Селлтирианд. Путь скитальца

В надежде найти что получше, путники направились к следующему домишке. Время и влага пощадили эту лачугу чуть больше других. На окнах еще болтались скошенные ставни, дверь сидела довольно прочно и не сразу поддалась усилиям при открытии. Изнутри крыша была усеяна бесчисленными прорехами, но снаружи была еще крепка и не пропускала влагу. Печь, более походившая на некогда роскошный камин с богатыми изразцами, убранство комнаты, теперь мирно гниющее в сырых закоулках, говорило о некогда хорошем достатке хозяина этого жилища.

Дальнейший осмотр в конец развалившихся лачуг не выявил ничего нового, кроме колодца, стоявшего в центре небольшой площади. Тщательно исследовав местность вокруг него, они заметили, что, несмотря на общую влажность и почти непрекращающиеся дожди, колодец отчего-то был пустым. Также их внимание привлекла наполовину заваленная дверь в подвал у крайнего дома, находившаяся всего в нескольких десятков ярдов от темнеющей массы воды. После некоторых колебаний, колодец решили накрыть неподалеку найденной крышкой, а дверь – не разгребать и не трогать. Если что там и было, то там же пусть и останется.

Луна добралась до самого верха. Каждый угол, каждая покосившаяся жердь или очертания поваленных лодок непостижимо играли своими собственными причудливыми тенями. Призрачная пелена, стекающая сверху, вдобавок пополнялась поднимающимися снизу белесыми наплывами от неподвижной озерной глади. В этом зыбком нереальном мире белый цвет необъяснимым образом подпитывал сгущающуюся тьму.

– Второй дом в обходе, как по мне, лучший вариант для ночлега, – предположил Эйстельд.

– Да, добротная постройка, – кивнул бальтор, – похоже, что раньше это было жилище старосты или купца какого. Мне он тоже приглянулся: подвала нет, окно столом привалить можно, на двери засов добротный. Осаду держать, если вдруг, запросто выйдет! – удовлетворенно подытожил старый охотник.

Внутри, задвинув засов и следуя совету Гелвина, подперли столом то окно, которое вот-вот намеревалось вывалится. На остальных двух ставни еще сохранили кое-какую подвижность, и после небольших усилий закрылись достаточно плотно. Огонь развели с трудом: мокрая древесина, подобранная по пути, либо дымила нещадно, не давая огня, либо осыпалась бесполезной трухою. Все же навыки охотника и знания следопыта взяли верх, и скромный костер затрещал в старом камине.

Подпитывать его решили с помощью остатков фурнитуры. Гнили они здесь все равно без дела, а ночь обещала быть долгой. Следопыт вытянул на свет из своего мешка пару кусков обветренной солонины, протянув один Гелвину. Бальтор благодарно улыбнулся и вывалил из своей котомки пару яблок, картофелину, пучок лука, несколько головок чеснока и редиски, засохший сыр и приличный кусок вяленой грудины. Старик оказался запасливым не только в плане браги, хоть Эйстельда уже этим было не удивить.

Затеяв поздний ужин с периодическим обменом бурдюка из рук в руки, друзья наметили план на завтра. Оба сошлись в том, что нужно начинать с поисков более-менее приличной лодки для переправы. Когда в бурдюке оставалось чуть больше кварты, Гелвин предложил устраиваться на боковую. Первым в ночной дозор вызвался именно он, аргументируя тем, что прошлую ночь, в отличие от Эйстельда, он провел не так уж и дурно, хоть и на голодный желудок:

– Кусок в горло не лез в этих чертовых топях, – вздохнул старый охотник, – вроде и нервы в порядке, и брага нутро грела, а есть совсем не тянуло.

– Не переживай, – успокоил скиталец, – на сегодняшнем ужине ты не бездельничал.

– И то верно! – хлопнул себя по животу бальтор, – все-таки под крышей, сидя у теплого камина, в хорошей компании и пищеварение иное! А ты устраивайся, иль сказку ждешь на ночь?

Эйстельд не стал себя долго упрашивать: разостлал свой слегка просохший плащ поближе к огню, подложил мешок под голову и разместил Серебряный Шторм по правую руку на случай, если потребуется им быстро воспользоваться. Сквозь подступающую дремоту он заметил, как Гелвин чуть слышно напевал знакомую мелодию, а затем, покопавшись в своей почти колдовской котомке, извлек коротенькую трубку с изящной табакеркой. Глядя на неясный силуэт бальтора, окруженного клубами живого дыма с мерцающими искорками, подсвечивающими грубые шрамы на старом лице, скиталец подумал, что сейчас и сам не отказался бы от доброго южного листа, и с этими мыслями провалился в неспокойный сон.

Во сне ему привиделась высоко вздымающаяся к небу крепость. Различал он ее не отчетливо, словно огромный нависающий силуэт с размытыми очертаниями. Он же находился в слегка покачивающейся лодке, окруженный водой и туманом, и почему-то один. Под мерный плеск едва ощутимых волн, Эйстельд проваливался все глубже и глубже, чувствуя исходящее от воды необъяснимое спокойствие. Как вдруг, со стороны безмолвной крепости, он услышал слабый крик, который становился все реальнее. Теперь он различал свое имя, и, судя по зовущему голосу, это был бальтор. Он звал все громче и настойчивей, будто у самого уха, и наконец странник проснулся. Еще не совсем отойдя от сна, Эйстельд увидел рядом со своим лицо Гелвина. Старик, тревожно вглядываясь в скитальца, тряс его за плечо:

– Поверить не могу, Эйстельд, ты спишь как после трех ночей, проведенных в ровиранском притоне. Что за чертовщина на тебя нашла? Я уж думал ты вообще просыпаться не намерен, – встревожился охотник.

– Да-а, сам не ожидал, – сонно потянулся следопыт, – увяз во сне, точно в болоте, что наконец добрались до меня, и Великий Клык, очнувшись, начал копаться в моем сознании.

– Из нас двоих тут только у одного кровь вперемешку с селлестилом! Потому послушай мой совет: тебе, Эйстельд, стоит пытаться прятать свои мысли как можно глубже. Крепость вплетается в твои сны не просто так. Этот древний пик будто чувствует твое приближение, чувствует и готовится!

Странник, теперь совсем проснувшись, задумчиво выслушивал хмурые догадки друга. Молча потянувшись к своему мешку, он извлек простенькую трубку и потертый мешочек. С наслаждением вдыхая густой дым, с послевкусием вараллиандского листа, задумался о том, что Гелвин конечно мог и сгущать краски, но многое из сказанного казалось ему не таким уж абсурдным.

В дыму, он неспешно размышлял о том, что носители лунной крови были угасающей ветвью еще со времен Серебряной Войны, и нередко могли чувствовать селлестил даже на расстоянии. После удара лунная пыль со временем разделила существующие расы на теперешних Серых скитальцев и Искаженных – тварей изменения, пришедших прямиком из ночных кошмаров с Изначальным во главе. Столетия прошли после того, как остатки бесчисленных легионов были разобщены и загнаны глубоко в пещеры под землю. Изначальный был повержен и исчез с лика истории. Однако крепость жила, звала древнюю кровь, лунные циклы были опять неспокойны.

Эйстельд, затушив трубку, предложил охотнику немного вздремнуть, ведь до рассвета оставалось еще пару часов. И вскоре до скитальца донесся приглушенный храп. Гелвин решил не тратить оставшееся время впустую. Эйстельд задумчиво сидел у камина, вспоминая свой сон, и пытался растолковать его значение, найти какие-то зацепки.

Внезапно его вырвал из раздумий громкий хлопок, будто неведомый снаряд изо всех сил ударил в деревянное перекрытие. Эйстельд вскочил на ноги, одним движением обнажив меч, и встал напротив двери. Судя по звуку это была крышка колодца. Странник с тревогой обернулся на спящего бальтора, но Гелвин уже не спал. Приподнявшись и облокотившись на свою секиру, он выжидательно глядел на скитальца:

– Все-таки что-то из колодца выскочило, да судя по звуку, как пробка из бочки. Ты держись ближе к двери, а я займу позицию у окна, – деловито распорядился бальтор. Быстро поднявшись, коротким и сильным ударом расколол валявшийся рядом перекошенный стул. Подобрав два подходящих обломка, Гелвин их сунул в огонь.

– Таиться больше нет смысла! – объяснил старик и, подождав немного, проворно протянул Эйстельду схваченную огнем деревяшку. – Какой тварью бы не были эти ночные гости, теплый прием ей будет в самую пору.

Оба стояли в напряжении с вытянутыми вперед головешками. Света как раз хватало ровно настолько, чтобы видеть все возможные углы и потенциальные места для глухой обороны. Какое-то время ничего не было слышно, кроме приглушенного шума дождя. Затем отчетливо стали слышны шелест и скребущие звуки на крыше. Сверху, под давлением веса неведомого гостя, осыпалась труха и пыль. Старые перекрытия дрожали, готовые обвалиться в любую секунду. Через пару мгновений все стихло, но тишина длилась недолго. Стол, закрывающий окно, пошатнулся и со скрипом медленно начал скользить по полу. Что-то снаружи прикладывало немалые усилия, дабы пробраться внутрь. Гелвин плечом навалился на столешницу, заставив ее остановиться. Вдвоем с Эйстельдом, дюйм за дюймом, они привалили окно обратно.

Едва переведя дух и уже было решив, что ночное вторжение на том и завершилось, друзья услышали слабый скрежет у входной двери. Щеколда, хоть и выглядела массивно, но под сильным напором неистово запрыгала, а сама дверь готова была вылететь из петель. Бальтор, перебросив секиру в другую руку, метнулся от стола ко входу. Эйстельд рассек воздух взмахом меча, оценив тесноту пространства, и, глубоко вздохнув, приготовился к неизбежному. Дверь перестала плясать в петлях, удары снаружи затихли. Затем дерево медленно, с сухим треском, стало прогибаться вовнутрь, словно вся масса наружного мира пыталась прорваться сквозь этот дверной проем. Наконец засов не выдержал и со звоном отскочил в противоположную стену. Дверь распахнулась с глухим стуком, и перед глазами путников предстал настоящий ночной кошмар.

Вместе с зеленоватым предрассветным туманом и порывами косого дождя в комнату ворвалось нечто, размером с медведя, который очертаниями сошел бы за человека. Мокрая и широкая спина была покрыта редкими кусками бледной свалявшейся шерсти, а под темной кожей с отвратительными наростами виднелись узловатые переплетения мышц. Огромные руки издали напоминали человеческие, но при ближайшем рассмотрении кисти и фаланги пальцев более походили на мощные членистоногие конечности паукообразных. Морда сперва казалась гипертрофированным лицом, если бы не застывшее выражение глаз, лишенное разума и осмысленности. Огромные, не прикрытые веками и с отсутствующими напрочь зрачками, эти два белых шара слепо отражали свет от камина и двух вытянутых навстречу горящих головешек. Каких-либо губ или ротового отверстия у существа не было и в помине.

Эйстельд уже знал, что пожаловало к ним из колодца. С подобными тварями ему уже доводилось встречаться. Искаженные лунной пылью, они скрывались в самых глубоких пещерах, и жажда селлестила была для них сродни зову. Многие века назад во времена первых ударов и в последующие столетия таких тварей насчитывалось тысячи. Никто точно не знал, порождали они друг друга или все это были сплошь Искаженные и Измененные, населяющие Элрадан до падения первых метеоров.

Однако уже очень давно никто не встречал Гурллуков. Эйстельд однажды видел, как эти глубинные существа питаются: мощная челюсть расползается в омерзительном оскале, нависая над растерзанными останками, высвобождая мириады изогнутых зубов. Потому, глядя сейчас на эту невообразимую массу мышц и пустые белесые глаза, Эйстельд понимал, что эта схватка может стоить им двоим жизни.

Гелвин тоже понял, с кем они имеют дело. Выбросив вперед левую руку с обугленной, едва горящей деревяшкой, свистнул, отвлекая внимание существа от скитальца. Обезображенная голова резко повернулась на пронзительный звук и тут же отпрянула назад – огонь перед глазами явно мешал бестии. Пытаясь отогнать от себя пламя, чудовище начало размахивать руками, сметая на своем пути разбросанные стулья, словно щепки. Бальтор ожидал подобную реакцию. Сделав быстрый кувырок под локоть, он вонзил свою секиру прямо по центру груди монстра. Гурллук забурлил, точно проснувшийся гейзер. Нижняя челюсть поползла вниз, вслед за извивающимся языком из растущего разрыва на коже вырвался пронзительный визг. Пасть все ширилась, закрывая уже половину страшной морды. Существо отпрянуло к двери, упершись задними ногами в проем. По вздувшимся мышцам скиталец определил, что тварь готовится к прыжку. Не двигаясь с места, Эйстельд решил позволить Искаженному напасть. Риск был огромен, но чудовище было достаточно неповоротливо, и скиталец знал, что успеет ударить, прежде чем его когти достигнут своей цели. Гелвин понял план Эйстельда и нарочито медленно, охая и постанывая, поднимался, припадая на свою секиру, всем своим видом показывая, что серьезно ранен и далеко не уйдет. И тогда Гурллук прыгнул во всю длину тела. Кривые когти были всего в нескольких дюймах от горла охотника, когда в теплом свете старого камина отблеском рассвета сверкнула лунная сталь. Две страшные, скрюченные в последней судороге кисти, отсеченными обрубками взмыли вверх. Искаженный взревел, извиваясь в безумном танце, орошая все вокруг сгустками черной крови. Непредсказуемым могучим ударом изуродованной конечности он задел бальтора. Будто тряпичная кукла, Гелвин, пролетев через всю комнату, угодил в дальний угол, заваленный тряпьем и различным мусором. Эйстельд успел увернуться от удара, на ходу подстраиваясь под ритм и характер хаотичных движений обезумевшей от боли твари. Уйдя от еще нескольких мощных взмахов, скиталец полуоборотом скользнул за спину Гурллука и одним ударом срубил огромную голову, навсегда оборвав невыносимый рев и предсмертную агонию существа.

Громоздкое тело обмякло и медленно распласталось, заняв едва ли не половину комнаты. Черная лужа под ним ширилась, заливая старый настил все больше и больше, грозя дотянуться до разложенных вещей у камина. Скиталец не замечал этого, а все так и стоял с обнаженным мечом и угрюмым видом, оглядывая останки, лежащие неподвижным холмом некогда смертоносного чудовища.

Сдавленные чертыхания вперемешку с крепкой руганью вернули скитальца к действительности. Эйстельд бросился разгребать из-под завала старого друга, но в этом уже не было необходимости – Гелвин выбрался сам. Разминая хрустящие суставы, он с интересом взирал на недавнее поле битвы.

– Ловко же ты его, прямо на стол подавать можно! – восхитился бальтор и покосился на лежащую неподалеку голову. – Вот так экземпляр. Последний, с которым мне пришлось сражаться в темных копальнях Гроденорга, был едва ли на полфута выше меня, и то, бестия была не из легких. В этом же красавце футов восемь, не меньше! Да как такой в дверь прошел-то, не говоря уже о колодце.

Эйстельд, задумчиво обтерев меч, вложил его в ножны. С трудом оторвав взгляд от выпученных и потускневших глаз, он подумал о том, что к неразрешимым загадкам болот прибавилось на одну больше.

Первая серость рассвета вкрадчиво заглядывала сквозь прорехи в крыше. Бледное марево туманного утра и моросящего дождя неторопливо проникало в дом сквозь открытый дверной проем, оседая мелкими каплями воды на окружающих предметах и одежде. Эйстельд вышел наружу и почувствовал, привычный запах близких трясин. Вместе с теплом прогретой хижины стылый ветер уносил прочь и ночные кошмары.

Гелвин вышел следом, молча протянув Эйстельду его собранный мешок и накидку. Оправив свой измятый за ночь плащ, старый охотник с топором за спиной и котомкой на плече готов был встречать новый день.

Решив следовать намеченному за ночь плану, они двинулись вдоль берега, внимательно осматривая каждую брошенную лодку, пытаясь найти из всевозможного сгнившего хлама хоть что-то способное держаться на воде. Селение, оставшееся по правую руку, медленно скрывалось за вырастающими холмами. Поиски уводили все дальше от домов, приближая путников к диким топям и заросшему устью.

Эйстельд остановился – дальнейшее продвижение лежало к востоку вглубь болот, потому не имело смысла. Взглянув через простирающуюся массу сонной воды и плотный туман, он попытался отыскать взглядом очертания крепости. Но пелена привычного дождя и дымки надежно скрывала дальний берег. Уже раздумывая над тем, не вернуться ли в деревню и попробовать из подручного мусора соорудить подобие плота, скиталец услышал оклик Гелвина. Вслед за восклицанием показался и сам бальтор.

– Эйстельд, нам начинает улыбаться удача! – довольно просиял охотник, махнув рукою. – Подойди-ка и взгляни сам, уж очень необычна находка! – и после этих слов снова скрылся из виду.

Скиталец последовал за ним. Раздвинув живую и гибкую ширму стеблей, он увидел склонившегося бальтора у лодки, почти нетронутой гнилью и ржавчиной. Приглядевшись получше, Эйстельд понял, что лодка не была заброшена, о чем свидетельствовали расположенные вдоль бортов тюки и вложенные по бокам весла. Явно подготовленная кем-то для переправы, она дожидалась тут совсем недолго. В тюках они обнаружили запасы походного провианта, сменной одежды и лежанок. Очевидно, что все было подготовлено для небольшого отряда и, особо не мучаясь угрызениями совести, Эйстельд и Гельвин решили воспользоваться подарком судьбы. Не дожидаясь истинных хозяев этих сокровищ, они вытолкали лодку вдоль спуска из примятых камышей.

Достигнув воды, суденышко дружелюбно закачалось. Без лишнего шума друзья погребли к дальнему берегу сквозь туман. Дождь, успевший набить оскомину, понемногу стихал на нет, не забыв промочить одежду и напитать влагой плащи. Гелвин, доверив весла следопыту, решил еще раз пройтись по тюкам, в надежде отыскать пару сухих одеял или накидок.

– Держу пари, что, умыкнув лодку, мы сильно подпортили чужие планы, – хмыкнул старик, внимательно рассматривая узорную монограмму на одной из найденных накидок, – если меня не подводит мой единственный глаз, это не иначе, как походная мантия с эмблемой Магистрата. Изначальный ее забери, что здесь вообще она может делать?!

– Провиант и походное снаряжение из самого Магистрата, значит? – задумчиво проговорил Эйстельд. – Видно, не одного тебя, Гелвин, Магистрат снарядил в дорогу. Судя по качеству этих припасов, уж не своих ли адептов направил к топям разведать ситуацию?

– Не знаю, не знаю, – с сомнением покачал головою бальтор. – Мой поход они оплатили и результатов будут ждать любых. Вернусь – хорошо, а ежели нет, то тут уж либо бежал с присвоенным золотом, что за мной отродясь не водилось, либо болота поглотили старого дурака! Горевать о сгинувшем бальторе и мешочке с монетами никто особо не станет, будут искать других охочих до золота. А вот для чего им рисковать своими воспитанниками? Ты и сам знаешь, как редки сейчас те, кто чуют зов серебряной крови и селлестила.

– И все же, монограмма на найденных вещах говорит о многом. Магистрат явно в этом замешан, только вот каким образом? Все это меня порядком беспокоит.

– Есть еще кое-чего, – нехотя произнес Гелвин. – Эти запасы могли быть украдены или отняты силой у магистров. И то, и другое не сулит ничего хорошего. Я мало знаю таковых, кто бы осмелился встать на пути Магистрата. Мне вот вовсе не улыбается у подножия и без того не самой радужной крепости встретить тех, кто способен Магистрат в дураках оставлять.

Эйстельд глядел на водную гладь не отрываясь. Под хлесткими ударами весел лодка шла довольно проворно, хотя вода казалась густой и желеобразной. Отсутствие волн вокруг лодки наталкивало на мысль, что они и вовсе не движутся, а увязли в бескрайнем центре черной трясины. Наконец, вынырнув из своих мыслей, Эйстельд перевел взгляд на бальтора, который вернулся к осмотру мешков и вещей.

– Гелвин, твои догадки могут оказаться верными, потому на том берегу стоит быть готовым к неожиданным встречам. А пока, раз уж волей случая припасы достались нам, брось-ка мне тот вычурный балахон, может хоть согреюсь немного.

Старик передал скитальцу накидку, которая и послужила предметом для размышлений. Сам же, завернувшись в первую попавшуюся тряпку, занялся пополнением провианта, запихивая найденные припасы (в основном состоящие из лепешек и сушеных полос мяса) в их собственные котомки.

Всматриваясь в сторону ожидаемого берега и не видя ничего, кроме белесой завесы тумана, устилающей темную поверхность воды, следопыт вздрогнул. Подобно лезвию исполинского топора, клочьями разрывая туман, вынырнул необъятный обсидиановый силуэт древней цитадели. Великий Клык полностью оправдывал свое название. Словно почувствовав нутром приближение к главной цели их путешествия, бальтор оторвался от своего занятия, и с молчаливым трепетом взирал в сторону черного монолита крепости.

Точно высеченная из матового кристалла, поднятого из самих недр, крепость имела форму искусственно искаженной многоугольной призмы. У самого верха, где туман был наименее плотным, острые углы впитывали солнечный свет, почти не пропуская его ниже. Те немногие отражения, избежавшие участи быть полностью поглощенными загадочным минералом, позволяли судить о форме и деталях старой крепости. Ярусы и сечения не имели ни конца, ни края, создавая ощущение замкнутости друг в друге. Многогранные очертания производили впечатление конструкции, вырванной из сложнейшего цикла необъяснимых и непостижимых изменений. Словно злой гений, решив создать нечто колоссальное и безупречно точное, в последнем мгновении позволил хаосу завладеть своим творением. Вслед за самой крепостью из тумана показался рваный берег бурого цвета, едва отличимый от поверхности угрюмой воды.

– Почти на месте. – пробормотал Эйстельд, стараясь как можно тише грести веслами. – Судя по солнцу, гостю в этих краях редкому, хоть и желанному, в запасе до сумерек у нас еще пара-тройка часов.