирает руками по земле), но в основном мы просто бежали. Этот круг длиной пару километров выдержали не все. Некоторые мучились отдышкой, кто-то с побагровевшими лицами брёл пешком в конце колонны (таких сержанты пинали и материли).
В спортгородке нас ожидала разминка, одним из элементов которой являлась «армейская пружина» (комплекс упражнений на все группы мышц). Порядок выполнения пружины:
(РАЗ) Принять стойку «ноги на ширине плеч».
(ДВА) Сделать приседание, ладони поставить на асфальт перед собой.
(ТРИ) Прыжком вытянуть ноги назад.
(ЧЕТЫРЕ) Сделать одно отжимание.
(ПЯТЬ) Прыжком подтянуть ноги к туловищу.
(ШЕСТЬ) Выпрыгнуть вверх, одновременно с этим выполняя хлопок вытянутыми руками над головой.
На самом деле это довольно сложное упражнение. Выполнялось оно нами под счёт, и количество повторений было довольно большим. Помимо пружины мы приседали, отжимались, подтягивались на перекладине, отжимались от брусьев, выполняли упражнения на пресс в висе и качали пресс обычными скручиваниями, сидя на лавках. Поразительно, что на гражданке для меня ни одно из этих упражнений не вызвало бы особых затруднений (кроме брусьев), но в армии почему-то всё давалось крайне ТЯЖЕЛО. Возможно, причина в ТЯЖЕЛЫХ берцах или в том самом пресловутом счёте. Он был то нарочито слишком медленным, то чересчур быстрым.
После зарядки мы вернулись в расположение и занялись подготовкой к завтраку. Порядок приёма пищи в столовой был строго регламентирован: РМТО (рота материально-технического обеспечения), БОУП (батальон обеспечения учебного процесса), первая рота, вторая рота, третья рота, четвёртая рота, пятая рота, шестая рота, седьмая рота, восьмая рота и девятая рота.
РМТО и БОУП целиком состояли из старослужащих. Отличить «боуптян» или «бобров» (так их называли остальные) можно было по грязной и выцветшей форме (некоторые, вообще, носили «флору», хотя вся армия на тот момент уже перешла на «пиксель»; «флора» и «пиксель» – это неофициальные названия военной формы, отличающиеся материалом, фасоном и камуфляжным рисунком, внешний вид которого и дал названия форме), небрежному, а иногда и измученному виду, злобным глазам и «золотым» бляхам. В соответствии с традициями части солдаты из батальона и роты носили латунные бляхи на поясах. Так вот, эти товарищи отличались грубостью манер, и хоть мы с ними мало пересекались, думаю, все их побаивались.
В девяти учебных ротах было по девяносто новобранцев и по девять-десять сержантов-старослужащих, которые отличались от нас молодцеватым видом, подогнанной и ушитой по фигуре формой и наручными часами (на самом деле среди боуптян тоже встречались сержанты, но основная масса имела звание «рядовой»). Бляхи они носили стандартные (железные, выкрашенные в «изысканный» болотный цвет).
Одновременно принимать пищу в столовой могли лишь две-три роты (БОУП по численности был сопоставим с одной учебной ротой, а РМТО – не более одного учебного взвода), поэтому приём пищи у личного состава части был растянут на час как минимум. Причём, если РМТО и БОУП тратили на еду ровно столько времени, сколько требовалось самому медлительному из их числа, то последние учебные роты (восьмая и девятая) почти не ели. Из-за медлительности старослужащих (тех, что с латунными бляхами) смещался график приёма пищи у первой и последующих рот. Так как непосредственно после завтрака было обязательное утреннее построение на плацу (с подъёмом флага и пением гимна РФ), а после ужина вечерняя поверка, то задержка в приёме пищи приводила к вечной спешке и бегу третьего батальона со столовой на плац.
Случалось так, что команда «Закончить приём пищи» звучала даже до того, как я успевал сесть за стол. Приходилось вставать, брать поднос и нести его содержимое к мойке. По пути я пытался съесть самую калорийную пищу, а также выпить чай, сок, кофе, какао, молоко, компот, морс, суп (жажда нас мучила вплоть до выдачи фляжек). Разумеется, приём пищи в небольшом количестве, быстром темпе и, по сути, без фазы пережёвывания не утолял голод, и я вечно думал о еде. Процесс получения блюд на раздаче довольно небыстрый, и поэтому насколько близко к началу очереди на раздаче ты окажешься, настолько долго (и комфортно) ты сможешь поесть. Так как в роте сто человек, и раздача движется со скоростью один военнослужащий в две-три секунды, то первому в очереди полагалось на четыре минуты больше времени на приём пищи, чем последнему. С одной стороны, разница не такая уж и большая, но только если не учитывать, что сам приём пищи длится те самые четыре минуты. Такая несправедливость порождала давку – все пытались протиснуться вперёд, ближе к началу очереди.
Чтобы успеть хоть что-то съесть, нужно было включать либо наглость (лезть без очереди), либо прибегать к разным стратегиям и тактикам (простор для их применения имелся). Рота строилась повзводно перед столовой. По команде военнослужащие либо с правого ряда, либо с левого или даже с центрального начинали забегать в столовую (причём всё это происходило одновременно во всех трёх взводах). На втором этаже нас встречали сержанты, указывающие руками на столы, за которые мы должны рассесться (зимой рота строилась ещё и на первом этаже столовой, так как необходимо было раздеться – снять бушлаты). Затем по команде солдаты бежали (точнее шли супербыстрым шагом) от столов к началу раздачи. Итого ваше положение в очереди зависело от шеренги (в которой вы стоите в своём взводе, а шеренга зависит от вашего роста), от вашего ряда, скорости вашего бега от крыльца столовой до второго этажа (я часто обгонял на этом этапе нескольких человек), удалённости вашего столика от начала раздачи и скорости вашей быстрой ходьбы (бегать в самом зале приёма пищи было запрещено) от столика до вожделенных голубых подносов. Подносы, кстати, до тех пор, пока они были пустыми, мы использовали как щиты, прикрывая раздачу от набегов «товарищей солдат», которые не были знакомы со значением слова «очередь» (такие наглецы всегда встречались).
Сложно описать все «прелести» столовой, все её конфликты, крики, местечковые стычки, угрозы и разборки. Порядок в столовой наводили (или не наводили) наши сержанты, а иногда в дело вмешивался офицер, дежуривший по столовой. С очередью на мойку дела обстояли совсем иначе – я старался попасть в конец и нарочито медленно шёл от стола, одновременно с этим запихивая в рот еду. На самом деле это очень обидно и жестоко – ты голоден, перед тобой целый поднос еды, а ты должен его отдать. Содержимое отправится на помойку, ты же уйдёшь из столовой почти таким же голодным, каким в неё и пришёл. Разумеется, иногда мне удавалось оказаться в начале очереди, и я успевал съесть больше, но «жевать» еду всё равно не было возможности – только откусывать и глотать. На большее не хватало времени.
Сам рацион нашего питания лично меня полностью устраивал, хотя многие его ругали и некоторые из блюд не ели принципиально. Однако, подробно про меню я напишу позже, когда повествование дойдёт до того момента, когда я начал успевать съедать всё содержимое подноса.
После первого моего завтрака в составе доблестной (нет) восьмой учебной роты состоялось построение на плацу. Затем, если я не ошибаюсь, нас отправили на территорию, закрепленную за ротой, на уборку. Мы собирали бычки и прочий мусор (нас распределили по одному человеку на каждые девять-десять квадратных метров).
Скорее всего, в тот день была тотальная уборка казармы – так называемое ПХД. Этот термин официально расшифровывается как «парко-хозяйственный день», неофициально – «просто хуёвый день». Сержанты назначали людей на разные объекты: лестница, умывальная комната, бытовая комната, туалет, центральный проход и так дальше. Вообще, в казармах были следующие помещения: комната информирования и досуга (комната психологической разгрузки или «ленинская»), канцелярия (в ней сидели офицеры и играли в компьютерные игры), комната для хранения оружия (она же «оружейка»), комната (место) для чистки оружия, комната бытового обслуживания (сокращённо «бытовка»), кладовая (она же «каптёрка»), комната (место) для спортивных занятий (она же «качалка», но новобранцам туда путь был заказан), комната (место) для курения и чистки обуви («курилка»), сушилка для обмундирования (помещение с температурой около сорока градусов), душевая (в нашей казарме не было горячей воды, впрочем, как и душевых), комната для умывания, туалет.
В обязанности солдат входила уборка, мойка, «протирка» вверенного объекта. Спрос за уборку был очень строгим. Каждую пылинку, развод на стекле или зеркале, штрих (от берцев) на полу сержанты видели и принуждали исправить найденные недостатки. Как всегда, уборка проходила в быстром темпе, с руганью, матом и рукоприкладством. Уборочного инвентаря (даже элементарных тряпочек для протирки пыли) на всех не хватало. Образовывались очереди за каждым треснутым совком, лысым веником, сломанной шваброй (некоторые швабры были без черенков) и дырявым ведром. Я шучу? Нет, я не шучу. Всем нам было не до шуток.