Мужество быть собой

А. Р. – Потом ребенок начинает видеть! Что родители делают? Они говорят: «Так, не смотри, иди в свою комнату, нечего тебе тут делать». (ред. завязывает шарфом глаза). Как тебе? (ред. обращается к участнице игры).

С. – Золотое детство.

А.Р. – И последнее. Последнее, что они ему говорят (ред. просит приподнять руки): «Не чувствуй». Родители запрещают ребенку чувствовать. (ред. завязывает шарфом грудь).

С. – В смысле плакать?

А. Р. – Плакать, переживать, выражать свою боль. Они говорят:

«Перестань плакать! Прекрати это нытье. Ты уже достал своим ревом!» И к 14 годам вот такой примерно складывается портрет. (ред. показывает другим участникам на завязанного шарфами участника в круге).

С. – Богатый внутренний мир.

А. Р. – У ребенка в таком состоянии, с наложенными на него запретами, скованного в движении, возникает огромное количество фантазий: «Как я буду жить без этих родителей вообще!?»

А теперь я покажу вам, как понять, какая у «ребенка», стоящего сейчас в круге, проблема по жизни.

С. – Еще и проблема?

А. Р. – Сейчас нужно снять самую неудобную повязку. Какая у тебя самая неудобная повязка из шести? Попробуй почувствовать. Некоторым детям, кстати, так удобно жить: не слышу, не вижу, не чувствую.

С. – У меня липнут глаза и давит на грудь. А. Р. – Снимаем эти две повязки. Да. Грудь. С. – Хотя я на груди не чувствую, она меня… А. Р. – Напрягает?

С. – Напрягает.

А. Р. – Теперь какая из оставшихся четырех мешает больше всего? С. – На ногах.

А. Р. – На ногах. Снимаем с ног. Отпускаем. Из оставшихся трех? С. – На голове, вот эта – на ушах.

А. Р. – На ушах.

С. – Я на самом деле говорю, как будто у меня эта… А. Р. – Тоже, да? Снимаем со рта…

С. – На руках останется.

А. Р. – Проблема человека вот – связанные руки.

С. – Я что-то торопилась с груди снять. Я о ней думала много, и она меня беспокоила.

А. Р. – Скорее всего, она сказала: «Я ее не чувствую». Можно на груди оставить. Можно проверить – вернуть повязку на грудь.

С. – Когда надели, мне стало грустно-грустно. Я поэтому и беспокоилась…

А. Р. – Ну вот, собственно, эти две проблемы у человека и существуют: запрет на выражение чувств и делание чего-то, создание чего-то, на контакт с миром. Такая диагностика.

Теперь немного про безопасность и эмоциональную связь. Сейчас существует столько всяких теорий и заблуждений одновременно относительно того, как обращаться с детьми до года. Как следствие, возникают крайности в поведении и отношениях между мамой и ребенком. Одна – если брать ребенка на руки, то избалуешь его. Другая – нужно везде и всегда брать ребенка на руки, делать все по первому его требованию.

Давайте разберемся, что изначально означает плач ребенка. Проводили исследования плача детей и выяснилось, что так ребенок просит:

«Мама, помоги!» То есть ребенок, который не может другим способом выразить дискомфорт, делает это через плач. И мама всегда должна откликнуться на этот зов. Если ребенок плачет, значит, что-то не так, нужно искать причину. Некоторые мамы откликаются, а некоторые говорят: «Достал!» Некоторые взрослые еще говорят: «Ну что ты его берешь? Он избалуется! Будет все время плакать, а ты будешь его все время брать». Это уже первые признаки депривации.

На самом деле, плачущего ребенка нужно взять на руки, понять, почему он плачет, успокоить, какое-то время подержать, а потом снова положить, если необходимо своими делами заняться. Не зря же сейчас придумали слинг, чтобы ребенок все время чувствовал телесный контакт с мамой и то, насколько ей спокойно. Она делает свои дела, а на груди или за спиной у нее «висит» ребенок. Для ребенка до года очень важен этот телесный контакт.

В возрасте до года сколько ребенку нужно, столько он непрерывно и должен находиться телесно с мамой. Вот сколько он просит, столько ему и надо дать. Почему? Потому что в этот момент, в период младенчества, мама и ребенок находятся в слиянии. Они еще не разделяются, потому что ребенок кормится грудью. Почему папе сложно вставать к ребенку ночью? Потому что у папы другой запах, и у него нет груди. Он успокаивает ребенка качанием, то есть за счет скорости изменения «гирокомпасов» у ребенка.

Еще один витающий в воздухе страх по поводу воспитания детей до года – это страх того, что ребенок будет манипулировать родителями, если они «пойдут на поводу» у его потребностей и выполнят все по первому требованию.

«

В ВОЗРАСТЕ ДО ГОДА СКОЛЬКО РЕБЕНКУ НУЖНО, СТОЛЬКО ОН НЕПРЕРЫВНО И ДОЛЖЕН НАХОДИТЬСЯ ТЕЛЕСНО

С МАМОЙ

»

На самом же деле, важно понимать, что манипуляция – это ложь, грубо говоря, одна из форм лжи. Скорее всего, между мамой и ребенком сложились «лживые» отношения изначально, если, когда ребенок плачет, мама не идет, а когда не плачет – идет. Ребенок понимает, что его любят больше «неплачущим», и тогда он перестает сообщать о своих трудностях. Но когда он вырастает, он уже чувствует, что близости с мамой у него нет. Он еще зависит от нее, потому что маленький и беспомощный в каких-то вопросах, но близости и тяги к маме у него уже нет. Любовь безусловная в это время уходит на второй план в отношениях. Ребенок почувствовал, что его любят тогда, когда он не выражает своих чувств и не требует помощи, находясь в дискомфортном состоянии или положении.

Конфликт начинает нарастать уже в это время. Когда ребенок маленький, конфликт не так заметен, он никак не проявляется. Но через какое-то время у мамы, которая не брала плачущего ребенка на руки, боясь его «избаловать», возникает чувство, что она недодала ребенку любви, у нее возникает вина. Вот тогда и начинаются манипуляции. Тогда ребенок начинает мамой управлять, потому что он будет все время давить на ее чувство вины, на то, что она «недодала» ему внимания и любви в детстве. Конечно, ребенок не будет чего-то говорить, потому что он всех моментов не помнит, но его тело и чувства помнят, что тогда (в детстве) мама не была ему близка на телесном и эмоциональном уровне. И он будет делать так, чтобы мама все время чувствовала себя виноватой для того, чтобы управлять ею.

Когда ребенок станет более сильным, а родитель более слабым, что он сделает? Он отомстит родителю за то, что в детстве, когда он был беспомощным, ему не помогли, и этот детский конфликт неосознанно перенесется через огромное количество времени. Один из вариантов мести – это изоляция: слышать не хочу, чувствовать не хочу, переживать за родителя тоже не хочу. Поведение, такое красочное, активное, эгоистичное, становится формой компенсации.

После первого года жизни ребенка, когда завершается процесс полного слияния младенца с матерью, естественно, должно начаться отделение. У ребенка должны появляться свои границы, то есть свои потребности и попытки что-то сделать, а мама должна больше уходить в собственную социальную жизнь. Этот процесс отделения тоже не происходит мгновенно.

За первый год жизни ребенка могло много событий произойти, в том числе связанных с болезнью мамы, с болезнью ребенка, с конфликтом с папой и т. д. Ребенок за это время мог стать фигурой, которая помогает что-то регулировать, например, отношения родителей. Через ребенка мама может от чего-то отказаться или что-то, наоборот, дополнительно получить. И не все мамы готовы сразу «отложить» ребенка и начать отделяться. Некоторые еще хотят «попользоваться». Главное, чтобы это пользование не затянулось надолго. Постепенно ребенка необходимо готовить к самостоятельной жизни – учить ложку держать, а не кормить с ложечки. Нужно давать ему больше свободы, позволять что-то делать для себя, какие-то действия производить. Нужно наблюдать, чтобы он своевременно развивался – в смысле, показывать и покупать игры, которые ему нужны по возрасту, обеспечивать соответствующее развитие. И ничего лишнего точно не нужно, потому что в этот период закладываются первые страхи ребенка, когда мама начинает отдаляться. Если она резко это делает, ребенок начинает вдруг бояться темноты или оставаться один в комнате. Это очередной фактор появления страхов у детей. Все процессы отдаления матери от ребенка должны проходить естественно.

Бывают разные истории рождения детей. Например, может быть неизвестно, чем женщина руководствовалась при решении о рождении ребенка – возможно, ей показалось, что пора рожать, потому что возраст уже подошел, а может, она выгоду какую-то хотела получить, например, мужчина видным показался, появилось ощущение, что с ним можно что-то создать. Она начала планы строить и не обязательно чувственного характера, а подумала, что способна решить часть своих проблем за счет этого мужчины, особенно если она ему понравилась. В таком случае женщина могла предпринять какие-то действия, чтобы их союз образовался, ребенок родился. В какой-то момент оба, и мужчина, и женщина, которая уже стала матерью, понимают, что тот период сближения был другого плана, другого характера, и их союз не может сохраниться. Начинают возникать конфликты, и один из пары уходит. «Достается» в этой ситуации всегда тому, с кем остался ребенок. Того, кто ушел, ребенок меньше видит, меньше с ним конфликтует, он меньше проблем создает, не воспитывает. Он отсутствует. Потом он появляется и, как правило, кажется таким хорошим, таким замечательным. А вот тот родитель, который находился рядом, уже не такой хороший и замечательный, потому что он всегда был, контролировал, чего-то требовал. В то же время он делал так, чтобы и ему удобно было, часть эгоистичности какой-то всегда присутствовала в его жизни с ребенком.

Очень часто, на самом деле, в ситуациях, когда ребенка воспитывает «брошенный» родитель, наблюдается манипулирование ребенка и родителя друг другом. То есть они, по большому счету, друг другу врут. Родитель – ребенку, а ребенок – родителю. И каждый из них при этом испытывает определенное чувство вины, его совесть неспокойна. Мама винит себя за свою историю, потому что о том, как она родила ребенка, с которым осталась одна, она знает все подробно. Причем она знает это на эмоционально-биологическом уровне, а ребенок знает историю своего рождения с ее слов, ему могут чего-то недоговаривать. А недоговаривать женщина может о том, что они с отцом ребенка не могут

«встретиться» из-за чувства вины. Совесть все время напоминает им обоим об их истории встречи, она не дает им сделать шаг навстречу любви. Поэтому, когда мужчина уходит или даже раньше, женщина может начать думать, что ребенок ей очень мешает. А ребенок это чувствует, но сказать маме открыто, что ему жаль, что он ей мешал, ему страшно и больно, потому что он берет часть вины за несложившуюся мамину жизнь на себя. Ребенок понимает, что его наличие неким образом помешало маме принять какое-то решение – уйти от отца или остаться с ним.

Конфликты и тревога за будущее все равно делают свое дело. Женщина думает о том, с чем она останется, с каким доходом. Будет ли она в безопасности? Что ей скажут теперь родители? Они же ее о чем-то предупреждали, наверное, а она все это проигнорировала и родила ребенка. И ребенок теперь ей мешает, а сказать ему, признаться в том, что он в тот момент оказался лишним, ей, будучи мамой, стыдно.

Мама все время добивается от ребенка того, чтобы он признал, как ей было тяжело, когда она его родила и растила, особенно когда папа ушел. Она хочет за это получить компенсацию. А ребенок не понимает, какую компенсацию он должен дать матери, потому что он же не просил ее рожать себя. Не просил, а жизнь получил. Ему тоже надо признать для себя, что его рождение, с одной стороны, это дар (он получил жизнь). С другой же стороны, своим появлением на свет он сильно вмешался в возможности родителя и что-то нарушил в его жизни. Если ребенок не соглашается с этим фактом своего рождения, с обстоятельствами, с доходами и возможностями мамы, а говорит ей: «Ты же сама! Я не просил меня рожать», ей будет больно это слышать, потому что родитель, как бы там ни было, дал ребенку самое ценное – жизнь. С другой стороны, родителю стыдно признаться, что на самом деле ребенок действительно не просил его рожать, и что этот выбор родитель сделал сам. Отсюда вытекают манипуляции в поведении, в отношениях, потому что в них нет тепла и принятия, а все время есть лишь претензии: «Ты не так сделал, не так позвонил, не то сказал, не так посмотрел». И этот процесс бесконечный.

Единственный способ его уравновесить для ребенка – прийти со склоненной головой к родителю (маме или папе) и сказать: «Мне жаль, что я тебе мешал. Я ничего не могу исправить. А за жизнь я тебе очень благодарен. За то, что я живу, я готов тебе поклониться. За то, что ты родил(а) меня даже в той сложной для тебя жизненной ситуации». После этих слов эмоционально вина уходит и открывается любовь. Отношения между ребенком и матерью, ребенком и отцом или ребенком и обоими родителями начнут постепенно восстанавливаться. Бывает, что сразу раз – и обнялись. А бывает, требуется время и еще какое-то признание. Ребенок должен «поклониться» родителям за полученную жизнь.

Если он никак не соглашается этого сделать, тогда он все время протестует против того, что получил. А родитель, в свою очередь, продолжает требовать компенсации: «Дай мне, и все. Потому что ты мне должен. Я тебя родил, я тебя вырастил, дай. Мне было трудно. Я бы мог прожить по-другому, если бы тебя не было». И это то, что называется манипуляцией.

Есть еще один нюанс в ситуации, когда родитель слишком холодно ведет себя по отношению к ребенку. Нельзя всегда все списывать на второго партнера, типа, это из-за него (нее) или потому что он (она) ушел (ушла). Здесь есть важный системный аспект, связанный с тем, какое детство пережил в свое время родитель. Обычно родители устраивают своему ребенку такое же детство, какое было у них самих. Если взрослого человека в детстве оставили, то, будучи родителем, он сделает все, чтобы оставить своего ребенка. Неважно где – в больнице, у бабушки, в детском саду. Если родитель не решил свою детскую травматичную ситуацию, то он устроит своему ребенку то же самое, что было у него.

Второй вариант – когда родители дают задания детям: «Сделай то», «Сделай это», и ребенок не может им отказать. Меня часто спрашивают, должны ли дети участвовать в домашних делах, и я всегда отвечаю, что если бы дети знали, что их рожают для того, чтобы они ходили в магазин, мыли полы, посуду и убирались дома, то они бы точно никогда не согласились появиться. Потому что на самом деле все это взрослые обязанности. Ребенок может вообще ничего этого не делать. Родитель должен все делать сам. Тогда меня спрашивают: «А как же он научится? Я-то научился, потому что меня…» А теперь вспоминаем самое начало моего рассказа, про импринтинг. Ребенок увидел! Он запомнил! Ему этого достаточно! Когда у него возникнет необходимость помыть посуду, в первый раз он это сделает коряво, во второй раз сделает лучше, в третий раз получится совсем хорошо. А если он так и не научится, то купит себе посудомоечную машину и так решит вопрос мытья посуды для себя одним разом.

Все возражения, которые сейчас у вас возникли в голове при чтении этих строк – это опять он, страх родителя! «Если ребенка не научить, то он никогда не будет делать».

Другая ситуация – ленивый ребенок. Почему ребенок ленится? Ленивый ребенок – это разочарованный ребенок. Если его будут каждый день заставлять мыть посуду, он разочаруется, потому что посчитает, что родился только для того, чтобы мыть посуду для родителей. Тогда он будет злиться, обижаться и лениться. Родитель будет его заставлять, а он будет все время «нагло» забывать что-то сделать. Когда у ребенка с родителем конфликт, он точно не хочет ему помогать. Здесь нужно смотреть на то, как родитель обращался с ребенком в возрасте до 5 лет. Когда взрослый мыл посуду, давал ли он ребенку подойти и попробовать помыть, когда тот об этом просил? Некоторые дети в 3–5 лет забираются на кухню и начинают мыть чашки, тарелки, а мамы им говорят: «Уйди отсюда! Воды налил!» А потом уже подросшему ребенку они предлагают: «Иди сюда, мой посуду» и удивляются, когда он реагирует так: «Иди, мама, на фиг. Я помню детскую историю, когда я тебе предлагал помочь. Не хочу я мыть посуду. Сейчас получу по башке за то, что помыл не так, мокро стало везде, тряпку не так выжал, тарелки не так положил». Ребенок говорит себе: «Да я лучше получу за то, что не помыл посуду, чем за то, что неправильно ее помыл. Мне лучше узнать, что я ленивый, чем узнать, что я неспособный». Потому что, если человек ленивый, – это просто вина, а вот если он неспособный – это уже стыдно.

«Я же вижу, как мама моет – тоже не очень хорошо, – думает ребенок. – Со мной не сравнить. Я бы помыл лучше, но помогать не буду». Такой внутренний диалог – это уже обида. Если родитель хочет, чтобы ребенок из обиды пришел и сказал: «Давай я тебе помогу» – это как минимум странно. Из обиды никто не придет и не попросит никогда. Не то что ребенок – даже взрослый сознательно не скажет: «Слушай, давай я тебе чем-нибудь помогу». Обиженные взрослые будут жить по разным комнатам, каждый будет мыть только свою тарелку, свою чашку и ходить только для себя в магазин.