Anamnesis mali. История беды

Кларочка послушалась. Она цепко обхватила меня руками и ногами, прижавшись всем телом. Стало чуть легче: ненамного, но всё-таки…

Поглядев вниз, я с тоской увидел, как подо мной синеет многострадальный Ромин: Кларочку унесло и качать «гармошку» стало некому. Потерпи, бедняга, должно же это когда-то закончиться!

Да только вот не кончалось. Наоборот, ветер усиливался, буквально высасывая всё из коридора и нашего сомнительного убежища. Новый порыв – и, даже не успев удивиться, я понял, что лечу. Вместе с Кларочкой!

Нас вынесло в коридор, с размаху больно ударило о противоположную стену, протащило несколько метров по ней – и всосало в жадно распахнутую дверь палаты. Всё это – в какие-то мгновения. Я даже испугаться не успел.

Зато успел зацепиться рукой за дверной косяк. И теперь мы болтались на ветру уже в палате. Всего в нескольких метрах от зияющего окна, за которым буйствовал смерч.

– Пашка, отпусти меня! – прокричала Кларочка, – Двоим не удержаться!

– Чёрта с два! Держись! – проскрипел я сквозь зубы, цепляясь одной рукой за косяк, другой – за Кларочкин ворот. Героиня, тоже мне… «Брось меня, комиссар!»

Злость неожиданно придала мне сил. Я посильнее сжал пальцы: кажется мне, или на самом деле напор ветра уменьшился?

Не показалось. Через мгновение мы с Кларочкой с высоты полутора метров грохнулись на пол. В палате внезапно воцарилась звенящая тишина.

– Что это?! – потирая ушибленный бок, простонала девушка.

– Смерч дальше ушёл, – объяснил я, не вполне веря, что всё закончилось.

После воя ветра тишина стояла такая, что я поневоле поковырял мизинцем в ухе, пытаясь достать оттуда несуществующую вату.

– Ты цела? – я принялся ощупывать Кларочку. Слава Богу, кажется, с ней всё в порядке.

– Да всё нормально! – отмахнулась она, улыбнувшись. И тут же посерьёзнела, – Ромин!

Мы вскочили и выбежали в коридор. В простенке, послужившем нам укрытием, была заметна какая-то возня.

– Палыч, Клара?! Живые?! А мы-то уж думали! – Петрович широко улыбался, сидя на койке у Ромина и качая «гармошку».

– Не дождётесь! – буркнул я и окинул взглядом личный состав, – Все целы?

– Все! Унесло только вас. Кстати, как вам спастись удалось? – поинтересовался Ванька.

– Моё ноу-хау. Потом как-нибудь напишу монографию: «Пять возможностей выжить в торнадо или Цепкие пальцы виртуоза», – съёрничал я, – Петрович, хватит болтать, покатили больных обратно в отделение. Подозреваю, что сейчас реанимация будет пользоваться повышенным спросом.

– Это точно, – вздохнул приятель.

И мы поехали обратно.

    15 июня, Нероград, отделение кардиореанимации, 14—05.

Отделение сильно смахивало на непокорённый Сталинград. Маленький такой. Под ногами неприятно хрустело битое стекло, практически всё оборудование, видимо, улетело в разбитые окна. Осталась лишь парочка «вентиляторов», да ещё наши «тревожные чемоданчики» каким-то чудом удержались на своих законных местах в коридоре.

– Опупеть! Хиросима просто… Чем работать-то? – озадаченно спросил Петрович.

Эхо заметалось в опустевших палатах и вылетело в окно.

– Ладно, разберёмся. Надо для начала вентиляторы проверить. Не будем же мы до скончания века ручками «гармошки» качать! – вздохнул я и направился к ближайшему агрегату.

К счастью, оба оставшихся аппарата работали. Быстренько подключив их к нашим бездыханным клиентам, мы с коллегами отправились изучать обстановку. Она была безрадостной: все три палаты по правой стороне оказались вылизанными смерчем практически начисто: даже битое стекло, которого в коридоре на полу было полным-полно, здесь почти не встречалось.

Зато в ординаторской нас ожидало чудо. Потому что иначе то, что мы увидели, войдя внутрь, не назовёшь. Минуты три, не меньше, мы стояли на пороге с открытыми ртами, не решаясь поверить своим глазам.

Здесь ничего не изменилось! То есть – совсем ничего! С того самого момента, как мы с Петровичем пулями вылетели отсюда, подстёгиваемые тревожным звонком. Будто и не было страшного вихря, высосавшего содержимое всей больницы в целом и нашего отделения в частности.

Даже история болезни, которую я оставил на столе, так и осталась лежать открытой на той же странице.

– Эт-то к-как? – от изумления Петрович начал заикаться.

– А я знаю? – исчерпывающе ответил я и на всякий случай протёр глаза.

Картина не изменилась: наша ординаторская по-прежнему являла собой очаг мира и спокойствия в царящей вокруг разрухе. Будто перенесённая сюда из какого-то другого измерения, в котором недавнего торнадо не было и в помине.

Михалыч прошёл к окну и осторожно потрогал стекло:

– Целое! Надо же! Аномалия какая-то…

Громко заверещал местный телефон. Мы вздрогнули, стряхивая наваждение. Я снял трубку:

– Реанимация.

– Палыч, ты? Живой? Как у вас там, наверху? Здесь у нас штаб чрезвычайной ситуации образовался, оцениваем обстановку. Доложи потери! – голос доктора Симакина из приёмного отделения был непривычно взволнованным. Да и немудрено.

– Потерь нет, все живы. На время бедствия эвакуировались в кардиологию, теперь вернулись. Оборудование почти всё сдуло. В наличии остались лишь два рабочих ИВЛ, оба заняты. Наборы для экстренной помощи целы, так что боеспособность реанимационной бригады сохранена. Что по больнице?

– Хреново по больнице. Большие потери: есть погибшие, ещё больше – пропали без вести. Унесло, то есть. Раненых полно, по большей части лёгкие. Порезы, ушибы. Но пока ещё не всю информацию собрали, так что всё возможно… – грустно сообщил Симакин.

– Реанимация нужна кому-нибудь? Зовите, если что, хирурги ведь зашьются сейчас.

– Пока справляются. Думаю, минут через десять пойдёт веселье: из города начнут раненые поступать. Вот тогда и для вас работа найдётся.

– Связь с городом есть? Как смерч прошёл? Разрушения большие?

– Внешние телефоны не работают. Сотовые тоже. Только радиосвязь со «Скорой». Говорят, торнадо прошёлся по самому центру, много разрушений и жертв. Кстати, всё ещё продолжается. Вам что там, наверху, не видно?

Забыв, что коллега меня не видит, я покачал головой:

– У нас окна на другую сторону.

– Так зайдите в «десятку», – посоветовал Симакин и отключился.

И в самом деле! У нас же ещё есть десятая палата: так называемая «люксовая». Потому что одноместная. И её окна глядят в аккурат на город!

– Михалыч, оставайся здесь, будешь дежурным по телефону: в приёмном покое ожидается массовое поступление пострадавших, – скомандовал я и направился к выходу, – Петрович, пошли со мной.

Мы пересекли коридорчик и ворвались в «десятку». Первым делом я поглядел в окно: в пустой раме, словно в телевизоре, хорошо был виден удаляющийся смерч. Теперь он судорожно плясал посреди города.