– Айкидо.
– Что? – не понял ушибленный.
– Айкидо, говорю. Не дзюдо, а айкидо.
– Один хрен… – подал голос однорукий.
– Не скажи… своего противника надо знать. А не переть на него, выпучив глазёнки, как баран на бронепоезд, – назидательно произнёс Охотник, – А что, пистолетиком тоже помахать пришлось? И всё зря?
– Нечисто там что-то. Я бы его уложил, но меня табуреткой стукнуло! – пожаловался парень в чалме.
– Стукнул? – уточнил Охотник.
– Нет, именно стукнулО! Она прилетела из кухни… сама! И – меня в лоб. А потом ничего не помню.
– Сама прилетела, говоришь? А маленьких зелёных человечков с рожками ты там не заметил? Или парочки летающих тарелок? – голос Охотника становился всё холоднее. Чувствовалось, что ему стоит огромных усилий сдерживать гнев.
– Я правду говорю, шеф! – обиделся «доктор» и показал на однорукого, – Вон, хоть у него спросите!
– Всё точно! Табуретка сама летала, Светин её не трогал! – подтвердил загипсованный.
– Хватит! – Охотник в сердцах громыхнул кулаком в дверь. – О летающих табуретках мы поговорим как-нибудь потом! А пока – молчать и слушать новое задание! И чтобы без отсебятины на этот раз! Иначе… – он понизил голос до шёпота, – иначе летающие табуретки покажутся вам райскими птичками.
– Вопрос можно? – подала голос жертва табуретки.
– Можно. Но короче.
– Почему бы девчонке самой не доставить дока к зеркалу? Он, вроде бы, на неё запал. Оглушила бы или вколола чего.… Или просто бы заманила под благовидным предлогом…
– Ага, известно каким! – цинично хохотнул однорукий.
Охотник досадливо поморщился:
– А подняться мыслями чуть повыше пояса не пробовали? Впрочем, где уж вам… ладно, объясняю: дражайшая Клара Артуровна – наши глаза и уши. Наша «пятая колонна»… или и это надо объяснять? Нет? Чудненько. Так вот, когда вы облажаетесь в очередной раз, а в том, что вы облажаетесь, я почти не сомневаюсь; и милейший доктор Светин вновь скроется в неизвестном направлении, кто, по-вашему, сообщит нам, где его искать и что он собирается предпринять? А? Не слышу ответа. То-то же. А вот если Кларочка сейчас раскроется, предприняв неудачную попытку остановить нашего доктора, то отлавливать его потом на просторах России и Греции будет весьма затруднительно… Так что, горе-вояки, придётся вам самим потрудиться. Да вы не бойтесь, – усмехнулся Охотник, увидев поскучневшие лица своих подопечных, – Меняем тактику. Вступать в прямой контакт с Пал Палычем вам не придётся. Пока не придётся. Так что у вас будет некоторое время для зализывания ран. Сейчас цель – только печать. Вряд ли док до отъезда будет таскать её с собой: со слов покойного грека, она каменная и, видимо, тяжёлая.
– И где её искать? У Палыча дома? – поинтересовался однорукий.
– Дома, на работе, где угодно. Напрягите фантазию. Вполне возможно, нам поможет в поисках Кларочка… но пока – ищите сами! – Охотник прищурился, – И ещё: если вдруг контакта с доктором избежать не удастся, запомните – не убивать! Он нам нужен живым. По крайней мере, пока. Всё ясно?
«Врачи» закивали головами.
– Вот и славно. А я пока свяжусь с нашими друзьями в Афинах. В конце концов, зачем нам ждать, пока карту найдёт Светин, верно? – с этими словами Охотник отодвинул в сторону дверь и выпрыгнул в июльскую жару.
19 июля, Нероград, городской сквер,
14—30.
Расставшись с Кларочкой, я набрал номер Петровича. Тот долго не отвечал. Минуты через три, наконец, я услышал крайне заспанный и недовольный Ванькин голос:
– Алё!
– Петрович, не спишь? – ехидно поинтересовался я.
– Теперь уже нет! А ты чего звонишь в такую рань? – Петрович издал долгий смачный зевок, – Случилось что?
– Случилось. Ты в отпуске давно не был?
– Год. А что?
– Появилась чудная возможность весело отдохнуть. С приключениями. У тебя загранпаспорт есть?
– Есть. А… – Петрович, видимо, проснулся и начал проявлять признаки мозговой активности, – Это никак с Антониди не связано?
– Попал в яблочко. Поиграем в Индиану Джонса?
– Значит, всё-таки, не бредил старик, а?
– Ты даже представить себе не можешь, до какой степени не бредил! Я к тебе заеду сейчас? – для приличия спросил я Ваньку.
– Заезжай. У меня пиво есть! – похвастался он и отключился.
19 июля, Нероград, квартира Петровича, 15—20.
Обещанное пиво как-то быстро закончилось. Видимо, оттого, что Петрович, увлечённо слушая мой рассказ, нервно сосал банку за банкой, практически не отрываясь. Прикончив последнюю, он озадаченно повертел её в пальцах, с надеждой перевернул, потряс… и с тяжёлым вдохом смял в комок.
– В-общем, надо ехать! – подвёл я итог своему повествованию и воззрился на задумчивого полуголого Петровича. Разумеется, я рассказал ему лишь то, что услышал от Димаса, благоразумно умолчав о Хруле, Ульях и прочей мистике. Не время пока…
– Интересная историйка получается… А печать у тебя? – поинтересовался он.
Я кивнул и снял шнурок с шеи. Камень увесисто стукнул о столешницу. Ванька наклонился поближе и протянул руку…
– Осторожно! Обжечь может, – предупредил его я.
Коллега покосился на меня и бережно ткнул печать пальцем. Ничего не произошло. Петрович опять приложил палец к древнему камню и подождал. Лицо его расплылось в улыбке:
– Тёплая! И в самом деле, тёплая! – осмелев, он сгрёб печать всей пятернёй и принялся внимательно рассматривать.
– Пульсацию чувствуешь? Или это мне кажется? – полюбопытствовал я.
– Чувствую. Нет, не кажется. Точно, пульсирует! – Петрович играл с печатью, как ребёнок с любимой погремушкой. Я невольно взревновал:
– Ладно, позабавился, и будет! Так что, поедешь с нами?
– С нами?! – удивился мой приятель, – С кем это, с вами?
– А я разве не сказал? – в свою очередь удивился я, – Кларочка тоже едет!
Петрович весело присвистнул и от души хлопнул меня по спине. Я ткнулся носом в стол.
– Ну, Палыч, ты даёшь! Совращаешь малолетних? Впрочем, завидую: такая фемина! – он мечтательно закатил глаза.