ножницы в гофрированном листе выдоха
режут карту, топографа, на двоих
«Предположим, что эта вода…»
Предположим, что эта вода
станет мокрой и жуткой,
как рождённый ребёнок,
который не хочет из тьмы
выходить в этот чёрный
столетний людской промежуток,
что возлёг словно ангел
среди всей своей пустоты.
Предположим, что эта вода
бегуном быть устанет
и, почти испарясь,
слепоту, как Гомер, изберёт,
в акушера воткнётся
размытыми оземь локтями
и сама по себе за собой
из себя, будто глас, истечёт.
И там станет солёною глиной,
холодной Россией,
и цветением полых садов,
что напомнят ей рай
и настанет цветение яблонь
и, что не просила
её тминная плоть,
заполнявшая небо по край.
(12/04/15)
Орфей
Орфей в котором женщина, в которой
растёт он сном и, протекая внутрь
четвёртой мглой, сочится через поры,
чтобы её над светом развернуть.
Спускаясь в женщину, он чувствует её
смолу, что обжигает каплю кожи,
которую он ей преподаёт,
чтобы она вернула ему позже
вот эту ночь морскую, как звезда
и восьмеричную, как все пути обратно.
Ты понимаешь это? – если да, тогда
не двигайся, смотри – здесь всё не ладно:
здесь женщина, в которой спит Орфей,
не возвращается, поскольку не уходит,
но вышивает лишь мужчину на себе,
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: