Звоны Второго Иерусалима

Надо заметить, что в Лавре замешано очень много политики. Возле политики многие кормятся: организовываясь в настоящую мафию… Кому еще нужна заблудшая душа идеалиста, которая и там будет стараться жить праведной жизнью? Церковь всегда пыталась играть свою средневековую роль. Тем более такая экспансионистская, как московская… Шансов попасть на место гида у Марии Алексеевны не так уж и много… Она верит, – или делает вид, – в какие-то «чудеса», что делает ее очень похожей на любую религиозную фанатичку. Вся эта подозрительная «церковная» макулатура, которую она в больших количествах таскает сюда, делает ее тоже похожей на настоящего партийного агитатора. Ночью она, запершись у себя в кабинете, что-то пишет. Наверное: описывает чудеса…

Это их стиль… Лицо ее выглядит тогда очень сосредоточенным. Для настоящего творчества ему не хватает разве что какой-то налетной аморфности. А впрочем, это только на мой взгляд…

(Она так и не покажет мне, что она там писала. Позже она начнет посещать какие-то компьютерные курсы. Очевидно, начав уже склонять себя к мысли, что попасть в Лавру гидом ей так и не удастся…)

Со временем, она все больше производит на меня впечатление человека уравновешенного и полностью уверенного в своей правоте. В таком возрасте уже трудно говорить о какой-то непременной красоте этой женщины. Тем не менее, надо сказать, что ее ассиметричное лицо для меня не имело никаких видимых изъянов, о которые можно споткнуться взглядом. Неправильная форма, придавала его сосредоточенному виду, шарм увлеченной, деятельной натуры.

Увидев меня впервые, она тут же всплеснула руками:

– Вылитый Горбачев! Здравствуйте, Михаил Сергеевич!

– Уж нетушки, – извинительным тоном, говорю я, – за развал Советского Союза я отвечать здесь не буду!

– Ну, что вы, – улыбаясь, говорит Мария Алексеевна. – Я только хотела сказать, что у Вас очень доброе и интеллигентное лицо.

– Ну…если так, – говорю, – то приму от Вас, эту приятность…

Я тоже начинаю сетовать на место, и обстоятельства приведшие меня сюда.

– Да место здесь не самое лучшее, – соглашается она. – Ну, нечего…Иисус терпел, и нам велел!

Позже, не в силах отговорить меня от каких-то не достойных и вредных, с точки зрения ее московской веры поступков, она сзади крестила меня. Например, когда я купил в «Фуршете» хорошего молдавского вина, и собирался отправиться на Лысую гору, чтоб там, сидя на травке под грушей, потягивать вино, и с высоты птичьего полета окидывать взглядом лежащую внизу, как на ладони, трассу, по которой с бешеной скоростью мчат правительственные кортежи…

Такие места в Киеве любая церковь считает «нечистыми»; там на шабаш собираются якобы ведьмы. Для меня же это, так интересно!..

Здесь я всегда вспоминаю одну беззубую деревенскую старуху, колхозники почитали ее за настоящую ведьму, чуть ли не толпами валили к ней «лечится»; она бралась за все их болячки; дело должно было закончиться операцией, настоящей поножовщиной. Жила она у меня тогда по соседству, ее неподобные куры вечно гадили в моем саду, выгребая клубничные грядки, заставляя меня, гонятся за ними, бросать в них камни, за что она подбрасывала мне в огород какие-то «порченые» яйца; «уроблювала», как говорили там.