По зову Большой Медведицы. Записки полярного инспектора

По количеству за чистиками идут чайки-моевки. Место их скопления и гнездования – южный берег острова. Они живут там скученным шумным базаром. Посмотрев результаты климатических наблюдений на острове, можно смело считать климат на Генриетте ультраполярным. Целый ряд специфических особенностей выделяет остров Генриетты почти из всех метеостанций как западного, так и восточного секторов Арктики. Наиболее характерной особенностью является длительный период низких температур воздуха, доходящих до 40 градусов мороза, как правило, сопровождающихся сильным штормовым ветром, нередко более 30 метров в секунду. Круглосуточный дрейф с разводьями и полыньями создает над морем и островом постоянные туманы.

Позже, просмотрев журналы метеонаблюдений, я обнаружил интересный факт – в июне 1938 года работники станции наблюдали грозу с выпадением града, что является уникальным случаем в Арктике. Жаль, что обнаруженные фотопленки пришли в негодность – время и сырость уничтожили негативы.

Суровый остров Генриетты

В 50-х годах прошлого столетия была еще одна попытка восстановить метеорологические наблюдения на этой полярной станции, но снова неудачно, проводились они недолго. Так что сейчас вокруг острова Генриетты море, одно бескрайнее море и голубой небосвод. Линия горизонта стирается между ними.

Остров, суровый и одновременно очень красивый, не пускает к себе чужаков…

Каменный город на «мамонтовом материке»

Однажды мне привелось высаживаться вместе с группой ученых с научно-экспедиционного судна «Михаил Сомов» на ледяной берег Новосибирских островов. Он был обрывистым, под низким полярным солнцем местами поблескивала матовая стена ископаемого льда. У ее подножия, прикрытого грунтовыми наносами, брали начало ручейки. Вокруг зияли отверстия вымытых морем в ледяном теле пещер. Слышался шум падения подтаявших кусков с нависшего над ледяной стеной земляного карниза.

Кигиляхи

Отвалившиеся от него, поросшие чахлой северной растительностью куски вместе с множеством остатков льда образовывали причудливые фигуры, порой похожие на различных животных и даже на притаившихся в засаде людей. Солнечная радиация, течения, волны, дожди и ветры активно разрушают ледяные берега, чему также способствуют взломанные после зимы льдины, которые, словно огромные плуги, рыхлят около них дно моря. Скорость уничтожения берегов до тридцати и более метров в год, в среднем – пять метров. На острове Большой Ляховский рядом с полярной станцией есть место, которое просто завораживает своим сказочным видом – Каменный город. И город этот – не творение исчезнувшего народа, а вечной природы. И все же город не менее загадочный и волнующий…

Еще издалека, с борта нашего дизель-электрохода ледового класса, пробирающегося сквозь льды, мы увидали низменную землю, в северной части которой виднелись в легкой дымке неровные зубчатые возвышенности.

Полуостров Кигилях. Это якутское название обычно относят не столько к самому полуострову, сколько к гранитным сооружениям на нем, интереснейшим созданиям полярной природы. «Кигиляхи» в переводе на русский язык – значит «каменные люди». Местные охотники верили, что творцами сооружений были «шаманские боги», а не вода и ветер, веками трудившиеся здесь.

В первый же день мы отправились туда на вертолете. Кигиляхи открылись вдруг. Сверху мы увидели выстроившуюся на голой равнине цепь гранитных скал, начало которых уходило в море. Приземлились в двухстах метрах, выбрав более или менее ровное и не заболоченное место. Обтесанные ветром и водой стены, гигантские – метров пятнадцать-двадцать в высоту. Столбы, плиты напоминали древний полуразрушенный город. В этом городе были своеобразные улицы, переулки, тупички, даже площади, сжатые безмолвными холодными стенами.

Внимательно приглядевшись, на стенах можно было заметить какое-то подобие фронтонов, бельведеров, балконов, поддерживаемых колоннадой и искусными завитками капителей… Около «строений» высились столбы, напоминающие изваяния человеческих фигур, подобные памятникам острова Пасхи.

Вход в «Каменный город»

В центре этого сказочного творения природы – что-то напоминающее храм. Через зияющую пробоину заходим в небольшой зал. Над нами небо, с четырех сторон – неровные зубцы стен, сложенные из окатанных гранитных глыб, с источенными водой карнизами и ступеньками. На них – разводы лишайников. Сочится вода, оставляя на стенах ржавые потеки. Рядом с «храмом» – заброшенное кладбище. Ну, как иначе можно назвать эти ряды камней, напоминающих могильные плиты, саркофаги, урны, каменные надгробия с остатками надмогильных скульптур? Все обросло зеленовато-желтыми и черными лишайниками. Казалось, протяни руку, сотри их – и на камне откроются неразгаданные письмена неизвестного народа.

Кругом мертвая тишина, ни звука. Глухо разносятся шаги, да временами слышится, как катится камень, задетый ногой. Мы все, как завороженные рассматривали огромные каменные изваяния.

Вот мужчина и женщина смотрят друг на друга, с легкой руки командира вертолета Игоря Зубарева мы стали называть их «Лужков и Батурина». А ведь и, правда, очень похоже. Вот каменный лев, а чуть дальше сказочный сфинкс.

А чуть поодаль я увидел, то от чего даже суровые лица геологов расплылись в улыбке. Огромное мужское достоинство из гранита метров пятнадцати в высоту. Я тут же придумал легенду, что это символ мужской силы, каждый, кто прикоснется к нему, не потеряет эту силу долгие годы. Надо же было так природе потрудиться.

Ученые взяли пробы, чуть позже определили возраст гранита, около двухсот миллионов лет. Гранит непривычно легко отламывается и крошится прямо в руках. Большой Ляховский и Малый Ляховский – это самые южные из архипелага Новосибирских островов. Первооткрывателем этих земель был Меркурий Вагин. Он побывал здесь в 1711 году. Смелый землепроходец строил обширные планы по изучению неизвестных земель, думал о новых походах. Но его спутники, якутские казаки, которых оторвали от спокойной, сытой жизни, хотели вернуться домой. И они предательски, ночью, убили Вагина и его сына и на много лет скрыли известие об открытии новых земель.

Только через 60 лет, в 1770 году, купец Ляхов вновь находит их, и острова получают его имя. Он первым получил право на добычу мамонтовой кости. Раньше ее было здесь очень много. Тысячами пудов отправлялась в столицу.

Сейчас на острове из жителей только работники полярной станции, да с весны до осени работают артели по добыче бивней мамонта. Кто по лицензии, а кто и на свой страх и риск. При современной технике добраться сюда не так уж и сложно. От мыса Святой нос до острова Большой Ляховский около 100 километров.

Остров уменьшается с каждым годом. Разрушающиеся берега, трещины, которых не перепрыгнуть. Обвалившиеся блоки диаметром в десятки метров загромождают подножия уступов. Картина наводит на мысль о катастрофических явлениях природы, возможно, о землетрясениях. Трудно поверить, что все это сделало беззвучное и постепенное таяние льда под солнечным теплом.

Исчезают не только берега былого «мамонтового материка», но и целые острова, чьи берега сложены лёссом и льдом. В море Лаптевых еще в 1815 году были обнаружены два высоких острова – Васильевский и Семеновский. Оба острова, как говорится в описаниях, состояли из подпочвенного льда (лёсса), покрытого слоем ила, и тундрой. Лед этот у береговой черты был обнажен, поэтому сильно разрушался вследствие таяния.

В 1823 году лейтенант Анжу, проводивший съемки берегов, определил длину острова в четыре мили, а ширину в четверть мили. Северная гидрографическая экспедиция 1912 года измерила Васильевский остров и нашла, что его длина не четыре мили, а всего лишь 4,6 километра. В 1936 году гидрографы острова Васильевский не обнаружили. Термокарст и морские волны «съели» его. Также ранее исчезли острова Диомида, Меркурия, Фигурина.

Байджарахи

Поражают огромные байджарахи, которые как гигантские муравейники возвышаются среди тундры. Геологи мне объяснили, что при таянии линзы льда вспучивается земля, и образуются такие вот «бугорки» в высоту до 4—5 метров. На наших глазах с громким плеском обваливаются то большие, то малые земляные массы, и они, превратившись внизу в густой кисель, похожий на поток лавы, стекают по мерзлой почве в более низкие места и наконец, в море.

Хэбидя Я – «Священная земля»

Когда меня вызвал начальник нашего Северного Управления Гидрометслужбы, то я знал зачем. Речь могла идти только о выполнении задания в заключительном рейсе НЭС «Михаил Сомов». Одним из пунктов задания являлось выполнение полной инспекции на метеостанции им. академика Е. К. Федорова, которая находится на о. Вайгач. Я бывал там не раз, но, то были кратковременные посещения, времени, как всегда было в обрез, все делалось в авральном режиме. А сейчас мне необходимо минимум трое суток для проведения инспекции. С капитаном Юрием Алексеевичем Настеко мы детально обсудили, как мне придется работать, сроки поджимали, отдохнуть на станции не придется. Но погода внесла свои коррективы…

Об истории станции

На острове Вайгач станцию заложили на отлогом северо-восточном берегу небольшой бухты, обращенной в пролив Карские Ворота, мысе Костяном в 1913 году (материалы метеонаблюдений с июля 1914 года). Cтанции на Марре-Саля и Югорском Шаре строились по одному проекту и имели типовую планировку. Пионером организации и постройки этих первых гидрометеорологических радиостанций был наш земляк – арктический гидрограф Сидоров Константин Ефимович. В 1887 году он окончил штурманское отделение Технического училища Морского ведомства. После окончания училища до 1910 года работал на съемке Онежского озера, служил штурманом на военных судах, проводил гидрографические исследования Балтийского моря.

Метеостанция на мысе Костяном

В центре станции находился бетонный жилой дом для сотрудников. Сооружения ставились на грунт. В качестве фундамента использовался асфальт. В первый же год фундаменты заметно просели, стены покрылись паутиной крупных и мелких трещин. Не помогли даже кирпичные контрфорсы, установленные по углам всех построек на острове Вайгач. Уже в 1914 году пришлось командировать сюда бригаду ремонтников.

Выбранное место оказалось не очень удачным: обзор с уровня суши составлял лишь около 80 градусов при радиусе около 10 миль. Поэтому в 1915 году сюда из Архангельска доставили деревянную вышку высотой 11 метров, которую смонтировали на следующий год на вершине холма, что увеличило радиус наблюдений.

Сотрудники находились на радиостанциях круглогодично. Смена персонала производилась в период навигации, длившейся с июля по сентябрь. На острове впервые появился крошечный «островок» цивилизации. Интереснейшие воспоминания о первой зимовке на метеостанции оставил священник Тельвисочного прихода Геннадий Юрьев, первый просветитель вайгачских ненцев. В апреле 1914 года этот православный подвижник вместе с псаломщиком Германом Игумновым в очередной раз выехали на Вайгач для проведения богослужений и просвещения самоедов. В конце мая путешественники по льду переправились через Югорский Шар. Здесь отец Геннадий обнаружил 12 мужчин, 8 женщин и 14 детей – всего 34 ненца, живших в чумах. Он отмечает запустение вайгачских промыслов: «В былое время в бухтах острова собиралось до 16 судов, стояло до 20 изб». Батюшка сумел объехать весь остров, совершал молебны в праздничные дни, вел духовные беседы с ненцами. Отслужил он панихиду на могиле неизвестного священника в Осьминниках, который умер во время зимовки. В июне неутомимый батюшка возвратился в Хабарово, где Герман Игумнов уже начал занятия с самоедскими детишками. Два месяца отец Геннадий и его помощник учили, крестили, венчали, соборовали, отпевали. В сентябре 1914 года батюшка Геннадий снова переправился через Югорский Шар и быстро добрался на северную оконечность острова, где раскинула ажурную стальную мачту Вайгачская станция. Кроме него, зимовали в 1914—1915 гг. на Вайгаче заведующий станцией А. А. Доступов, служители Ф. Я. Принцев и И. А. Полисадов, сторожа Елисеев и Карпов. Персонал станции оказывал ненцам всяческую помощь: Полисадов лечил и делал перевязки, Принцев чинил сломанные ружья, начальник станции всегда гостеприимно встречал приехавших самоедов. Серьезно больных оставляли лечиться на станции. В ноябре открылась домашняя церковь и при ней школа для взрослых и детей. Двух самоедских детишек – Мишу и Ваню поселили для обучения грамоте на станции…

До 1917 года наблюдателей, телеграфистов, инженеров, специалистов по ремонту оборудования и рабочих-строителей, а также продукты, снаряжение, топливо доставляли на станции из Архангельска пароходами «Василий Великий», «Веспасиан» и «Николай II». Опыт первых трех лет работы карских радиостанций предопределил создание в 1915 году новой – на острове Диксон. Эти четыре станции положили конец эпохе» слепого» мореплавания по ледовитым северным морям. В 1917 году их передали в ведение Центрального управления морского транспорта, в 1920-м – в УБЕКО Север (Управление по обеспечению безопасности кораблевождения на Карском море и в устьях сибирских рек), а в 1933-м включили в систему Главного управления Северного морского пути.

По ряду причин, в сентябре 1950 года станция была перенесена на мыс Болванский Нос в 10 км к юго-востоку от первоначального местоположения (Широта – 70° 27» Долгота – 59° 04»). Она стала называться «Мыс Болванский Нос», в июне 1960 года было построен новый служебно-жилой дом. 17 января 1983 года решением Совета Министров РСФСР №18 станции присвоено имя известного полярника, участника дрейфа на полярной станции «Северный полюс-1», академика Евгения Константиновича Федорова. Станцию неоднократно посещали известные люди страны: академик Е. К. Федоров, космонавт Г. Т. Береговой, профессор П. В. Боярский, путешественник В. С. Чуков и другие.

А развалины трех кирпичных строений старой «полярки» и по сей день удивляют непривычной для Арктики основательностью. Высокие потолки, безупречная кирпичная кладка, оцинкованные кованые гвозди, элементы крепления водосливов, оригинальная система печного отопления и оконные рамы, в которых кто-то даже признал итальянский стиль.

На станции

Штормовое утро

Остров Вайгач встретил нас неприветливо, дул южный ветер и его порывы достигали 20 м/с. И, хотя температура воздуха была чуть ниже ноля градусов, было не очень комфортно. Снег только слегка припорошил красивые скалы, а море с разноцветными камешками, лежащими в зеленоватой морской воде, было неспокойно, и волны, разбиваясь о берег, распадались на мириады брызг. Вообще вид, конечно, поражает своим грозным величием.

Как обычно, при посещении труднодоступных станций, после приземления вертолета, первыми меня встретили собаки. Они беспрестанно лаяли и пытались получить свою порцию ласки от вновь прибывших людей на остров. Потом уже к нам подошел начальник станции Исупов Анатолий Владимирович, мы поприветствовали друг друга, и я объяснил ему, что при данном ветре работа вертолета с подвесками невозможна, поэтому топливо и остальной груз будут выгружены позже.

Расслабляться мне не пришлось, сразу стал вникать в документацию, занялся поверкой барометров, все замечания и изменения заносились в техническое дело метеостанции. Кроме начальника на станции работали знакомые мне Николай и Наташа, а также молодой специалист, выпускница Новосибирского училища Ольга. Служебно-жилой дом хоть и построен был более полувека назад, но был в хорошем состоянии. Косметического ремонта требовали только отдельные помещения.

Кроме полярников и четырех собак, третью зимовку на станции без смены проводил здесь любимец всего персонала – кот Федор, которому я сразу приглянулся. Он облюбовал мои колени и частенько лез своей мордочкой ко мне в лицо, требуя, чтобы я его погладил.

Прогнать его, хоть он и изрядно мне мешал, не поднималась рука. Больше всего работники станции обрадовались привезенной картошке: «Наконец-то, а то уже на макароны смотреть не хочется», – делилась сокровенным Наташа, которая совмещала метеонаблюдения с поварской деятельностью. Пока мы с Анатолием Владимировичем занимались документацией, девушки быстро приготовили праздничный обед, который ничем не уступал меню, приличного ресторана. Жареный голец, запеченная треска, «скоросолка» из палии, мясо по-французски, отварная картошечка, свежевыпеченный хлеб, но меня, конечно, в восторг ввели соленые грузди. Когда пишу эти строки, то невольно сглатываю слюнки от тех воспоминаний. Ребята наперебой рассказывали, как они собирали грибы недалеко от станции, похвалились и вареньем из морошки. Наталья подала к столу блины, и варенье пришлось, как нельзя кстати. Недаром морошку еще в давние времена называли «Царь-ягода». Вкус незабываемый.

На следующее утро мы узнали, что НЭС «Михаил Сомов» ушел на юг – на станцию Белый Нос. А там работы было много, не меньше двух суток. Еще один день ударного труда, и моя основная «бумажная» работа была закончена. С Анатолием Владимировичем мы пошли осматривать хозяйство станции. Перво-наперво зашли в дизельную.

Мрачное помещение, наполненное шумом работающего двигателя, выглядело очень солидно, несмотря на то, что там давно не проводился ремонт, ведь именно здесь бьется сердце станции. Кстати говоря, почти любой обитаемый объект в Арктике можно определить издалека именно по звуку работающих дизелей: там, где есть работающий двигатель, там есть жизнь. В дальнем углу стоял токарный станок, сделан еще в начале прошлого века. И вполне в работоспособном состоянии, рядом еще один такой же раритет – сверлильный станок от ручного привода. Рядом со станцией стоит еще трактор «СТЗ» 1936 года выпуска.

Около служебного дома есть баня, которую построили в 2010 году. Сделали добротно, но вот печка уже через два года прогорела, требуется замена, теперь только на следующий год. Погода наладилась, и я обследовал местные окрестности, не забывая, что белых мишек здесь хватает. Начальник станции предложил доехать на «Буране» до небольшого озера, где неплохо ловится голец и палия. Услышав данную информацию, у меня сразу загорелись глаза. Быстренько собрали снасти, взяли с собой термос с чаем и Наташиных блинов, отправились в путь.

На рыбалке

Через двадцать минут мы уже пробурили первые лунки, лед на озере был около 20 см. Я опустил блесну на дно, чуть приподнял, тихонько поигрывая, и тут же ощутил резкий удар. Сделав стремительную подсечку, не давая слабины перебирая леску, быстро вытащил сильную рыбину на лед. Палия была очень красивой, от обыкновенного гольца ее отличает более красочный наряд – буровато-зеленоватая чешуя с золотистым отливом, солнечно-золотыми крапами и просто пылающим брюшком! Еще несколько удачных подсечек и на льду появились гольцы другой раскраски.

Как мне пояснил Владимирович, что в этом озере другой рыбы не ловится. Размерами почти не отличаются, но нерестятся в разное время, палия – намного позднее и икра у нее крупнее. Клев ослабел, мы сменили место и через несколько минут были вознаграждены за свои труды. Рыба без разбора брала на любые блесна, а ведь по размерам озеро меньше километра в длину и метров триста в ширину, лужа просто говоря. Какой же клев здесь на больших озерах? Можно только представить. Очень короток ноябрьский день в Арктике, пора и домой возвращаться. Вытащив напоследок еще парочку рыбин, мы тронулись в обратный путь.