– Прости меня…
– Нет, и не проси…
– Саша…
– Нет. Не проси. Не прощу.
Иногда, я бываю очень вредный…
– Прости меня, я испугалась…
– Не ври…
– Прости меня, я испугалась за Сашку…
– Не ври. Не ври!
Снова – не чокаясь…
– Приревновала. Приревновала?
Опустила лицо…
– Нет.
– Приревновала! Я видел, у тебя всё на лице было… Я видел… К кому?! Дура!!!
– Много ты понимаешь, – тихо, в ответ, – я просто за дочку испугалась…
Налил ещё, выпили. Как-то так, у нас быстро пошло, больше половины бутылки уже нет.
Снова – сидим, молчим. Она смотрит в пол, я смотрю на неё. Красивая, сучка. По-моему, меня начинает разбирать от выпитого. Уже не сдерживаюсь, злюсь…
– Вы, тётки, привыкли к тому, что вам всё легко с рук сходит! Набедокурите! Н-навертите, н-на, такого, что на голову не наденешь! Выверните мужика наизнанку! И тут же, следом – «Прости, милый, я была не права. Ну, что ты сердишься? Поду-умаешь! Что тут такого?! Я ведь извинилась перед тобой. Что ты нос от меня воротишь? Я же ИЗВИНИЛАСЬ!». Самое страшное в этом то, что вы искренни в своём непонимании! Не понимаете того, что своим «ПРОСТИ», уже ничего не изменишь. Ничего не исправишь! Ничего не воротишь! Да и ничем другим – тоже…
Налил, уже себе одному. По-моему, меня уже «несёт», от выпитого, от злости. Матерюсь.
– На хрен-н тебе моё прощение?! Что ты молчишь?! Ты его у дочери проси! Она тебя простит?! А-а-а?! Ты представляешь, что ей пришлось пережить?! Что ты ей устроила?! Ты хоть это себе представляешь?!
Выпили. Наташка «потухла», слушает молча. Смотрит в пол, по щекам – слёзы. Жалко её, дуру, но меня уже «понесло», остановиться не могу…
– Ты была там, с ней? Нет? Не пустили? А зря! Посмотрела бы, как твою дочку распинают. Распинают на вашем, «дамском» кресле. Как её распластали инквизиторы на вашем кресле, как её держат за ноги, держат за руки. Как она кричит, вырываясь. Возможно, даже мамку завёт! А ей… А к ней, к твоему ребёнку, тычется между ног небритый мужлан с наглой ухмылкой на роже и лезет к ней… лезет ей… холодными, блестящими железками…
Наталья взяла бутылку, хотела себе налить, но та была уже пуста. Я залез в холодильник, что-то там у меня оказалось, неполное. Наталья вылила это всё в мою чайную кружку. Медленно выпила, зажевала выпитое кусочком сала и, уронив голову на стол, сползла со стула на пол.
Злость прошла. Склонился над ней. По-моему – спит. Отключилась.
Перетащил её, весьма не эстетичным образом (поднять на руки, уже не было сил), в комнату. Как смог, уложил на диван, который так и не довелось сложить. Раздевать не стал, как есть, накрыл её одеялом, под которым спала Санька. Подсунул под её голову подушку, на которой спала Санька, расправил волосы на лице. Сижу, смотрю на неё – красивая, зараза…
Таким вот образом, дорогие мои, мой старенький диванчик и принял в свои мягкие объятия, двух спящих красавиц. Буквально. С интервалом – чуть более суток.
– Чудны дела твои, Господи! Укрепи сердце моё во искушении!
Смеюсь. Издеваюсь над собой. Издеваюсь… А больше ничего и не остаётся. Только, вот так, сидеть на полу, рядом с диваном и смотреть на неё, поправляя волосы на её лице. Возможно от моего прикосновения, она открыла глаза. Смотрит на меня.
Но так и уснули с ней. Она, лёжа на диване, а я, сидя на полу, у дивана, положив на него только голову. Лицом к лицу…
________________________________________
Заметка №…
Саша ушла жить к бабушке. С матерью жить категорически отказалась. Встретились мы с ней случайно, спустя два, три месяца. На улице, где-то во дворах микрорайона.
Я шёл из магазина, она – шла с подружками, возможно из школы. От неожиданности, остановились с ней оба. Затем она подбежала ко мне, обняла. Почти вжалась в меня вся.
– Простите меня, – шепчет мне на ухо, – простите…
И не отпускает, прижимается ещё крепче. Затем, неловко ткнулась своими губами мне в щёку, и убежала.
И всё. На этом – всё.
Здесь я впервые-то и почувствовал, что жизнь прошла. Что жизнь кончилась. Что всё, что должно быть в ней хорошего – уже прошло. Уже случилось. И ничего больше не будет. А я, так и помру, вскорости, старым и одиноким мудаком.
________________________________________
Перебрал у себя все тумбочки и нашёл ещё кипу разных заметок. И на ЭТУ тему – тоже. Но сил уже нет, и моральных в том числе, перепечатывать их все на компьютер, одним пальцем по клавиатуре. Разве, что – эту. Про то, как мы гуляли с Натальей ночью, по первому снегу. Переделаю её в прошедшее время.
Заметка №…
Было за полночь, но мы не спали. Наталья стояла у окна, смотрела в него. Она часто так делала, станет в темноте у окна и смотрит… Что она там видит? Что всё пытается высмотреть с высоты двенадцатого этажа, в уличной темноте? Разве, что – далёкие фонари, да человекообразных букашек под ними?
– Смотри – снег. – Обернулась ко мне.
Той зимой, снега почти не было. Без снега прошёл Новый Год – у нас так случается. И только ближе к крещению, замело. Я подошёл к ней, стал рядом. Замело сразу, сильно, и большими хлопьями.
– Пошли на улицу, посмотрим. – Это она.
– Можно на балкон выйти. – А это я.
– Нет – пошли.
– А Санька?
– Да она спит, уже давно…
Осторожно прошла к дочке, постояла возле кровати…
– Спит.