– Коли не надо, так и не стану, – не стал спорить князь, сел на полке, глубоко вдохнул: – А ведь согрелся я в бане, твоя правда. Однако же валенки все ж одену, не обессудь. Боязно холод обратно в кости пропустить. Тяжко он выгоняется, тяжко. Совсем замучил, покуда я до княжества твого добрался.
– Не бойся, Юрий Семенович, у меня не замерзнешь. Сейчас ради праздника согревающего чего за столом выпьешь – и вовсе любая хворь пропадет. Одевайся, княже, и пойдем. На пустое брюхо лечиться – только снадобья зря переводить.
В трапезной дворня уж заждалась. Без хозяина садиться за стол никто не смел, и все толкались вдоль стен и в коридоре: холопы, в сече проливающие кровь бок о бок с князем, а потому достойные разделить княжескую трапезу, княгиня и ее доверенные ключницы, няньки и приживалки. Обычные смерды уж давно сидели на кухне за угощением – а самые близкие к хозяину слуги, получалось, маялись от голода.
Андрей, решительно пройдя вдоль ряда склоненных голов, занял место во главе стола, приветил гостя, указав место одесную от себя, затем ошуюю, ближе к сердцу, посадил на законное место Полину. Прочие сотрапезники засуетились, тоже усаживаясь. Холопы Друцкого – возле господина, приживалки – слева от княгини. Воины самого Андрея на этот раз оказались отделены от князя нешироким проходом – сидели за отдельным столом напротив него.
– Ну что, откушаем, чем Бог послал? – потер ладони Зверев и тут же получил от жены толчок локтем под ребра.
– Ты чего, батюшка? – округлила глаза Полина. – А молитву?
– Давай в другой раз, – тихо предложил Андрей. – Гости слюной захлебнутся.
– Читай молитву! – решительно потребовала супруга и округлила глаза еще сильнее. – Не позорься перед людьми.
Она перекрестилась, сложила ладони перед лицом и потупила взор. Князь Сакульский, смирившись, последовал ее примеру.
– Отче наш, Иже еси на небесех! – тихо забормотала женщина.
– Отче наш, Иже еси… – громко повторил за ней Андрей.
– Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избави нар от лукавого. Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполнявши всякое животное благоволения…
– Аминь! – уже без подсказки закончил Зверев. – Угощайтесь, гости дорогие, чем Бог нас ныне порадовал. Полинушка, за здоровье гостей не мешало бы и бокалы поднять.
– Как у тебя язык поворачивается, батюшка?! – испуганно перекрестилась жена. – Пост же Рождественский! Нечто одного дня с баловством хмельным не перетерпеть?! Одно токмо на уме!
– Они же с дороги, Полюшка. Им поста можно не соблюдать.
– Ужо прибыли, – решительно отрезала жена. – Так ведь, батюшка?
– Верно, Поленька, верно, – послушно кивнул князь Друцкий. – Пост есть пост. От заветов христовых нам отступать невмочно.
– Да, – успокоенная поддержкой родича, гордо глянула на мужа Полина. – Законы Божии в нашем доме завсегда нерушимы будут!
Зверев смирился и стал складывать себе на блюдо угощение со скудного постного стола: немного печеной форели и белорыбицы, заливное из судака, вместо вина плеснул в кубок чуть желтоватого сыта, взял пару пресных лепешек, пропитанных миндальным молоком. На сладкое его не тянуло, а потому кашами с медом и изюмом он оставил баловаться дворне. Немного перекусив, повернулся к гостю:
– Так и не спросил, дядюшка: как ныне дела в княжестве твоем, как здоровье супруги и сына, не доходили ли к вам вести от батюшки моего из Лисьино? Федор, вижу, не приехал. Давно я его уже не видел. Как он?
– В хлопотах Федя по хозяйству мается, – улыбнулся Юрий Семенович. – Мне уж к царю небесному вскорости отправляться, вот на него ныне дела княжеские я и свалил. Пусть вникает, покуда есть у кого совета спросить. Коли меня отпоют, кто же в трудный час подсказку даст? Невесту мы ему присмотрели, Марфу из бояр Кокоревых. Род небогатый, но древний. Тимофей Кокорев ныне в опричную тысячу царскую записан. А девка собой ладная, крепка да румяна. Видел о прошлой Пасхе, к причастию в Софийском соборе ходила Коли сладится, глядишь, вскорости внуков мне принесут.
– Федор-то невесту уже видел? – задал наивный вопрос Андрей.
– Некогда ему, княже, – небрежно отмахнулся Друцкий. – Служба царская из двух лет на третье к себе зовет, дела хозяйские я на него скинул, да еще охоту с иным баловством никогда не забывает. Куда уж ему по чужим городам на смотрины кататься?
«Ну да, само собой, – мысленно усмехнулся Зверев. – Разве можно двадцатилетнему мальчишке доверить такое важное дело, как выбор будущей жены? Когда дело до венчания дойдет, там невесту и покажут».
Андрея и самого нынешние, из шестнадцатого века, родители женили точно так же. Главным достоинством Полины стало то, что она смогла разрешить давнюю земельную тяжбу бояр Лисьиных и принесла Звереву княжеский титул. Чего еще от невесты надобно? И ведь что интересно – никакой ущербности Андрей от такой судьбы не испытывал. Скорее, наоборот…
Он опустил руку, нащупал колено жены, легонько сжал. Полина, не поворачивая головы, улыбнулась, ни миг склонила голову и коснулась его плеча.
Нет, обычаи здешнего времени любви отнюдь не отменяли. Но любовь – это когда на сеновал девку затаскиваешь, сводню в чужой дом подсылаешь, в окно лазишь… А брак – дело серьезное, тут не до баловства.
– Приданое хорошее дают? – поинтересовался Зверев.
– Ну, какое с Кокоревых приданое? – пожал плечами гость. – Сколько ни наберут, для нашего рода все невелик прибыток. Вот хворых у них в роду уж пять поколений не было – это славно. Такую кровь ни за какое золото не купишь.
– Великое дело – кровь, – согласился Андрей.
Гость покосился на него с подозрением, но ничего не сказал, подцепил ножом немного кутьи, отправил в рот. Зверев тоже вернулся к трапезе, быстро расправляясь с рассыпчатой печеной белорыбицей. Едва его тарелка опустела, как князь словно бы спохватился – даже ладошкой по столу прихлопнул:
– А видел ли ты обретение мое недавнее, княже? Сию карету хитрую мне мастера торжковские по уговору за два месяца отстроили, печь особую пушкари монастыря Заиконоспасского отливали.
– Прости, Юрий Семенович, не успел, – развел руками Зверев.
– Так идем же, покажу, – поднялся князь Друцкий. – А ты, доченька, вели опочивальню мне приготовить. Притомился я в дороге, вечерню стоять не готов.
– Да, дядюшка, не беспокойся, – встала Полина. Следом, естественно, повскакала и дворня.
– Пахом, за старшего, – повысил голос Андрей. – Сочельник сегодня, дозволяю пировать, пока стол не опустеет. Сам гостя дорогого проводить желаю.
Люди облегченно вздохнули и с радостью вернулись к еде. Зверев снял со стены один из светильников и пошел вперед, указывая дорогу впервые приехавшему в гости князю Друцкому. В медлительном обозе, по зимнику, короткими зимними днями от княжества до княжества никак не меньше месяца утомительного пути. Уж, наверно, не ради того, чтобы подарки к Рождеству привезти, Юрий Семенович на такое испытание решился, не из любопытства и не из желания навестить племянницу. Нужно побеседовать с гостем наедине. Тогда, глядишь, все и откроется.
Князья вышли на крыльцо, спустились к тихому и темному возку, замершему без лошадей и уже покрытому серебристой изморозью. Старик, тяжело переставляя валенки, обошел его кругом, достал длинный, с переломом посередине ключ, отпер дверцу, пропустил Андрея внутрь и, шагнув следом, опустил толстый, чуть не в ладонь, войлочный полог.
– Здесь посвети, Андрей Васильевич, свечу достану, – завозился он у темного резного шкафчика, повернулся, запалил от масляного светильника тонкую, с мизинец, свечу, прошел из угла в угол, запаливая настенные канделябры. Скромная комнатушка примерно три на шесть метров наполнилась светом. Друцкий дунул на ненужный больше огонек, покачал головой: – Ты глянь, княже, хожу. И вправду хожу. Ох, чую, не зря про тебя слухи бродят, что с чернокнижием ты балуешь и в чародействе никем не превзойден. Ведь и иноземные знахари меня лечить брались, и персидские лекари, и наши коновалы. Ничто не помогало. А ты, вон, раз по коленям мазнул, да немочь и сбежала.
– Ерунда, пустяки, – отмахнулся Зверев. – Знаю я этих иноземцев. Только кровь умеют пускать да мышьяком травить. Без яду снадобье составил, вот боль и отпустила.
Князь Друцкий и не ведал, насколько был близок в своих подозрениях. Исполняя давнюю клятву, примерно каждую третью ночь вынужденного безделья Зверев посвящал занятиям с Лютобором. Пусть на расстоянии, через сон – но уроки все равно шли на пользу. Правда, и в реальности нору древнего чародея он пять раз навестил. И тоже не без пользы.
– Ну, коли мы в доме походном, – пропустил ответ мимо ушей князь Друцкий, – так и законы здесь у нас походные…
Он поднял крышку сундука, выставил на столик из тонких реек два кубка, большой серебряный кувшин и накрытое крышкой блюдо. Приподнял палец, спохватившись, пересек завешанную коврами комнату, открыл дверцу украшенной львиными мордами буржуйки.
– Славно, угольки еще есть, – из ближней корзины он кинул в топку пяток тонких поленьев, притворил створку, оглянулся на Зверева.
– Неужели это печь, княже?! – притворно изумился Андрей. – Неужто из стали скована?!
– Из чугуна отлита пушкарями опытными по их секрету. Придумал же сие я. Намучился за годы с жаровнями-то, а тут как-то ночью вдруг и подумал: а отчего мне печь малую по примеру больших не сделать?
На самом деле князю Юрий Семеновичу было чем гордиться. Ведь железо в здешнем мире было столь дорого, что ковать из него печки было роскошью на уровне прикуривания от ассигнаций. Посему даже императоры и ханы в походах или разводили в шатрах костры, или ставили в палатках жаровни. Додуматься отлить печь из чугуна – это был настоящий прорыв! Вот только зритель князю Друцкому попался неблагодарный. Для выходца из двадцать первого века «буржуйка* казалась такой же дешевкой, как обитателю шестнадцатого века – шуба из горностая.[1 - На Руси горностай считался «крестьянским мехом»: ворс имеет короткий и малопушистый, в носке он не прочен, быстро желтеет – причем бороться с этой неприятностью модницы не научились до сих пор. В общем – дешевка.]
– И как греет? – чтобы не показаться зазнавшимся невеждой, поинтересовался Андрей. – Думаю, раз стенки тонкие, то ведь остывать должна быстро.
– Зато и согревается чуть не в минуту! – горячо парировал Юрий Семенович. – Коли углей много нагорит, так без опаски в любой мороз греться можно. Не выпадут, пожара не устроят, жарко круглый день. Ну, а прогорят, так завсегда еще подбросить можно…
Об этом Зверев как-то не подумал. По сравнению с жаровней – и правда ведь гениально! А что остывает быстро – всегда можно использовать «автозагрузку» в виде дежурного холопа. И Андрей уже искренне восхитился: