Как я стал предателем

– И что ты решил? Попрощаешься с аппаратом?

– Нет, в далёкий сад мне пока рано. Он удочку забросил, но не знаю, на меня или нет. Я думаю, тебе надо с ним порыбачить.

– Человек ищет где глубже, а рыба ест Гору. Решай сам. Но не откажусь.

– Заметано. Поплыли!

Этот код родился стихийно, в выпускном классе средней школы. Сейчас уже трудно представить, насколько не только легендарен, но и популярен был тогда «Аквариум». Про него писали на стенах даже в Камифурано. И писали достаточно часто, чтобы настенный рейтинг вмело конкурировал с «ГрОб» и «Punks not dead». Нам в тринадцать лет было ужасно интересно, что скрывается за этой надписью.

Как раз переиздали раннего Гребенщикова, времён «Искушения святого Аквариума». Мы слушали его целыми днями, угадывая в шипении и акустических переборах те семена, которые потом расцветут безумно прекрасным садом.

Это прошло. Сейчас я могу слушать только «Треугольник», а за последними альбомами не следил. Недавно переслушал «День Серебра» и удивился – это же прошлый век.

Наш шифр пророс оттуда, из неведомой древности семидесятых годов. Он соединял идеи «Жёлтой подводной лодки» и «Графа Диффузора» и казался очень сильным оружием против Синих Жадин. Слова не имели определённого значения, а общий смысл угадывался намёками.

И вот прошло почти десять лет, «Жёлтую подводную лодку» увидели все, кому это было надо, и наш шифр по-прежнему жив. Ура?

Я так увлёкся воспоминаниями, что спохватился только в последний момент.. Я же самое главное спросить забыл.

Снова накрутил Москаля-Ямамото.

– Напомни, пожалуйста, номер корейца.

– Которого корейца?

– Ненастоящего, разумеется.

Он пошуршал бумажками и продиктовал. Цифры были мне совершенн незнакомы. Может, номер поменял. А может, я ему ни разу в жизни до этго не звонил.

Но, что удивительно, голос он узнал сразу.

– О, товарищ Шубин! Приветствую! Вы очень вовремя – у нас сегодня собрание! Будем обсуждать…

– Расскажешь, как приду. Вы всё там же?

– Да, разумеется. Но ячейка растёт…

Я повесил трубку и вернулся к столу. Они что-то обсуждали по-английски, но при моём появлении тут же умолкли.

– Так что там с Гришей,– спросила Арина.

– Умер он. Это я уже сказал,– я снял куртку с вешалки и подумал, что сейчас всё равно слишком жарко, чтобы её надевать.

– Он тоже на Башне работал?

– Я не знаю, где он работал. Знаю, что умер. И мне этого достаточно. Пойдёмте, господа.

– Куда?– осведомился Эшенди.

– Смотреть на гражданское общество.

– Нам надеть маски?

– Не нужно. За пять минут дойдём. Тут недалеко.

Мы пошли тёмными улицами. Нужный дом нашёлся удивительно быстро.

Дверь подъезда обзавелась кодовым звонком. Я набрал пятнадцатую квартиру и меня впустило без малейших вопросов.

Краем глаза заметил, как Эшенди что-то проверил в кармане. Это он правильно.

Наконец, вот знакомая дверь. Она совершенно не изменилась, только покрашена.

Я позвонил. Дверь распахнулась. На пороге стоял подсохший, но совсем не изменившийся Павлик – коротко стриженный, взбудораженный, в заново пошитом по росту френче как у Ким Ир Сена.

За его спиной, в четырёхкомнатной квартире – дым коромыслом. Какие-то тощие личности сидели на диванах над полной пепельницей и пустой коробкой из-под торта и спорили с обилием корейских терминов. Среди них было даже два местных японских студента.

– Товарищ Шубин!– крикнул Павлик.– Вы как раз вовремя! Заходите, заходите. Вы должны помочь нам в разгроме этой оппозиции. Смотрите сами, они ставят сонбун вперёд чучхе! Ну разве так можно, а? Товарищ Шубин, не прячьте глаза! Вы ведь один здесь меня понимаете и полностью со мной согласны!

К похвалам от людей вроде Павлика я отношусь с подозрением. Правильно, если они тебя ругают. Когда Павлик начинает хвалить, проверь – ты делаешь что-то не то…

– Простите, что это?– спросил Эшенди, оглядываясь вокруг,– Кто все эти люди.

– Ростки гражданского общества, которые вы ищите. Вот на этом диване – Общество Солидарности с Северной Кореей. А на соседнем – Чучхейское Общество Солидарности с Северной Кореей. У них полным ходом партийная дискуссия. Разоблачают ревизионизмы друг друга.

– А…– Эшенди обернулся ещё раз,– А где же корейцы?

– В Северной Корее, разумеется. Разве можно оставить страну процветующего чучхе ради холодного острова бывших оккупантов, где нет кимчхи и правит ревизионист? Ни один разумный кореец не пойдёт на такое. Одним словом, оставляю вас на активистов. У них, кстати, есть отличные фотографии из Пхеньяна.

И в тот же момент выскочил за дверь и скатился по лестнице. Во дворе бросился бегом в боковую арку, по маршруту, который Эшенди знать не мог. Сделал два поворота, заскочил в трамвай и внимательно присмотрелся.

Хвоста вроде не было.

Так я во второй раз стал предателем.

6. Павлик Морозов жив

2 августа 1992 года

Японская Социалистическая Республика (Хоккайдо)

Центр острова, зона А возле Объекта 104

А каким было моё первое предательство?

О, сейчас расскажу.

Первое настоящее предательство – оно как первый экзамен, первый поцелуй, первый нетрудовой заработок.