Игра на грани фола

–  Довольно воплей. Встали, вынули пушки. Дипломат не трогать.

Кабинка достигла верхней точки и стала снижаться. Бес и Скрепучий стояли, держась за поручни левыми руками и сжимая в правых пистолеты, машинально направленные друг на друга. Снизу на них с удивлением уставилась группа поддержки, недоумевая, что могли не поделить эти два остолопа, находясь на задании.

Кабинка спустилась уже на высоту не более десяти метров.

–  Ну, орлята, пора на взлет, – раздалось из рации, – прыгайте! Считаю до трех!

–  Мразь! Мы же разобьемся, – кричал Бес, забираясь тем не менее на борт кабинки.

–  Ты еще скажи, что у тебя дети-сиротки останутся. Раз!

– Я тебя гада эту твою пукалку сожрать заставлю. Я твою задницу на шашлыки в «Арагви» сдам, – скрипел в дикой злобе Скрепучий, но тоже поднялся на бортик и с ужасом посмотрел вниз.

–  Счет сокращаю в ответ на хамское поведение. Ваше время истекло. Прыгайте немедленно сами и целиком или сейчас рванут вверх и в стороны отдельные фрагменты ваших тупых скелетов, да так рванут, что родственникам в гроб положить будет нечего для похорон. Прыгайте или я бужу мину.

Бес полетел вниз, а вслед за ним шагнул с бортика в воздух и Скрепучий. До земли в этот момент было около семи метров. Скрепучий упал на полную грудастую даму, спружинил на ее солидном животе, как на батуте, и сразу вскочил на ноги.

Бесу повезло меньше. Он рухнул прямо на асфальт, и судя по его диким воплям, получил несколько переломов. Минутой позже взвыл от резкой боли и Скрепучий, это вцепилась ему в ногу приземистая такса, с которой накануне высадки с чертово колеса воздушного десанта. мирно гуляла пострадавшая.

Находившиеся в толпе боевики прикрытия, сбитые с толку непонятными дикими маневрами своих коллег, кинулись к месту их приземления, вокруг которого образовалось плотное кольцо любопытных.

В это время кабинка с аварийной табличкой достигла зоны посадки. В нее вскочил молодой стройный мужчина в черном спортивном костюме. Он подхватил дипломат и портмоне с ключами и скрылся в потоке людей по направлению к выходу. Двое преследователей включились в погоню не раньше, чем минут через десять. Точнее, это была уже не погоня, а бестолковая беготня за фантомом, ведь они даже не знали, кого искать, он ушел незамеченным, пока они разбирались, что стряслось с Бесом и Скрепучим. Единственной приметой был дипломат. Сначала они отобрали портфель у прыщавого студента, но в нем оказались конспекты и какие-то распечатки. Затем жертвой их нападения стал дистрибьютор фирмы «Семена», который потом долго собирал разноцветные пакетики на проезжей части. Но обладатель третьего похожего дипломата в ответ на попытки ознакомиться с его содержимым открыл огонь. По всей видимости, это был представитель правоохранительных органов, а может коллега нападавших по характеру трудовой деятельности. Фактор неожиданности лишил копченовских братков всех шансов. Один остался лежать на заплеванном тротуаре, с удивлением уставившись стеклянными глазами в пенистую вату плывущих над ним облаков. А другой, зажав рукой огромную царапину в боку, прочерченную пулей, задевшей его по касательной, бежал к месту стоянки синего джипа, на котором четверка здоровых и самоуверенных парней подкатила полчаса тому назад к парку.

Глава 7

Он устало брёл по указанному адресу, ориентируясь на мрачные очертания домов и витрины магазинов. Основным источником дискомфорта был холод, хотелось эмбрионально скукожиться и согреться. Стемнело. Он окончательно продрог, к тому же мучительно хотелось есть. Ему поручили установить жучок в тачку клиента. Как объяснил Блокнот, подопечный приторговывал наркотой с нарушением корпоративных правил, сбивал цену, переманивал клиентов. Его решили сдать, а поскольку местом заключения сделок часто оказывался его автомобиль, надо было срочно повесить в нем уши.

Он задержался у группы коммерческих киосков, расположившихся на автобусной остановке рядом с нужным домом. Купил батон и пакет молока. Смазливой блондиночке в молочном ларьке пожелал: «Хорошего тебе мужа и десять человек детей!»– что называется от всей души. Устроившись на скамейку в сквере, он отломил от батона добрую половину и приступил к дефлорации молочного пакета. Прилежно работая челюстями Валерий Гнусенко, рядовая шестерка группировки Толченого, напряженно сканировал уставшими глазами средний подъезд престижного восьмиэтажного дома. Здесь обитали новые хозяева жизни, сколотившие огромные капиталы в условиях экономического беспредела современной России. Квартиры были 6-7 комнатные, двухэтажные. На верхнем этаже располагались супер роскошные, фешенебельные квартиры – пентхаусы с садом на крыше дома, с выложенным плиткой «итальянским двориком» и мраморным бассейном.

Когда-то Валера был толковым электронщиком в вычислительном центре одного из академических ВУЗов. У него были светлая голова и золотые руки. Он мог поставить на ноги любую импортную технику: от плеера до компьютера. В конце восьмидесятых эти чудеса технического прогресса обретались исключительно в среде партийного и творческого бомонда, а также среди оборотистых нарушителей социалистической законности в экономической сфере. Забугорная техника конечно своими качеством и надежностью потрясала советских граждан, живших в условиях тотальной халтуры, когда только что купленную отечественную технику можно было напрямую везти ремонтировать в гарантийную мастерскую, даже не заезжая домой. Однако и эти «Сони», «Шарпы» и «Грудинги» тоже иногда ломались и Валера имел широкую клиентуру среди влиятельных и состоятельных граждан. Это обеспечивало ему солидный приработок, которого хватало на все: алкоголь, шмотки, девочек и даже на туристические поездки в страны социалистического лагеря. Хватало, пока Валера не пристрастился к наркотикам. Он втягивался очень быстро и, начав с банальной анаши, вскоре уже освоил амфетамин, героин и марихуану. Через полгода он попал в полную зависимость от наркотиков и уже не владел собой без постоянных инъекций. На добывание денег, которых не хватало на марафет, пришлось заняться перепродажей дефицита. Но денежная проблема не рассасывалась, и часто утро начиналось с мучительных попыток найти деньги на очередную дозу. Однажды Валера чинил японский видак у Тетрадкина, которого обслуживал при необходимости уже несколько лет.

Олег обратил внимание на его заторможенность и стеклянный взгляд, что наводило на мысли о пристрастии Валерия к наркотикам. Откуда было Валере знать, что солидный государственный чиновник, к каковым он без колебаний относил Тетрадкина, промышлял сбытом методона, кроме того любил сажать на наркотики членов состоятельных семей для получения возможности выбивания денег. Впрочем, поскольку Валера в текущем положении не представлял для Тетрадкина коммерческого интереса, никаких коварных планов относительно вербовки Гнусенко путем благотворительной раздачи дорогостоящих наркотиков у него не родилось. Совсем наоборот, без труда разговорив Валеру, Блокнот стал искренне сочувствовать ему и убеждать прекратить разрушение собственного организма.

–  Любое явление непобедимо, пока с ним не борются, – проникновенно говорил он.

–  Вы правы, Олег Осипович. Надо взять себя в руки. Мне уже по три куба в день не хватает. Мозги не варят, постоянные запоры, член не стоит. Все, хватит! Наизнанку вывернусь, а брошу, а то так и загнуться не долго.

–  Не требуйте от себя невозможного. Чудес не бывает. Любые наркотики, в отличии от сигарет и алкоголя, встраиваются в биохимические процессы на уровне нервных рецепторов, и человек превращается в тупое орудие добывания этого зелья. Ты уже не можешь себе приказать ничего противоречащее основной цели: добыть и забыться. Ты не контролируешь свое поведение. Бросить наркотики самостоятельно не может никто. На это требуется длительное лечение и квалифицированная помощь специалистов, которая порой оказывается запоздалой, – наставлял Тетрадкин, проявляя глубокое знание вопроса.

–  Не пугайте, Олег Осипович! Неужели, это конец?

Они долго разговаривали, а на следующий день Валера оказался по протекции Тетрадкина в престижной клинике, из которой вышел через два месяца в полном порядке, переполненный чувством искренней благодарности к вытавщему его из трясины покровителю. Впрочем, Олег Осипович сам не замедлил намекнуть Валерию о своей благотворительности и еще раз подтвердил абсолютную истину, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Таким образом, у Толченого появился ценный наводчик по кличке Гнус, регулярно поставлявший планы квартир, достойных быть очищенными от излишней роскоши. Кроме того, при необходимости Блокнот использовал и профессиональные навыки Валерия для установки подслушивающих устройств и миниатюрных видеокамер. В последние годы импортная электроника практически повсеместно заменила отечественную, появились солидные фирмы, квалифицированно осуществляющие любой ремонт любой аппаратуры, и потребность в услугах одиночки-надомника постепенно отпала, а вместе с ней исчезла возможность оказывать мафии хорошо оплачиваемые разведывательные услуги. Теперь Гнус привлекался для осуществления чисто технических процедур.

Гнус покончил с батоном и допил молоко, внимательно огляделся и, увидев появившийся на парковке пятисотый мерседес, цвета металлик двинулся к нему. Его снабдили ключами, неизвестно каким образом раздобытыми боевиками Блокнота. Гнус отключил звуковую сигнализацию и открыл дверь автомобиля. Он устроился на месте водителя и начал встраивать жучок под обшивку салона прямо над ветровым стеклом. Он уже завершал свою ювелирную работу, когда раздался оглушительный взрыв, и полыхнуло пламя.

Глава 8

Она ехала по вечернему городу. Новенький «Фольксваген» четко и послушно выполнял скоростные маневры, мягко тормозил, бесшумно и плавно трогался после вынужденных стоянок перед светофорами. Казалось, что сияющий темно-синий красавец лез из своей металлической кожи, чтобы заслужить одобрение и полное доверие своей хозяйки, привлекательная внешность которой так удачно гармонировала с броским изяществом автомобиля. Вечерние огни большого города мерцали и вспыхивали, как угли в камине. В салоне звучал грустный старый шлягер Джо Доссена, которого сменил Стас Михайлов своим суперхитом «Ну вот и все». Людмила поморщилась, проговорила самой себе, улыбнувшись, «Ну тебя к черту, еще накаркаешь» и стала крутить ручку настройки в поисках другой программы. Медленная, тягучая как жевательная резинка, нейтральная мелодия, основным лейтмотивом которой являлись прерывистые хлопки, ассоциируемые с падением огромных капель размером с яйцо страуса на поверхность вязкой жидкости, ее устроила больше.

На заднем сидении лежали шампанское и фрукты. На ней было черное шелковое платье, с глубоким вырезом на спине. Она представила, как они будут двигаться в медленном танце в мерцающем коктейле полумрака и свечей, по округлым бокам которых будут катиться восковые слезы умиления при виде свершившихся грез. О боже, как хочется романтики в этом расчетливом холодном циничном мире, где все имеет условную цену в условных единицах. За высокий достаток последних лет приходилось расплачиваться постоянным страхом, потерять работу. После кризиса к этим страхам добавилась неизвестная ранее нерегулярность выплат и даже снижение размеров получаемых сумм. А тут еще специфика ее работы, эффективность которой не поддавалась точной оценки. В этой ситуации у руководства всегда существовал соблазн свалить снижение объемов оборота на пассивность и беззубость рекламы. И приходилось все время прыгать выше головы, доказывая недоверчивым нуворишам справедливость крылатых слов: «Реклама – двигатель торговли». Ее выручало чувство врожденной основательности. Не имея специального образования, а где его было взять в стране Советов, она, несмотря на первые успехи в рекламном бизнесе, не стала самоуверенно полагать, что лучшие профессионалы – это любители. Скрупулезному изучению подвергалась практически вся доступная литература по выбранной специальности. Все это требовало много времени и волевых усилий, но она никогда не был мотыльком, давно усвоив, что легкое отношение к жизни делает ее тяжелой. Зато сейчас она могла себя считать полноценным профессионалом, что-то научилась делать быстро и точно, но все равно основная часть работы заключалась в творческом поиске, продолжавшемся постоянно и за пределами рабочего дня и за стенами офиса. Жизнь не давала расслабиться, не успевала она взять один барьер, как перед ней возникало еще десять.

Постоянное нервное напряжение, почти хронический эмоциональный стресс болезненно обостряли стремление к покою и стабильности. Копить усталость вредно, необходим принудительный отдых, однако это плохо получалось. Ну, теперь, кажется, личная жизнь налаживается. Ее переполняло последнее время хмельное счастье быть желанной и любимой. Она жалела только об одном, надо было найти его раньше, ведь Денису тоже было плохо без нее, теперь она это знала. Он не ждет ее сегодня, это будет для него сюрприз. Она вернулась на день раньше из командировки и сейчас увидит его. А потом будет волшебный мерцающий свет свечей, атмосфера тайны и романтики, нежные руки и сладкие слова.

Она проехала ряд коммерческих палаток и, свернув под арку, въехала во двор. Предчувствие беды родилось при виде толпившихся людей и росло, как снежный ком по мере того, как «Фольксваген» приближался к знакомому подъезду. Там дымилась груда железа, возле которой суетились несколько людей в милицейской форме. Двое в белых халатах грузили в санитарную машину черный спальник для вечного сна.

Людмила выскочила из «Фольксвагена» и рванулась вперед. Понять, чем был этот металлический хаос полчаса назад, было очень трудно. Автомобиль был изуродован довольно сильно, сначала взрывом и пожаром, а затем автогеном, когда резали корпус, чтобы извлечь обезображенный труп. Людмила не могла бы с уверенностью сказать, что при жизни этот обугленный остов был мерседесом. Определить цвет кузова в наступивших сумерках было невозможно, тем более, что милиционеры закончили осмотр, выключили фонари и направились к своей машине. Она стояла, как парализованная, не силах заставить себя сдвинуться с места. Слабая надежда боролась с черным отчаянием.

«Да мало кого могли взорвать в этом элитном доме. С чего ты взяла, что это Денискин мерс?» – уговаривала она себя. Надо подняться к нему в квартиру, где он ее ждет здоровый, красивый, желанный. Она должна подняться, но не решалась, а вдруг в квартире никого. Где его искать тогда, в офисе, у знакомых или в черном мешке, который пронесли мимо.

Ее знобило от холода и нервного напряжения. Стройная, с тугими удлиненными линиями тела, изящная, как высокий бокал для коктейля, женщина в черном вечернем платье, обняв свои белые плечи, стояла, покачиваясь в трансе, среди нескольких зевак, еще оставшихся на месте трагедии. Наконец она двинулась в сторону подъезда мимо исковерканной машины. «Сейчас, сейчас все будет хорошо. Он дома. Дениска, ты же дома, хороший мой» – лихорадочно метались мысли. Вдруг она зацепила ногой что-то, тонкая металлическая планка перевернулась с дребезгом несколько раз и легла прямо перед ней. В темноте белел сорванный с бампера автомобильный номер. Она нагнулась и подняла погнутую планку, черные слезы, прочертив черные дорожки от накрашенных глаз по неярким румянам, падали на знакомые цифры.

Глава 9

Подполковник Главного штаба Воздушно-десантных войск Владимир Тряпин с трудом, давясь, заканчивал свой завтрак. Аппетит отсутствовал, во рту помойка, глаза слипались. Детей и жены дома уже не было. Сын в институте, дочь в школе, жена тоже в школе, только в другой, у нее сегодня первые два урока в седьмом классе. Она преподает литературу и считает свою работу непосильной каторгой. Всегда недовольна, разбита, утомлена. Его работу в штабе представляет себе исключительно как перекладывание бумаг из одной кучи в другую и бесконечные пьянки. Эх, если бы его служба соответствовала представлениям жены. На самом деле это была сплошная нервотрепка, спровоцированная хамством вышестоящих и непроходимой тупостью и ленью подчиненных. Все нужно было сделать еще вчера. Весь рабочий день уходил на борьбу со временем, ни о каком удовлетворении не могло быть и речи. Зато усталость к вечеру свинцовая. Он не мог новости по телеку до конца досмотреть, засыпал.

Что касается возлияний то, конечно, застолья на службе были не редкостью, но ведь они есть в любой гражданской организации. Юбилей, убытие в отпуск, банкеты для проверяющих, красные дни календаря. Да где у нас не пьют, сплоченно и организованно, под руководством непосредственных начальников. Правда, у них имеет место своя специфика: присвоение воинских званий, награждение орденами и медалями, да и комиссии так и прут, иногда работают по несколько одновременно. Сейчас одна проверяет службу войск, а другая наличие у офицеров конспектов по общественно-государственной подготовке. А кто их сейчас пишет эти конспекты, вот и приходиться поить проверяющего до тех пор, пока он не признает напрочь отсутствующую в отделе работу по изучению наследия классиков марксизма-ленинизма полностью соответствующей требованиям Главного политического управления Министерства обороны. А в целом никакие это не пьянки, это производственные совещания или разбор полетов проводимые в неформальной обстановке. Но жена не понимала этого и вчера закатила скандал, спать пришлось в коридоре на раскладушке, и с утра побаливали и голова, и тело.

Боже, как она на него вчера кричала, даже желала ему преждевременной кончины. Владимир спокойно отмалчивался. Если бы он всё принимал близко к сердцу, то уже давно бегал бы по стенкам психушки. Он знал, что не стоит вступать в пререкания с разгневанной женщиной, в минуты раздражения она слышит только себя. Если она не законченная эгоистка, то через некоторое время сама пойдет на дипломатические контакты и уступки, поскольку будет чувствовать себя виноватой. Отступить вовремя, это значит победить.

Владимир натянул джинсы, вельветовую рубашку, теплую пуховую куртку, подхватил объемистый дипломат и вышел на лестничную клетку.

Во время Московской олимпиады коммунисты, не желая показывать многочисленным гостям столицы милитаристическую сущность советского государства, приказали офицерам многочисленных штабов, академий и других центральных военных учреждений перемещаться в первопрестольной только в гражданской форме одежды. С тех пор подавляющее большинство столичных офицеров хранило форму в своих рабочих кабинетах и облачались в нее только в служебное время.

Настроение было отвратительное и не только с похмелья. Уже было почти очевидно, что МВФ кредитов правительству Ельцина давать не собирается, а это значило, что хрупкое счастье ежемесячного получения зарплаты, пусть и обесцененной кризисом в несколько раз, уже закончилось. В ближайшее время, месяца три как минимум, платить вообще не будут. Как раньше все было четко и ясно. Он обладал престижной профессией, офицер получал больше любого госслужащего. Он стремился расти по служебной лестнице – это давало существенную прибавку к доходам, и он был уверен в своей старости – пенсия военного равнялась пенсии партийной номенклатуры.

По дороге к метро к нему прицепился какой-то баптист или «зеленый» и стал стыдить его: «Зачем купил куртку, набитую пухом и перьями покойных птиц. Покайся, иди в храм – единственно чистое место среди скверны и грязи мира».

Через час он вошел в свой обычный неухоженный казенный кабинет. Владимир устроился в своем мягком кресле и начал напряженно соображать, за что браться в первую очередь из кучи срочных, горящих и тлеющих дел, руководствуясь простым и эффективным критерием: «Туши огонь, который под ногами». Надсадно гудел стартер лампы дневного освещения. Тянуло в сон, Владимир начал клевал носом, да так энергично, что рисковал остаться без жизненно важного органа, расплющив его о заваленный бумагами стол.

Из тяжелой дремы его вырвало противное дребезжание внутреннего телефона. Процесс творческого втягивания в суровую повседневную действительность пришлось прервать на начальной стадии, его приглашали на совещание к начальнику управления полковнику Стульчакову.

В приемной командира секретарша Галина Леопольдовна, страшная, как смерть на рассвете, подвергла Владимира дотошному фейс–контролю. Галина пыталась заигрывать с большой группой офицеров, в том числе и с Тряпиным, хотя по возрасту, наверняка, она уже не смогла бы заинтересовать даже Бальзака. Владимир судорожно пытался прикинуть возможные ответы на возможные вопросы шефа. На диване скучали еще несколько сослуживцев, вызванных полковником. Галина время от времени пыталась отыскать в бардаке, который она сама же создала на своем столе, необходимую бумагу. Владимир чувствовал себя неуютно под прицелом ее глаз. Наконец их пригласили в большой, размером с трехкомнатную хрущевку, кабинет начальника. Шеф пожал руку каждому, лениво приподнимая зад от кресла. Стасик Курехин, начальник строевого отдела, с напускной заинтересованностью спросил:

–  Как отдохнули, Борис Егорович?

–  Рыбачил до первой зорьки и скажу, не хвалясь, не только коты довольны уловом остались.

На этом шеф посчитал неофициальную часть исчерпанной и предложил всем садиться. Совещание было посвящено выполнению поступившей вчера оперативке. Необходимо было за три дня подготовить кучу материалов в доклад Министра Обороны Государственной Думе.

Шеф не терпел, когда его подчиненные отвлекались во время совещаний. Причем пробудить его подозрения в недостаточном пиетете слушателей могли и свободная вальяжная поза, и перекладывание подготовленных к докладу бумаг, и безобидные манипуляции с авторучками. Поэтому, когда он говорил, приходилось сидеть по стойке "Смирно", безмолвно и неподвижно, как пугало на кукурузном поле, жадно есть его глазами, часто кивать головой в знак горячего одобрения услышанного.

Общение с полковником всегда стоило Владимиру огромного нервного напряжения. По его глубокому убеждению, Стульчаков был энергетическим вампиром, после контактов с ним хотелось написать рапорт на увольнение, напиться или утопиться. Однажды он обхамил даже тряпинскую тещу за то, что ее зятя в воскресенье не оказалось дома именно в тот момент, когда тот срочно понадобился для решения насущных проблем обороноспособности страны.

Совещание шло своим чередом. Выслушав короткие доклады по текущему состоянию дел полковник навесил всем присутствовавшим ярлыки некомпетентности разной степени тяжести. А подполковник Булкин был даже обвинен в том, что продался американцам.

Давно выработавшая свой ресурс система командной связи разваливалась. Средства на ее модернизацию, наконец, были выделены, и за них вели борьбу несколько китов обнищавшего военно-промышленного комплекса. Владимир пытался понять, чьи интересы в этой сваре будет отстаивать шеф для того, чтобы в дальнейшем избегать неправильных ходов не теми фигурами.

Вступительная часть совещания была завершена, и Стульчаков приступил к изложению своего взгляда на подготовку горящих документов. Все присутствовавшие ловили и записывали каждое слово стульчаковского монолога, развивавшегося по спирали и периодически проходящего через одни и те же ключевые точки, но каждый раз на новом более высоком уровне творческого экстаза, в который погружался полковник по мере уяснения путей решения поставленной задачи.