Здесь живут люди

– Но ты очень хорошо играла.

За разговорами мы оба почти не заметили, как вернулись. Я проводил Софью до её дома.

– Ну что, пока будешь у Анны? – Спросила она.

– Да. Пока да.

– Значит, увидимся позже?

– Увидимся.

Я даже не заметил, что провожаю Софью взглядом, широко при этом улыбаясь. Она скрылась от моих глаз, закрыв за собой дверь, а я отправился в дом по соседству. И чем дальше я был от Софьи, тем яснее становился мой разум. Будто некая пелена эмоций развеялась, и я снова начал задаваться вопросами.

Прежде чем войти в дом Анны во второй раз, я остановился. Мне нужно было немного побыть в окружении своих мыслей. Обдумать всю эту прогулку, если можно её так назвать. Что это было? Для чего всё это было? И самое главное…

Почему я теперь не могу забыть её улыбку?

Глава V

Я сидел в комнате Ксандера, предоставленной мне в пользование на первое время. Наконец-то в полном одиночестве. В последнее время после прибытия мне уже начало его не хватать. При жизни я страшился этого, но, тем не менее, всегда искал. Одиночество было моей потребностью. Обычно я погружался в свои мысли, как и сейчас, глубоко. Там было так тепло и уютно. Там я чувствовал себя в безопасности. Укрытым от жестокого мира. И не важно, где физически при этом находился. Чаще всего прогуливался своими привычными маршрутами, специально делая лишний крюк по городу, стремясь растянуть время раздумий. Я любил ходить. Может здесь, во Тьме, где нет такого понятия как «усталость», это моё старое хобби обретёт новое дыхание… Никогда не понимал тех, кто боялся сделать лишний шаг. Слишком ленивы ли они были? И как они тогда оставались наедине со своими мыслями? Трудно погружаться в раздумья, находясь в тесном, забитом людьми автобусе или за рулём собственного автомобиля. А может, они просто не хотели мыслить. Может даже боялись… Поэтому людская масса была такой серой и однородной. Такой вязкой. Я плыл по ней, стараясь не тонуть. Иначе бы растворился в этой массе навсегда. Я плыл, держась за свои мысли. Но разве они были не пусты? К чему они вели? Эти мысли появлялись из ниоткуда и туда же возвращались, с диким скрипом пронесшись в моей голове. Лишь редкие задерживались, не давая мне покоя, материализуясь в поступки. Порой глупые. Вроде бы обдуманные, редко я совершал поступки с горяча, в порыве эмоций, но лишь время давало мне понять их истинную ценность. Как итог, множество поступков. Порой правильных. Но правильных, не значит простых… Так странно. Ведь от этого я и сбежал. Но что, если всё это повторится, здесь? Куда бежать тогда? Дальше во Тьму? Вечно убегать нельзя. Вероятно, это может привести в место гораздо хуже.

Интересно, успел ли старик Хрон отметить хотя бы одни сутки с тех пор, как я сюда прибыл? Но за сутки успевают смениться и день и ночь. Здесь же нет ни того не другого. Куда уместнее было бы употребить другое слово, когда-то услышанное мной в старом советском фильме «Письма мёртвого человека».

«Ибо сумерки однообразны. Ведь даже Господу Богу, создавая наш мир, нужно было ориентироваться по времени. Тогда он придумал сутки, ибо в них заключено разнообразие. Я предложил другую единицу времени – «один сумерек», поскольку разнообразие в мире утеряно».

Сумерек. Это слово как нельзя лучше подходило для местного исчисления времени. А разнообразие? Было ли оно здесь? Думаю, да. Есть и сейчас. Разнообразие в нас. Эти люди. Такие разные. Вероятно с разными, но одинаково трагичными судьбами оказались в одном и том же месте. Теперь они пытаются стать семьёй. Так странно, в людях из Тьмы я увидел больше добра и любви к ближним, нежели при свете мира живых. Может, в этом и было всё дело? Может, это нас и объединяло? Стремление нести добро другим. Стремление нести себя. Но в том мире, откуда мы пришли такая щедрость плохо оплачивалась. Мир потребителей. Потребителей, которые не привыкли платить в ответ тем же. Людским добром. А людей, в действительности, в том мире было так мало.

И вот мы все здесь. Те, которые кончились. Таким, как мы, не из чего восполнять свои силы. Мы лишь отдаём всё, пока не истощимся. И вот он, итог. Бесконечная Тьма. Вечная Тьма. Такие, как мы, верят в высшую справедливость. В то, что за все переплетения страданий и благодетелей, они получат по заслугам. Если не в реальном мире, то в ином. И я верил. Но сейчас… Где эта справедливость? Неужто эта бездна – достойная отплата? Неужто мы ошибались? Справедливость. К чёрту справедливость… Добро пожаловать в тёмный мир.

Мы здесь. Наивные, измученные, уставшие. Пытаемся жить по старым правилам, которые больше не работают. Но где остальные? Где все те, что были здесь до нас? Что если Тьма не бесконечна? Что если она не Вечность? Может тогда рано плясать на руинах надежды… Возможно, справедливость есть, просто всё ещё далеко.

Но мне по-прежнему было тревожно. Исчезнувшее поселение. Растворившееся в потёмках. Сами ли они ушли отсюда? Отправились искать выход? А что если, что-то пришло за ними… На протяжении всего своего существования человеческий род боялся не самой темноты, а того, что может в ней скрываться. Так что же может скрываться в этой темноте? Столь густой, столь давящей и всеобъемлющей. Какими же ужасными могут быть эти порождения страха… С момента прибытия я был полностью опустошён и ещё ни разу не дал воли свое фантазии, не позволил ей повеселиться от души. Представляю, что она может нарисовать мне в таком случае. И если её вовремя не унять, потерять на мгновение контроль, то рассудок окажется замкнут в закольцованном лабиринте ужаса. Но найдя выход, которого быть не должно, покинет меня навсегда. Собственная фантазия в этом мире, очень опасный враг.

Страх – это эмоция, следствие угрозы для жизни. Страх – сигнал человеку защитить себя, остаться в живых. Но мы уже мертвы. Тогда почему мы способны бояться? Просто по старой привычке? Хотя почти всё мы здесь делаем по старой привычке. Они строят себе дома. Готовят еду. Играют музыку на вручную созданных инструментах. Всё это лишнее в этом мире. Всё это просто по старой привычке…

Наконец я оторвался от своих мыслей. На мгновение. В такие моменты будто пробуждаешься от кратковременного сна, протираешь глаза и смотришь вокруг ясным взглядом. Когда-то этот процесс вызывал во мне разочарование. В собственной голове всегда было лучше, чем в реальном мире. А здесь… Наверное, я ещё не определился.

Как и остальные, бедно обставленная комната. У них не было необходимости в ином. Как и возможности. Лишь самые нужные живому человеку элементы интерьера. Живому. Потому что каждый здесь по-прежнему ощущал себя живым. Одно окно, выходящее в поле тьмы. Единственный источник света находился снаружи, висел прямо над окном, и едва просвечивал внутрь сквозь стекло. Я сидел в кресле прямо перед ним. И видел только черноту. Будто в кошмарном сне. Вот только она не пугала. Может даже наоборот, вселяла некое спокойствие. Призывала раствориться в ней и ощутить неведомую живым безмятежность.

У противоположной стены стола небольшая в длину детская кровать. Рядом прикроватная тумбочка. На ней я заметил несколько игрушечных фигурок из дерева. Рука мастера узнавалась сразу. Думаю, Чиж любил этого мальчика, не смотря на то, что тот не был его кровным братом. Члены этой самозваной семьи были друг другу куда ближе, чем многие из настоящих семей, которые я видел раньше. Одни лишь кровь и фамилия не делают людей близкими.

Я поднялся на ноги и подошёл к кровати. Только дерево, больше ничего. Лишь тонкая, покрытая сверху ткань. Скорее похоже на лежанку в какой-нибудь старинной темнице. Я лёг, поджав ноги, чтобы уместиться. Ничего. Никакого привычного расслабления в мышцах. Они больше не напрягались. И я не чувствовал, насколько жёсткое это ложе. Очередное странное чувство. Будто смотришь на всё происходящее из своих глаз, телом находясь где-то далеко. Где-то в невесомости. Мы все здесь в невесомости. Мы легкие. Как мыльные пузыри. Мы все здесь нарисованные люди, что никогда не устают. Нарисованные на огромном чёрном полотне.

Мне было известно, зачем я здесь сейчас. Почему один. Чтобы принести в этот мир ещё немного света. Для них это интимный процесс. Все этим занимались, но никто не желал, чтобы их кто-то видел. Они прятались от чужих глаз в своих тёмных комнатах и перетасовывали своё горе, словно карты в очень большой колоде. Этим здесь живут люди. Горе их сюда привело, и горе даёт им свет. Это мир, живущий горем. Но я не мог… Не хотел. Даже не помню, когда в последний раз при жизни лил слёзы. Наверное, ещё будучи ребёнком. А потом, чтобы не произошло, просто не мог. Как будто лишился этой возможности навсегда. Порой хотелось закричать, выплеснуть свою ярость, крушить всё вокруг до тех пор, пока обжигающий внутренности огонь не лишится остатков кислорода и не потухнет. Но не сейчас. Сейчас я был спокоен. И безмятежен. Не из-за того, что опустошён, как раньше. Как при жизни. А потому что все проблемы и переживания остались в прошлом. Действительно в прошлом. Которое отделяла от меня линия смерти.

Я помню последние недели моей жизни. Как бессилен я был. Как трудно было заставиться себя подняться с постели, чтобы вернуться к своим привычным делам. Как трудно было найти хоть какие-то причины для этого. Как трудно было делать вид, что всё в порядке, чтобы избежать лишних вопросов. Ужасное чувство, словно чёрная дыра пожирает тебя изнутри. Медленно и больно. Я был истощён. Силы закончились, а новым взяться было неоткуда. Но порой бывали и другие дни. Когда я просыпался, чувствовал себя новым человеком. Знал, что и как нужно делать. Однако чем сильнее рвение, тем быстрее выдыхаешься. Это был только самообман. Чтобы спастись. Вот только спасаться мне было поздно.

Первые мысли о самоубийстве были лишь фантазиями в стиле: «А что если бы…» Но многие мои дела начинались с подобных фантазий. Тех, что со временем превращаются в навязчивые идеи. Кажется, что просто ради забавы ты продумываешь план действий, всё до мельчайших деталей. А потом рождается вопрос: «Почему бы и нет?»

Всё чаще я брал в руки свой балисонг. Просто вертел в правой руке, скрывая и раскрывая лезвие, вспоминая старые движения. Проводил указательным пальцем по острию. Красная тёплая струйка стекала вниз по ладони. Не выношу вид малого количества крови. Отрезанные конечности, внутренние органы, кровь литрами, у меня это не вызывало отвращения. А всего пара капель была некой странной фобией. Интересно, пойдет ли кровь, если я порежу себя сейчас?

Оставалось лишь закончить некоторые дела. Оборвать контакты. Избавиться от информации. Можно сказать, я подчищал следы. Не хотелось, чтобы после смерти всплыло что-то лишнее. Главное всё сделать быстро и тихо. Как это делают настоящие самоубийцы. Я не был из тех позёров, которые громко кричат на весь мир, что покончат с собой. Такие лишь пытаются привлечь внимание. Они боятся смерти. Я же собирался уйти ради себя, не ради других. Не из-за других. Просто потому что пора. Даже не оставив предсмертной записки. Никто всё равно бы не понял. Я просто собирался уйти. И раз уж на то пошло, пусть для них это останется загадкой. Как и многие мои решения. Те, которые мало кто понимал. Большинству было проще выставить меня злодеем, чем понять.

Я решил делать это днём. Пока окружающие слишком ослеплены солнечным светом и своей въевшейся в мозг обыденностью. К тому же, уходить вот так под покровом темноты, мне казалось кощунством. Будто совершать грех прямо на руках у матери. Ведь темнота была столь родной мне, на протяжении многих лет. Она укрывала меня и те самые мысли, что водили безостановочные хороводы в моей голове. Никто иной не даровал мне столько жизни как она. Но тьма, которая здесь… Совсем не та. Скорее монстр, который прикинулся кем-то близким тебе и ждёт момента, когда ты поверишь ему, чтобы сомкнуть свои челюсти на твоей шее. Кто знает, скольких это чудовище уже поглотило и когда примется за нас.

И вот настал тот самый день. Солнечный. Как мне и хотелось. Наполненный воспоминаниями о далёком прошлом, когда всё ещё было легко и ясно. О лучших годах. Я словно в последний раз выглянул в лучший мир, которого больше нет, прежде чем заколотить намертво все двери и окна.

Всё это привело меня сюда. В эту Тьму. В эту комнату маленького мальчика, который очутился здесь по каким-то загадочным причинам. И прокручивая всё это в голове, как видеозапись, я вроде бы должен чувствовать боль и тоску внутри, которые слезами и призрачным светом могут выплеснуться наружу. Но их нет. Во мне ничего нет. Словно чувства и эмоции, от которых я так был зависим при жизни, умерли вместе с телом. Вытекли вместе с кровью из сделанного моей рукой пореза. Может, поэтому я не мог до сих пор принять себя одним из них? Потому что они всё ещё были живы, не смотря ни на что. А я? Я был мёртв.

А может я просто устал? Устал постоянно смотреть назад. Возможно, цепь, что держит меня, ещё не натянулась, и позже я осознаю, что не могу уйти далеко. Уставший. Но не мёртвый. И этому уже было одно доказательство. Улыбка девушки, которая так же, как и я, когда-то разочаровалась в жизни. Не справилась с последствиями. Так же, как и я, приложила лезвие к своей руке. Её улыбка. Та самая, когда Софья сбилась во время игры на гитаре. Когда долго и стеснительно молчала, а потом… Улыбнулась, так пристально взглянув на меня. И с того момента, я не могу избавиться от увиденного. Неужели это то, о чём я думаю? Нет. Лучше бы я ошибался. Для меня никогда это не заканчивалось ни чем хорошим. В итоге оставалось лишь бежать…

Но куда бежать теперь? Когда знаешь, что умрёшь, надеешься на некий выход, ведь рано или поздно это всё равно закончится. На что же надеяться, когда ты уже умер, и впереди только чёрная бесконечность?

Нужно быть осторожнее. Хватит повторять старые ошибки. Иначе грош цена моему поступку, который привёл меня сюда. Правда, оказаться в подобном месте, я никак не ожидал. Только чего я ожидал? Не знаю. Так странно. Я совсем об этом не подумал. А ведь раньше всегда старался смотреть вперёд, и старался ничего не пускать на самотёк. Всегда был предусмотрителен. Неужели я настолько истощился, что совсем не подумал о последствиях? Хотя, когда речь идёт о смерти, последствия предугадать сложно.

Они зовут меня Данте. Интересно, сколько сумерек и, составленных из них, лет должно минуть, прежде чем я забуду своё настоящее имя? А может теперь это и есть моё настоящее имя. «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу…» Прожил я конечно меньше годов, чем подразумевал итальянский поэт, но строчки мне столь близки. Я любил Божественную комедию. И теперь мне нравилось носить имя её автора. Вряд ли мне суждено пройти его путь. Он закончился, не успев начаться. Я человек с чужим именем. Человек без прошлого. Но один ли я здесь выдаю себя кем-то другим? Настоящие ли те имена, которыми мне представились? Люди без тёмного прошлого сюда не попадают. Иначе бы этот мир был светлым, а может даже напоминал бы Рай, в который Биатричи Портинари сопроводила своего возлюбленного Данте.

Ох, где же тогда моя Биатричи?

Кого я обманываю… Никакой я не Данте. Поэт из меня скверный. Только сейчас задумался о своих талантах. Особенно о тех, что могли бы пригодиться здесь. На ум не пришло ни одного. Неужто мне и тут суждено быть бесполезным? Гензель прирожденный лидер, мыслитель, а заодно и следопыт. Анна вполне себе неплохой повар. Чиж отменный плотник. Блум тоже человек труда и смыслит в тяжёлой работе. Софья поёт и играет на гитаре. Все они пытаются внести некое разнообразие в так называемые жизни друг друга. Ксандер всего лишь ребёнок. Но дети порой могут порадовать других тем, что они просто дети. Даже старик Хрон, не покидающий своего храма времени, был занят делом. А эта девушка, Лидия… Только сейчас понял, что ничего не знаю о Лидии, кроме того что она много молчит и старается прятать своё лицо. Да и видел я её единожды, когда впервые прибыл в поселение. Видимо, она не покидает своего жилища.

Ненадолго оторвавшись от любимого занятия и вернувшись в эту некую реальность, я заметил, что по-прежнему лежу в том же положении. Подогнутые ноги не устали и не затекли. Всё ещё не привычно ощущать отсутствие каких-то чувств, пусть даже неприятных. Но я всё равно поднялся и принялся расхаживать по комнате. Она была небольшая, максимум пять-семь шагов в одну сторону, столько же в обратную, потом повторить. Раньше я любил ходить, даже когда возможности затяжной прогулки не представлялось. Кому-то это казалось странным, кого-то даже раздражало, а мне нравилось.

Избавиться от ограничений, от тех рамок, в которые тебя ставило твоё собственное физическое тело, об этом я когда-то мог только мечтать. Понимают ли эти люди, какую свободу они получили, скинув плотские оковы? Конечно, это лишило нас простых, низких, животных радостей. Однако новая свобода куда ценнее. Никакой усталости, никаких недугов… Плоть была слаба.

Но из чего бы не был сделан этот мир, он сохранял привычные нам признаки. Если я больше не тело, тогда почему не могу пройти сквозь эту стену? Из чего на самом деле это «дерево»? Всё-таки Тьма – большая загадка. А мы всего на всего дикари, которые всё ещё боятся огня.

С другой стороны у нас есть неограниченное количество времени, чтобы исследовать её. Не нужно передавать знания каким-то другим поколениям. Мы вечные носители информации. Возможно, однажды мы покинем это место и отправимся в неизвестные уголки. Возможно, даже найдём выход отсюда. Возможно, кто-то уже нашёл. Иначе как объяснить, почему здесь так мало людей, если на Земле тысячи человек ежедневно обрывают жизнь самоубийством?

Оказывается, от чего-то я всё-таки могу устать. Совсем забыл об этом нюансе. Слишком долгая циркуляция мыслей вызывает перенасыщение. И это самый мерзкий вид усталости, взывающий к пустоте внутри. Раньше от этого избавлял сон. А спать я более не был способен.

Вдруг захотелось поговорить с кем-то. Особенно с Софьей. Но не хотелось быть навязчивым. Никогда этого не любил, даже если некоторым людям требовалось моё внимание. Да, были и такие. Как правило, со временем они избавлялись от этой потребности. И оставляли меня. Это был естественный ход вещей. Останься хоть один из них, может моя жизнь сохранилась бы в прежнем виде. Но я никого не виню. Даже себя. Хотя частенько это делал раньше.

Я выглянул в окно. Ничего. Будто Всевышний забыл создать мир за пределами этой хижины. Интересно, мог ли кто-то в этот момент смотреть на меня из этой пустоты? Не могли мы быть единственными обитателями этого места. Появилось желание взять фонарь и выйти наружу. Поискать хоть что-то. Если оно не найдёт меня раньше… Порой долго раздумываешь, прежде чем что-то сделать, а потом делаешь неожиданно для себя самого. Сейчас даже раздумывать не пришлось. Не знаю, всё ли я осознавал. Ощущал себя ни на что не влияющим зрителем. Я открыл дверь комнаты. В доме никого не было. Кто-то, вероятно, сидел у себя, кто-то вообще ушёл. Оно и хорошо. Мне были не нужны лишние вопросы. Я пересёк гостиную, кухню, стараясь по привычке не особо шуметь, хотя звуки здесь распространялись несколько иначе. Вышел наружу и тихо прикрыл за собой дверь. На территории тоже никого не увидел. Я быстро обогнул дом и остановился у того окна, в которое смотрел чуть ранее. До фонаря, что висел над ним, всё равно пришлось тянуться даже с таким большим ростом, как мой. Каким-то чудом мне удалось его снять. Правда, при этом я чуть не уронил его и наверняка бы разбил.

Я повернулся и посмотрел в бездну. Холодную, непроглядную. Такую негостеприимную. Но у меня был свет. Я сделал один осторожный шаг, за ним другой, предельно вытянув вперёд руку держащую светильник. Наконец, обретя уверенность, что земля под моими ногами никуда не провалится, я пошёл быстрее. Всё быстрее и быстрее. Будто знал куда иду. По моим прикидкам, руководствуясь системой координат Гензеля, я шёл на юго-восток. К чему-то неизвестному и от того пугающему. К чему-то обманчиво пустому. Вглубь иного края, о котором никогда не будет ведомо живым…

Я шёл во Тьму.

Глава VI

Анна

– И знаешь что? Я ухожу!

– Думаешь, я буду останавливать тебя? Катись ко всем чертям! Избавиться от тебя оказалось даже проще, чем я думала!

– Ты ещё заплатишь, сука! За всё, за все свои поганые слова! – С этими криками Уильям выскочил из квартиры, громко хлопнув дверью, что аж «Пейзаж с церковью» Маковского покачнулся и едва не рухнул на пол.