Самая страшная книга 2025

В груди похолодело. Все село собралось вокруг конского загона. Лиза спрыгнула на землю и, расталкивая толпу, пробралась к центру.

– Пропустите барыню! – зашептались в толпе. – Лизавету Андревну пропустите!

Едва оказавшись у ограды, Лиза замерла с широко распахнутыми от ужаса глазами.

У бревенчатой стены конюшни сидел, вытянув ноги в высоких сапогах, Павел. В левой руке он держал револьвер со взведенным курком, а в правой – кавалеристскую плеть. Обе руки были до локтей забрызганы алыми каплями.

– О-о-о!!! – хрипло заорал Павел. – Бла-а-а-говерная явилась! А мы тут разгулялись немножко! Будешь с нами?

Он пьяно рыгнул так, что волна сивушного перегара докатилась до людей за оградой. Лиза поморщилась, но не отступила. Взгляд ее соскользнул с пьяного мужа на врытый в центре загона столб коновязи. Чьи-то тонкие руки, туго стянутые бечевой, обнимали его с другой стороны.

– Глашка… – одними губами прошептала Лиза и тут же повысила голос: – Ты что с девкой сделал?!

– Зайди да посмотри!

Павел рассмеялся и откинулся на стуле. Стоявшая рядом бутыль упала. Водки в ней осталось на донышке.

– Не ходите туда, Лизавета Андревна… – прошептал сзади бабий голос. – Не надо…

Лиза, стиснув зубы, пролезла меж бревен ограды. На подгибающихся ногах она пошла к столбу в центре.

Чем ближе она подходила к коновязи, тем сильнее чавкало под ногами. Лиза невольно опустила взгляд. Грязь вокруг столба отливала красным.

Не отрывая глаза от земли под ногами, она обошла столб. Чтобы взглянуть на дело рук мужа, пришлось заставить себя поднять голову. Жирные зеленые мухи встали густым жужжащим облаком, будто силясь не подпустить Лизу. Взмахнув рукой, она разогнала насекомых.

Глашка была раздета. Но от девичьей красоты не осталось и следа. Привязанная за руки, привалившись опухшим лицом к столбу, она стояла коленями в грязи. Растрепанные волосы липли, словно плети хмеля на крестьянской избе. Бабочка перламутровка, до того беспечно порхавшая над головой девушки, теперь лежала в грязи, одним крылом утонув полностью.

От затылка Глафиры начинались полосы, идущие под разными углами.

Лиза с трудом опускала взгляд ниже. Пядь за пядью, все гуще и багровее. К середине спины полосы слились в одно лиловое пятно. Пышные девичьи ягодицы и вовсе почернели. Рваные куски плоти повисли, открывая глубокие мокрые рубцы. К бедрам кровоподтеки вновь светлели, становясь лиловыми, и кое-где даже виднелась чистая кожа.

Чернота на ягодицах и между ними вдруг зашевелилась. Прижав руки ко рту, чтобы не закричать, Лиза отступила на шаг. Жирный черный гнус жадно кишел на кровоточащей плоти. Этих насекомых не видел никто, кроме Лизы. Многократно разросшаяся туча жадно жрала избитую и, скорее всего, поруганную девушку. И чем дольше жрала, тем больше свирепела и увеличивалась, расползаясь по всему телу.

В паху, подмышках и лице уже не было видно ни одного светлого пятнышка.

Лиза развернула к мужу осунувшееся лицо. Павел сидел, пьяно ухмыляясь:

– Не так теперь хороша? А? Ишь, надумала хвостом вертеть перед барином! – Зажав плеть в кулак, он ткнул себя в грудь. – Я ведь, душа моя, только тебя люблю…

Покачиваясь, Павел встал со стула и шагнул к жене, собираясь заключить ее в объятья. Лиза отшатнулась и едва не упала, оскользнувшись.

Вопль боли разнесся над селом. С ограды спрыгнул тяжело дышащий Тимофей. Потное красное лицо перекосила гримаса отчаяния. Лиза с ужасом поняла, что того самого «чувства ранга», которое пытался привить Павел, в крестьянском детине не осталось ни капли.

Из-под ног Тимофея взметнулась пыль. По-бычьи наклонив голову, он несся прямо на барина. Ухо Лизы обожгло. Тимофей крутанулся на месте и с влажным шлепком врезался в грязь лицом и грудью.

Пуля из револьвера пробила навылет плечо и с треском впилась в одно из бревен ограды. Толпа, дружно охнув, отпрянула, а барин захохотал.

– С-скоты! – взвизгнул он. – Куда вам волю-то давать? Совсем, видать, государь из ума выжил! – Павел погрозил зажатой в кулак плетью. – Вот вам ваша воля! И никакие указы мне не указ! – Он пьяно захихикал, а потом, брызгая слюной, гаркнул: – Указ, не указ… Плевать я хотел!

И зашагал к ограде. Крестьяне спешно освободили ему дорогу. Видя их перепуганные бледные лица, он вновь рассмеялся и показал крепко сложенный кукиш:

– Волю? Вам?! ВО!!!

Едва он скрылся, Лиза спешно склонилась над стонущим Тимофеем и потянула его за рукав:

– Ну же! Вставай! Знаю, что больно тебе, но вижу, что ни кость, ни жилы не задело… Вставай, если хочешь справедливости добиться!

Тимофей поднял перепачканное лицо и прохрипел:

– Как же так, барыня? Как же так?!

Лиза прижалась губами к его уху и быстро зашептала. Выслушав ее, Тимофей кое-как встал и, петляя, побежал со двора.

* * *

Павел пил до самого вечера. Лиза, которую он запер в комнате, напряженно вслушивалась не только в пьяные крики мужа, но и в звенящую тишину на улице. Несколько смурного вида мужиков собрались у крыльца. Лиза никогда их раньше не видела, но ключница успела шепнуть, что этих людей барин нанял в ближайшем кабаке еще утром, когда с пьяными песнями катался на пролетке. Выдал им водки и горсть мелкой монеты, велев никого без спросу к нему не пускать.

Мужики изредка прикладывались к подаренной бутыли и безостановочно резались в замусоленные карты, наполняя воздух едкими словами и перегаром. Местные обходили их десятой дорогой, опасливо косясь на широкие ножи да нагайки, заткнутые за пояс.

Лизу волновало лишь одно: успел ли Тимофей добраться до волостного центра. Когда под вечер пьяные песни Павла стихли, Лиза попыталась выйти из дома, чтобы добраться до покалеченного старосты. Едва открыв окно, она встретилась взглядом с бородатым детиной.

– Не велено, сударыня, – покачал головой тот.

– Не бери грех на душу, – прошептала Лиза. – Помрет человек без меня…

– Не велено! – повторил мужик, закрывая створку. – Мы к нему уж сходили… – Бородатый пьяно хихикнул. – По поручению барина вашего.

Лиза, холодея, отступила вглубь комнаты. Нащупала кровать и села. Не зажигая свечки, уставилась на узкую тускнеющую полоску неба за окном. Не оставалось ничего, кроме как лечь на кровать и ждать нового дня.

* * *

Во дворе часто грохотали копыта. Лошадиное ржание, свист нагаек и крики боли.

Лиза, так и уснувшая не раздеваясь, соскочила с кровати и прильнула к щели между ставен. С полдюжины конных солдат кружили по двору, усердно лупцуя нанятых Павлом мужиков.

– Так их! – покрикивал стоящий чуть поодаль офицер. – Будут знать! Кому положено, кому нет!

Солдаты спешились и попарно связали лежащих на земле бородачей.

– Где хозяин ваш, Павел Сергеевич?

Поручик спрыгнул на землю.

– Тут я! – с крыльца послышался возмущенный, все еще пьяный голос Павла. – Ты по какому праву мое мужичье лупишь? Это только мне можно!

– По этому поводу и приехал к тебе, Павел Сергеич! – Офицер вальяжно подошел к хозяину и, сильно понизив голос, добавил: – Есть к тебе разговор…

– Пойдем-ка, от лишних ушей… – Павел, насупившись, отступил в сторону.