Наедине с нежностью. Часть первая. Оля

Я протянул руку и коснулся Олиного бедра. Через ткань ночнушки почувствовал её горячее тело и приподнял своё одеяло. Она нырнула ко мне, прижавшись спиной к моей груди, и через минуту-другую уже спала.

Утром я проснулся один. Оли не было. Я, было, подумал, что они уже ушли, и сильно огорчился, как вдруг услыхал, доносящийся с кухни тихий говор. Время было девять. Не спится же им!

Надел брюки, вышел из спальни и прошёл на кухню.

Антоша что-то говорил Оле, умоляющими глазами ловя её взгляд.

– Нет, – услышал я, твёрдый Олин голос.

Мне было даже странно, что она умеет так говорить. И я как-то отстранённо подумал о том, что ведь её совсем не знаю, и всё, что имею в голове, лишь плод моего воображения, помноженный на её молодость и мой возраст. Этакая гремучая смесь представлений стареющего ловеласа. Только бы рванула она попозже, может к этому времени эйфория поубавится, если не наоборот.

Стол, который ещё вчера вечером был завален оставшимися не распакованными деликатесами, стоял пустой. Антоша и просил у сестры разрешения открыть пакетик с фисташками.

Оля повернулась на мои шаги, и я увидел её глаза, в которых прятались то ли слёзы, то ли немой вопрос.

Я догадался, что она всё прибрала в стол и сейчас не знает, как ей быть. Она была в недоумении, почему я её не тронул, отверг? Милая моя девочка, как ей объяснить, что я хочу по-другому, может даже и не так скоро? Не торопясь, смакуя каждый момент нашей встречи. Драгоценные вина не пьют на ходу и впопыхах. А она моё молодоё, ароматное и терпкое от солнца, а не от времени, вино. Если б она только представляла, насколько она мне дорога. Её незащищённый взгляд, робкая улыбка, изящные пальчики, маленькие ушки вызывали во мне какой-то неуёмный восторг.

– Ребята, сейчас будем есть, – я мягко взял пакетик из Олиных рук и отдал Антоше. Потом поцеловал её ушко и прошептал: «я люблю тебя, не спеши» и легонько сжал её ладонь.

Оля вспыхнула и опять, как вчера, засветилась глазками, вернув мне рукопожатье.

Ну, слава Богу, успокоилась.

Потом мы все вместе поехали к Людмиле Алексеевне в больницу. Может, это была и не совсем хорошая идея, но она принадлежала мне и потому не подлежала обсуждению.

У Олиной мамы наверно приключился шок, когда мы всей толпой ввалились в чистую просторную палату института травматологии. Ей ещё не разрешали вставать, и потому пришлось всех нас принимать у кровати. Выложили ей на тумбочку фрукты, сок, и сели на стулья, детишки рядом, я чуть поодаль. В глазах Людмилы Алексеевны читался такой вопрос, что я невольно себя почувствовал преступником. Антоша прижался к матери и защебетал о том, как он соскучился, и что Оля его обижает, не даёт орешки и кальмаров.

Чтобы поставить все точки над i, я сказал:

– Они у меня ночевали. Пришли уже поздно, после больницы, пока поели, стало поздно. Антоша уснул прямо в кресле перед телевизором, и я их оставил на ночь.

– ??

– Он с Олей спал на диване.

– Да, мама, я совсем не выспалась, Антон вечно, как юла вертится, утром где-то в ногах проснулся.

Людмила Алексеевна в это момент пытливо взглянула на меня, словно пытаясь в чём-то уличить. Но мне и скрывать было нечего.

– Когда выписывают? – спросил я. Это было не праздным любопытством, видимо хлопоты по доставке Олиной мамы домой мне предстояло разделить вместе с Олей.

– Если всё будет как сейчас, то в среду.

Сегодня было воскресенье.

—

Попав на третью улицу от реки, волшебница спросила, где дом башмачника. Ей указали на небольшой, с парадным крыльцом и мансардой, домик в переулочке. Она поднялась на крыльцо, стукнула массивным кольцом о дверь и стала ждать. Послышались чьи-то шаркающие шаги, и грубый голос спросил:

– Кто там?

– Откройте, это я, ваша тётя.

По ту сторону двери кто-то долго соображал, чья это тётя приперлась, и любопытство преодолело лень. Звякнула задвижка, открылось маленькое оконце в двери и давно не мытая, заспанная рожа выглянула наружу. Волшебница сразу поняла, что это слуга и строгим голосом сказала:

– Я тётя вашей хозяйки.

Слуга, ещё минуту назад знавший, что никакой тёти у хозяйки уже нет, под действием чар Волшебницы, понял вдруг, что она опять появилась, и открыл дверь.

Он ещё не успел впустить гостью, как сверху раздался неприятно-визгливый голос:

– Какого чёрта?

«О», ? подумала Волшебница, ? «это настоящее крысиное гнездо, бедная девочка»!

Неопрятная худая женщина, будто свалилась сверху и сразу стала буравить пронзительным взглядом чёрных бегающих глаз вошедшую. Через секунду-другую она обмякла, стала ещё неприятнее и заверещала на весь дом:

– О, тётушка, какими судьбами?

И никто уже не вспоминал, что тётя хозяйки умерла два года назад.

Волшебница поднялась наверх в залу, и устало опустилась в кресло. Эта чёртова хозяйка слишком много требовала сил для поддержания в ней уверенности, что именно тётя, её любимая, пришла к ней в гости. Временами, словно что-то вспыхивало в чёрном взоре, и она пыталась сбросить наваждение, вызванное Волшебницей, но устав бороться, опять принималась говорить о своих проблемах: о муже – неудачнике, о дочках, которых никто замуж не берёт, о себе несчастной и несчастливой.

– Ой, что же я, чаю хочешь, тётя? Сейчас-сейчас. Золушка, – завизжала вдруг она, – сейчас же неси чаю и печенья, лентяйка, бессовестная.

И пожаловалась Волшебнице.

– Такая ленивая, целыми днями только и делает, что спит и ест, да мечтает о Принце. Допроситься нельзя, что-нибудь сделать. Вся в мать уродилась, та тоже всё мечтала-мечтала, да за башмачника замуж вышла и померла сразу, – злорадно рассмеялась, сощурив глаза и пытаясь ими влезть в душу Волшебницы.

И опять, словно стряхивая с глаз что-то, замолчала, погрузившись в себя. Через некоторое время, вскинув мутный взгляд на пришедшую, с тоской спросила:

– Ты где была так долго? Мне без тебя было очень плохо.

Вошла Золушка. Она принесла чай и печенье. Девушка тоже не признала в гостье Волшебницу и подумала, в самом деле, что тетя хозяйки ожила и пришла опять мучить и издеваться над ней.

Оставлять девушку в этом гадюшнике было нельзя. Никто не знает, сколько сил у неё осталось и не сломается ли она, до того как Принц найдёт её. Слишком много было на карту поставлено, чтобы вот так просто уйти.

– Голубушка моя, – обратилась гостья к хозяйке, – дай мне её на два денька, я из неё всю дурь выбью, живо верну к жизни. Забудет не только про Принца, но и про отца своего.

При этом она скорчила такую мину, что слуга с хозяйкой упали со смеху, представляя, как Золушка будет мучиться у тёти эти два дня.

Волшебница, пристально взглянула на хозяйку, слугу и Золушку и сказала стальным голосом, выделяя каждый слог:

– Я забираю Золушку, и вы уже через пять минут забудете, что я была у вас.

Все на секунду замерли, и потом, словно ни чего не слышали, вернулись к разговору с гостьей.

– Давай, давай, лентяйка, собирайся, – уже другим голосом, скорее участливым, нежели скрипучим, обратилась она к Золушке.