эта шкура, железо и смерть,
и куда теперь ехать – наверх? —
если выдох пейзажи скоблит —
и чего ещё нам говорить [?]
в слепоте, на свету, на свету —
через свет – тот, что камень во рту,
тот, что бабочки взорванный грот
разгибает, как скрепку, в полёт.
(05/04/2016)
«Это что? – вагон десятый …»
Это что? – вагон десятый —
мёд из пепла и воды,
и жужжит в нём – виноватый
гуттаперчивый один,
чьё лицо из всплеска света
удлиняется в меня
близоруко и, наощупь
время птичкою отняв,
смерть мою он, как прощенье,
между крыльями несёт
шмель, змеящийся как воздух
меж телесных чорных сот.
(8/04/2016 – 10/04/2016)
Стансы
Речь не условна и крива,
как коромысло и дуга,
её несущая внутри,
разбитая на лёд и льды,
когда здесь дождь идёт – вода
накручена на провода,
себя поёт и дребезжит
в жестянке птичьей, что лежит
на донышке густом, земном
и слышит речи животом
и, оступаясь в глубину,
колодца свиток развернув,
на птицу смотрит белый рот
через пылающий осот —
сгущается до темноты
и из нутра звезды шуршит,
и крутится как колесо —
чуть горьковатою росой.
(04/2016)
Форточка
И исподволь, из пара, из подземной
норы апрельской, что внутри воды
плывёт к воде землёю неизвестной,
расщерив золотые свои рты
в жуках, в птенцах из нефти или торфа,
которые полоскою густой
лежат межой за небом неответным
и белой поцарапанной губой,
которая свой сад им произносит
в солёные, как форточки стрижей,
снопы из света, что руками косит
собрание из нескольких детей.
(11/04/2016)
«Сиротствует ли тело…»
Сиротствует ли тело
иль смерть удалена,
изъята из предела,
побуквенно сдана
в багаж, в пейзаж, в природу,
в трамваи, что на бок
её слетались, плача,
в грачах минуя срок,
воронку покидая
в их малых небесах,
где ожиданье рая
длинней, чем полый страх,
где ангел твой закручен
в июля механизм,