Чему улыбается Джоконда?

Нас было пять человек, кроме того, килограмм сто проектной документации с нами. Груз компактно сложили у стенки, накрыв сеткой, пилот сам закрепил его. Сидения выглядели как в автобусе ПАЗ, хуже не бывает. Кроме нас в полет собрались еще четыре пассажира. Как оказалось, двое из них летят до поселка Щучье, а другие до Кургана.

Пилот закрыл дверь, замок был неисправен, и он примотал его алюминиевой проволокой. Аэроплан взлетел, впечатление от полета удручающее. С нами была женщина, Галя, по фамилии Лызгун, специалист по окрасочным работам. Ей было лет тридцать восемь, ниже среднего роста, не красавица, из-за формы лица подшучивала над своим внешним видом, сравнивая его с малахитовой шкатулкой. До переезда с мужем в Ленинград жила в Нижнем Тагиле, работала на УВЗ. По характеру бой-баба, потому ее часто брали в командировки для защиты проектных решений. В полете ее укачало, и она, зеленая, сидела с полиэтиленовым пакетом, изредка наполняя его. Здоровье характером не заменить!

Минут через сорок пилот пошёл на посадку в поселке Щучье. На лугу паслись коровы и овцы, пилот начал их разгонять, освобождая посадочную полосу. Наконец приземлились рядом с каким-то деревянным сараем. Очевидно, местный аэровокзал. Из строений еще был колодец типа «журавль». Бежим к колодцу, деревянной бадьей зачерпнули воды и в первую очередь стали приводить в чувства Галю. Из сарая вышли двое: мужчина и женщина, наверное, муж и жена. Мужик нес бельевую корзину, завязанную сверху тряпицей. Слышалось хрюканье и повизгивание.

С трудом уговорили Галину Андреевну продолжать полет. Теперь ее лицо выглядело действительно как малахитовая шкатулка. Взлетели, поросята от болтанки лайнера в полете повизгивают, двери, примотанные проволокой, хлопают – ну просто дискотека-авария. Минут через тридцать пять пилот пошел на посадку в деревне под названием Колупаевка. Небесный тихоход начало трясти, иной раз он резко проваливался вниз. Корзина с поросятами опрокинулась, они с визгом вылетели из нее и начали резво бегать по проходу.

Все дружно бросились их ловить. Я, воспитанный в деревенских условиях, поймал одного из них за задние ноги и держал его в объятиях. Свинья, она и в детстве свинья, от страха обгадила мой деловой костюм.

Наконец самолет приземлился. Супруги с поросятами вышли в Колупаевке. Я нарвал лопухов с летного поля и принялся отчищать поросячий помет с делового костюма. Галя была в полуобморочном состоянии, ко всему прочему в результате ловли поросят, ей порвали безумно дефицитные импортные колготки, стоимостью в половину месячной зарплаты, купленные в комиссионном магазине.

В итоге расстояние в двести семьдесят километров с учётом двух посадок наш кукурузник покрыл за три часа. От Ленинграда до Челябинска – две тысячи километров – мы тоже долетели за три. Граждане, летайте самолетами «Аэрофлота»!

Неисправный телевизор

После защиты дипломов в техникуме состоялось важное событие в жизни каждого выпускника – решение комиссии о направлении на работу для обязательной отработки трехлетнего срока на предприятиях нашей необъятной родины. У комиссии был список предприятий, куда необходимо было распределить выпускников. Этот список за неделю до распределения вывесили на доске информации для ознакомления с ним. Все толпились у списка, галдели, гадали, куда их могут выслать на три года. Выпускников делили на три категории: первая категория – отличники и хорошисты с ленинградской пропиской. Вторая категория – отличники и хорошисты иногородние. Третья категория – все остальные, но в этой категории были и выпускники с ленинградской пропиской, если повезет – останутся свободные вакансии на предприятиях города – они имели преимущество перед остальными троечниками.

В первую категорию попало два человека: Маша Мелконян и я. Наташа Полякова и еще пять хорошистов попали во вторую, то есть имели право выбрать из списка любой регион. Наташа выбрала Каунас, в Прибалтике, остальным достались уральские заводы, их там хоть пруд пруди.

Везунчиками из третьей категории оказались Сашка Родионов и Смородина Валентина, у них ленинградская прописка. Были вакантные места в проектном институте, их направили туда. Я тоже выбрал проектный институт, уж больно красивую картину будущего нарисовал при отборе кадровик. Обещал интересную работу, заграничные командировки и все прочее.

Меня и Сашку Родинова направили в технологический отдел № 4, в группу сборочно-сварочных работ. Тезка мой был холостой, скромный, застенчивый парень, про таких говорят ведомый.

Он был старше меня на год, стройный, чуть выше среднего роста, с правильными чертами лица, словом, красавчик. Незамужние девушки в отделе, и не только в отделе, оживились, началась охота на новенького. На меня, разумеется, смотрели без интереса, я для них был птицей окольцованной.

Борьба среди хищниц за доступ к телу моего приятеля, велась не на жизнь, а на смерть. Он, как это ни странно, на них реагировал инфантильно (слово-то какое откопал), уж не знаю, поймет ли читатель мои мемуары? Комсомольские мероприятия, в которых участвовал Сашка, стали более массовыми за счет притока комсомолок. На одном из таких мероприятий (поездка на комсомольско-молодежном поезде, по местам боевой славы) на Сашку накинула свои сети Татьяна Левицкая из нашего отдела. Маленькая, шустренькая, палец в рот не клади, всем ярлыки навешивала. Сказать, что красавица, язык не повернется. Но я могу ошибаться, поскольку представление о женской красоте у всех мужиков своеобразное, иногда диаметрально противоположное. Еще Аристотель говорил: «Красота в глазах смотрящего». Лицо, у нее было какое-то птичье, носик востренький, но щебечет – заслушаешься.

Проблема-то не в том, что она защебетала Сашку, а в том, что была замужем, правда, детей не было в браке. Вернулись из туристической поездки, Татьяна быстренько развелась с мужем, и нового бычка в загс повела, без веревочки. Девки как узнали, так и ахнули! Татьяну из списка подруг вычеркнули навсегда.

Сладкая парочка на работу и домой ходили под ручку, как два голубка, Татьяна щебечет, Сашка воркует. Вскоре и дочку родили, несмотря на пересуды все у них было тип-топ.

Шли годы, я вырос из коротких штанишек, перешел из отдела № 4 в бюро ГИПов, главным инженером проекта. На мое место в отделе назначили Сергея Феоктистова. Татьяна похлопотала и перевела Сашку в отдел технико-экономических обоснований, старшим инженером. Лет шесть спустя я уже сидел в кресле заместителя директора, Сергей Феоктистов вырос до начальника четвертого отдела, а Сашок все в старших инженерах отсиживался.

Приходит ко мне на прием как-то Татьяна Родина с каким-то вопросом, поговорили о дочке, о делах житейских. Она, как бы в невзначай, вспомнила, как мы в 1973 году на новогодней вечеринке выступали вместе, она в роли Деда Мороза, а я Снегурочки. Посмеялись дружно, было что вспомнить. Спрашиваю ее:

«Ну как вам с новым начальником отдела живется-можется?». Задумалась, а потом говорит:

«Как с неисправным телевизором. Вроде есть, а не работает!» Ну думаю, мать, ты в своем репертуаре, мастер ярлыки навешивать. В слух же, произношу:

«Да, Татьяна, не везет тебе с мужиками, у тебя такой же „телевизор“ уже много лет дома». Татьяна ерепенится: «Дома – это дома, дома даже хорошо, голова меньше болит. Другое дело – начальник, он вожаком должен быть, а не дремать за столом». А ведь права, думаю. Вопросы порешали, она к выходу идет. Я, вдогонку:

«Привет передавай Сашке». Она развернулась и говорит: «Ты бы вместо привета оклад ему повысил. А то дочка подрастает, денег прорва уходит на нее». Я говорю ей:

«Так ты подбрось ему огонька, а то ходит, словно девица красная. От командировок отказывается, на совещаниях ресницами хлопает, краснеет». Махнула рукой и, закрывая дверь, процедила сквозь зубы: «Друзья называются!»

Ну вот и поговорили, вспомнили молодость! А сколько их таких друзей-приятелей, с кем приходилось играть в футбол, ходить в походы, есть из одного котелка макароны по-флотски, спать в одной палатке, да уж, чего греха таить, сколько выпито спиртного, явно не одна пинта. Но как говорят прагматичные американцы: бизнес есть бизнес, ничего личного!

Цирковая гостиница

Июль 1979 года. По постановлению ЦК КПСС и Совета Министров СССР в институте шла полным ходом разработка проекта по созданию мощностей для выпуска новейшего танка Т-80У на площадях Омского завода имени Октябрьской революции.

Бригада специалистов разработала проекты цехов и участков нового производства и была готова выехать на завод для защиты проекта. Приходит правительственная телеграмма с вызовом нас в Омск. Вылетаем во главе с директором. В самолете объявляют: «В Омске тридцать семь градусов по Цельсию». Ну погреемся, шутим мы. Едем устраиваться в гостиницу. Директор по брони Обкома в «Центральную», нам дают направление в гостиницу «Цирковая».

Нас трое, кроме меня – главный технолог Лурье Владимир Исаевич (правда по паспорту он Иссерович, но для простоты общения просит называть Исаевич). Третий – Зейлерт Владимир Михайлович, главный специалист по штамповке. Заполняем анкеты проживающего, берем у администрации ключи, поднимаемся на третий этаж. Трехместный номер. Первое, что бросается в глаза, – дощатый крашеный пол, цвет травянисто-зеленый. Сразу посыпались шуточки по этому поводу. Мол, гостиница цирковая, вдруг артисты живут со своими питомцами. Поэтому пол напоминает им лужайку. Справа в углу – эмалированная раковина и кран с холодной водой. Опять хохмим, как без водопоя. Бросили портфели рядом с панцирными кроватями, пошли искать удобства. Оказалось, в конце коридора, на весь этаж два унитаза и два душевых рожка. Сразу присвоили статус отелю «две звезды» – по количеству посадочных мест на этаж. Шутки шутками, но пора бы и перекусить, несмотря на жару. Буфет оказался на первом этаже, до открытия два часа. Идти в город нет желания по такому пеклу. Возвращаемся в апартаменты. Достаем домашние заготовки: колбасу, сыр, масло. Лурье говорит: «Если не съедим все сейчас, завтра выбросим в помойку. Холодильник в отеле „две звезды“ не полагается». Продуктов взяли с запасом, наученные прежними командировками в провинцию.

Достали кипятильники, заварили чай. Володя Зейлерт достал бутылку армянского коньяка. Он по этой части профессионал. Мы замахали руками, мол, в такую жару, оставь, не испортится. Он налил себе полстакана, начал нас укорять: «Если не выпьем, командировка комом пойдет. Это стопудовая примета, проверено годами. Капните хотя бы для запаха в чай. Не одному же мне страдать». Уговорил, капнули и не только в чай. Давай съестные запасы уничтожать. Не зря говорят, аппетит приходит во время еды. Половину припасов одолели и коньяк докапали. Разделись до трусов, намочили под краном полотенца, лежим, пыхтим, обтираемся. Уж солнце скрылось, а жара не спадает. Мучились всю ночь. Накрывались мокрыми простынями, не уснуть. К утру чуть попрохладнее стало. Народ в коридоре засуетился, очередь занимает за удобствами. Ну мужики, попали мы в ад! Интересно знать, в какие номера размещают соотечественников, прибывших в командировку без правительственных телеграмм? А на заводе нас ждут два заместителя министра и целая орава заводского руководства. «Врагу не сдается наш гордый Варяг!» – запел фальцетом Володька Зейлерт. Мы бодро зашагали в сторону проходной завода.

«Бобер»

После успешной защиты Омского проекта в министерстве первый заместитель министра Махов Юрий Дмитриевич распорядился выделить институту кругленькую сумму на премирование отличившихся исполнителей проекта. Поскольку я был исполнителем и куратором корпусного цеха № 15 по изготовлению танка Т-80У, поэтому и делал основной доклад. По окончании докладов Юрий Дмитриевич дал указание директору института персонально мне выписать премию в размере семисот рублей. Юрий Васильевич бодро отрапортовал: «Есть! Будет исполнено!»

Приехали домой, руководство составляет списки, определяет суммы к выплате. Если Первый разрешил руководителю группы семьсот рублей, то директору института неприлично иметь меньше, чем у подчиненного. Ставит себе девятьсот, скромненько и со вкусом. Списки утрясли, едва вписались в выделенную сумму и передали в бухгалтерию для исполнения.

Не тут-то было, Тамара Викентьевна, главный бухгалтер института, нашла мою карточку учета выплат, выписала мой месячный должностной оклад у руководителя группы, он составлял сто девяносто рублей. Затем вытащила из верхнего ящика стола циркуляр по министерству, где черным по белому было написано: «одноразовая премия сотрудников не должна превышать трехкратного месячного его должностного оклада». Поставила вместо своей замысловатой подписи под списком тоненькую точечку напротив моей фамилии. Сложила в папку для докладов мою карточку, список на премирование и министерский циркуляр. Потрепала лохматую мордочку болонки и на прощание сказала ей, чтобы та не скучала, мама скоро вернется. Покинула кабинет, предусмотрительно закрыв его на ключ. (Тамара Викентьевна была дама одинокая, и декоративную болонку брала с собой на работу.)

В приемной дождалась, когда освободится директор, и как только от директора вышел очередной посетитель, протиснулась в кабинет. Почему протиснулась, спросит читатель? Да потому, что весила она далеко за сто килограммов. Уселась на привычное для докладов место, положив, как всегда, груди седьмого номера на столик для посетителей и начала издалека. Рассказала случаи о наказании главных бухгалтеров за нарушение инструкции такой-то, номер пункта такой-то. Из папочки циркуляр достала и Юрию Васильевичу подсовывает. Директор начинает нервничать, отодвигает инструкцию и говорит: «Тамара Викентьевна, своими словами и покороче изложите суть дела». Та объясняет, что, мол, в списке опечатка, очевидно. Потому как руководителю группы отдела четыре – такому-то, по инструкции полагается премия не более пятисот семидесяти рублей, а в списке у него семьсот стоит. Юрий Васильевич объяснил ей, откуда ноги растут. Она аж вспотела, глазами-горошинками моргает и заявляет: «Нет, Юрий Васильевич, я такой документ подписать не могу». Юрий Васильевич попросил список, поставил в графе «главный бухгалтер» свою вторую подпись и дату. И со словами: «Посмотрите другую инструкцию, где сказано, что я имею право на вторую подпись вместо главного бухгалтера. И не тяните с выплатой».

Через неделю мне, копейка в копейку, как и завещал великий Ю. Д. Маслюков, выплатили семьсот рублей. Сумма приличная, трать, не хочу! Цветной телевизор уже есть, в прошлом году купил. Семья не бедствует. Долгов пока не накопил. А вот по городам и весям мотаюсь, а зимней шапки, приличной, нет. Надо присмотреться. Подхожу к Фрунзенскому универмагу, на улице очередь стоит.

Спрашиваю: «Что дают?» В ответ: «Кроликовые шапки с козырьком по двадцать два рубля выбросили» (Современный читатель подумает, что за жаргон: «дают», «выбросили», ведь правильно то: «продают», так вы ошибаетесь, мои молодые соплеменники, во времена нашей молодости, слово «продают» звучало вульгарно, как-то не по-социалистически.)

Поднялся на третий этаж, подхожу к отделу «Головные уборы». Очередь раскалена до предела, задние скандируют: «По одной в руки!!!» Посмотрел издалека на образец. Ужас! Выглядит бесформенно, мех дыбом, словно кролика перед смертью пытали. А этот дурацкий козырек, типа огрызок от арбузной корки. Сколько кроликов зря загубили? Ну теперь всех ленинградцев мужского пола можно будет по шапке узнать.

Присмотрелся, что-то приличное лежит на полке. Спрашиваю заведующую отделом: «А что это за экземпляр, вон на той полке?» Заведующая огрызнулась: «Гражданин, не мешайте работать и без вас тошно!» Я не отстаю, требую пропустить, примерять то, что на почетном месте лежит. Заведующая, гнусным голосом говорит: «Чего ее мерить, это же „бобер“. Вам на него год работать надо, судя по вашим очкам». Ну, думаю, торговка паршивая, на грубости нарываешься. Культурно, как и положено интеллигенту-очкарику, спрашиваю жалобную книгу. Глаза сощурила, на меня как на врага народа смотрит и кричат: «Маша, покажи гражданину „бобра“. Я протискиваюсь между контролерами за порядком в очереди и пытаюсь проникнуть к заветному образцу. В очереди слышали мою перепалку с продавцом, они молчат. Задние орут: «Опять блатные лезут. Не пущать!» Завидущая успокаивает особо нервных: «Да помолчите, хоть вы! Он за „бобром“, который стоит как вся ваша очередь!» Притихли, шепчутся, мол, наши люди таких денег на шапку не тратят. Явно сберкассу ограбил. Гастролёр!

Примеряю «бобра», Маша волнуется: «Осторожнее, пожалуйста». Успокаиваю: «Не волнуйтесь, Маша, я руки мыл сегодня с мылом». Надел, в зеркало любуюсь. Размер подходит, выглядит достойно, мех искрится.

«Беру, выписывайте чек». Маша, аж в лице переменилась, бегом к заведующей за чеком. Та Марусю вместо себя поставила и с бланками чеков ко мне спешит. Торопится, выписывает, сумму прописью ставит: пятьсот рублей, с улыбкой протягивает мне чек и ласково так, говорит: «Вот накоплю денег, зятю такую же куплю». Я беру чек и говорю: «Повезло вашему зятю с тещей, привет ему передавайте!» Оплатил в кассе чек, забрал «бобра» и домой обновку обмыть следует, чтобы не линяла. В остатке двести рублей от премии, жене и сыну на подарки.

Совершенно секретно

На очередной планерке начальник первого отдела Волгарев Владимир Павлович докладывал мне о результатах ежегодной плановой проверки состояния и хранения секретной документации в спецархиве института. Голос его дрожал, что было несвойственно для бывалого служаки. Спросил все ли у него в порядке со здоровьем.

«Здоровье в порядке», – ответил он. – ЧП в спецархиве, пропал совершенно секретный документ».

Повисла пауза.

– Что представляет из себя этот документ, и кто им пользовался до утраты?

– Инструкция по составлению отчета на мобилизационный период промышленных и оборонных объектов, – ответил Владимир Павлович. Затем передал мне формуляр документа со списком пользователей. Знакомились с документом всего двое.

– Объяснительные записки взяли у них?

– Пока нет. Ведем тщательные поиски документа, может завалился куда-то, бывали такие случаи в моей практике.

По инструкции мы обязаны срочно сообщить о пропаже в районный отдел КГБ и в режимный отдел министерства.

– Готовьте докладные, – распорядился я. – Если есть еще экземпляр документа, принесите мне для ознакомления.