Реликварий ветров. Избранная лирика

В избранной пастве почти не крестились,
Некто резинку жевал, и косились
Те, кто в казённых потел пиджаках.

Сразу в казённых смекнут пиджаках —
Будь ты Цветаева, будь ты Иванов.
В ус усмехнулся из Божьих бурьянов
Грустный грузинский кузнечик в веках.

14. VI.1997. Самолёт Париж-СПб.

«За опытом бесценного забвенья…»

За опытом бесценного забвенья
друзья уходят в письма, в браки,
в зелье, в альбомный глянец чад,
в отчаянье и хладнодушье, в недуги
и везенья, в могилы и в себя —
из памяти и взора, от оклика и плеч
упавших.
По вечно непросохшим
мостовым, вдоль ртутных рек
недвижного заката они отходят
в зимы… И от холмов нахохленного
парка уже ведёт их след
хрустящий в кристальнейшую
бухту блудных душ.

2. IX.1997. СПб.

Павловск

Вновь набухла над Славянкой Урна
грубой павловой судьбы, вновь
на бархатной тропе та
лягушка подмигнула и —
в плюмажи папоротников
росных отпружинила в ужасе
Божьем.
С Места Ники
привечай, вертоград приснолюбимый,
незабвенные уста, неприступные
порывы.
Забран вход решёткой
шаткой в Храм той клятвы
предалтарной, где в гранитах тишины
человеческая крошка всё
поблёскивает мгле.
И как будто
навека небеса твои лепные вкось
кропят на Колонну конца недопитого
света, и слепо Мусагет, струясь
всей бронзой тоги, целует взором —
долгим, как незнанье, —
текучий профиль прошлых облаков.

22. VIII.1998. Павловск

Памяти Н.Я. Рыковой

В мятных ветрах отбывающей юности, как
и потом – в оскоминные годы, была в судьбе
высокая, с совиным голосом и мигающим
оком рептилии седая Януарьевна, блаженно
спавшая под ранних опусов прыщавое
бубненье и воскресавшая при виде ню Боннара.
Любила сладкое винцо и сулугуни, фарфор,
янтарь, июль по-коктебельски и говорила
«вы» приблудной одноглазой суке, считая
ейный профиль ренессансным. Всё зная и
не веря ни во что, она жила с сафическою
страстью язычницы – без лишней нежности
к безжалостной России и с тихой слабостью
к себе: «Я бы хотела умереть, но не хотела б…
умирать». Как водится на крохотной Земле,
она была бессмертной, хоть верила, что это
всё исполнила по собственной заявке, и,
верно б, вторила за Дюбари на шатком эшафоте:
«Минутку, ещё минутку, господин палач!»

1. II.1999. Париж

Возвращение

А ты уже совсем не мой, мой
град упругого блаженства, и
слепо статуи твои над
убывающей Невой глазеют
на гробницу вздохов —

пустую, как пустырь мечты,
где лунный воет волком ветер,
где набухает, недоохав
и наливаясь прошлым солнцем,
нагое облако любви.

24. VI.1999. СПб.

На смерть А. Собчака